Ловушки продолжали отстреливаться, на фронтальном дисплее Мэри Джейн быстро менялись цифры их остатка: 38, 36, 34 — а за хвостом истребителя расцветали ослепительно яркие гроздья света, яркие даже на солнце.

Вспышка — Санберн в ангаре рассматривает новенький F/A-18E, который должен был войти в авиагруппу «Рональда Рейгана», но уже никогда не войдет, потому что «Рональд Рейган» с большей частью экипажа лежит на дне невдалеке от берегов Аляски; уже через несколько часов под кабиной истребителя появится надпись «Мэри Джейн».

Вспышка — и тоже ангар, но теперь в лицо Санберну смотрит холодный блеск семи дул Слишком Мертвого, а если отвести взгляд, то встретишься со спокойными, внимательными глазами Скайларк.

Вспышка — и мягкий удар по шасси: Мэри Джейн впервые прикасается к взлетно-посадочной полосе Бастиона, а Санберн именно с этого момента и станет тем, кем остается и поныне: наемником-истребителем, хладнокровным, циничным, удачливым, разве что немного уставшим от этой идиотской жизни, которая никогда не дает тебе заниматься тем, чем действительно бы хотелось.

Вспышка — и снова Мэри Джейн, но теперь где-то позади, за ее крыльями прячется Слишком Мертвый, беспомощный, беззащитный перед внезапной угрозой с воздуха, но сейчас этой угрозы не будет: Санберн с Мэри Джейн сделают все, что в их силах — и все у них, конечно же, получится.

Вспышка — и снова Скайларк; чуть закусив губы, она выгибается, как кошка, подставляя грудь под поцелуи Санберна.

Вспышка — Мэри Джейн, ангар, замена двигателей, прикосновение к металлу, вот тогда.

Вспышка следовала за вспышкой, картины стремительно менялись, появлялись и исчезали, и наконец, осталась только одна, та самая, объединяющая все, дающая ответы на все вопросы, стоит лишь правильно ее понять: темно-синее звездное аравийское небо, неярко светящаяся вечная пустыня и черный силуэт истребителя — впереди, правее и выше.

И Санберн успел вновь увидеть, ощутить, прикоснуться к этому мгновению.

А потом на его машину обрушился страшный удар, такой, что ремни чуть не сломали плечи.

А-10 заходил на полосу с сильным креном; у всех замерло сердце, когда штурмовик ударился о бетон левым шасси с такой силой, что, подпрыгнув, чуть не опрокинулся. Опустившись, он ударился вновь, уже двумя шасси и тоже очень сильно: было заметно, как при этом ударе взмахнули законцовки его крыльев. Потом он побежал по полосе, но неровно и выкатился на грунт, поднимая тучи пыли, развернулся и замер. Пилот сидел в кабине неподвижно, не поднимая фонарь и когда к самолету сбежались люди, то долго не могли открыть кабину, потому что борт под ней был разворочен зенитными снарядами.

А потом все стали медленно расходиться. Несколько человек обтирали руки, потому что вся кабина изнутри была залита кровью. Кто-то дал отмашку подбегающим медикам — можете не торопиться.

Санберн запомнил свое последнее прикосновение к Мэри Джейн — к двум желто-черным скобам по бокам кресла, сквозь ткань перчаток. Он сжал скобы крепко, словно обнимал на прощание, хотел что-нибудь сказать, но слов не было и не было времени их искать. Тогда он резко рванул эти скобы вперед и вверх.

И Мэри Джейн сделала для него последнее, что могла сделать: раздался грохот, Санберн почувствовал, как по щитку шлема ударил яростный поток воздуха, а потом несколько секунд не видел ничего.

Он увидел ее, уже когда раскачивался под куполом. Мэри Джейн падала в плоском штопоре — и у Санберна сжалось сердце от того, как же страшно ее изуродовало: от всего хвостового оперения остался лишь правый, покореженный стабилизатор; там, где раньше были сопла двигателей, полыхало керосиновое пламя. Но хуже всего было смотреть на пустую кабину со сброшенным фонарем.

Они были рядом друг с другом и очень близко к земле, но Мэри Джейн опускалась быстрее. Санберн закрыл глаза, потому что не мог смотреть.

Но даже сквозь зажмуренные веки он увидел мягкий оранжевый свет, а потом парашют чуть покачнуло теплой, ласковой волной воздуха. И больше Мэри Джейн уже не было.

Набрав семикилометровую высоту, «Фантомы» Феррета выровнялись, держа курс на юго-восток. Феррет глянул на приборы — да, все в порядке — и задумался о том, что ему пришлось увидеть в этот день.

Конечно, самой хорошей новостью был гонорар. Выплачен полностью, и такой, что операция оказалась прибыльной для всех. С учетом израсходованных боеприпасов и компенсаций убитым.

Убитые... Мисс Эринджер убили, конечно. Надо полагать, убили сразу, как только над островом раскрылись первые парашюты. Но это же надо было такое сделать — убить ее из дробовика, вставив в вагину. Твари. И непонятно зачем. У капитана Мидоуза с принципами и чувством справедливости все в порядке: когда комплекс был захвачен и капитан увидел, что с ней сделали, то приказал расстрелять всех пленных — не стал разбираться, кто именно ее так. И совершенно правильно поступил. Потому что, как бы получше сказать, из-за таких перед марсианами неудобно.

Вот тебе и экстремальная журналистика. Хорошо, что мистер Эринджер о такой детали не узнал.

Но, как и предполагалось, операция зачтена, как успешная. В прибыли оказались все. И с учетом потерянных машин. Даже для этого Санберна. Даже для Санберна...

Феррет повторил себе еще раз, что не разбирается в воздушных боях и судить о произошедшем не может. И все же. Почти что двукратное превосходство над противником — и при этом такие безумные потери. Особенно отличился этот чертов «Фланкер», который появился в последний момент. Мало того, что застал врасплох самого Санберна, так еще и на встречной атаке сумел сбить один из самолетов второго звена, идущих на помощь. Причем именно тот, где был командир Санберна, этот Рэйзорбэк; тот погиб мгновенно — ракета чуть ли не врезалась прямо в кабину. Он и еще одного чуть не сбил, выстрелил, но все же не попал — а потом его и самого буквально утыкали ракетами. Именно так: уже после того, как «Фланкер» взрывом уже развалило надвое, в каждый из этих обломков попало по ракете. Н-да.

Не нужно было разделяться на два звена? Нет, нет, нельзя об этом судить, тогда мы не знали того, что знаем сейчас. Решение как решение, не хуже и не лучше прочих.

А вот сам Санберн в этом бою выступил очень даже неплохо, хоть и попался в конце. Боец-одиночка. Такой одиночка, что может даже и не совсем комми, кто его разберет, в конце концов. В любом случае, жаль, что его сбили. Уж очень он свой самолет любил. И потом, потери потерями, но свою задачу он выполнил — мы работали спокойно, никто не прилетел нас убивать.

И подругу его тоже жалко. Феррет насмотрелся на такие истории и знал, что здесь все было серьезно. Всегда ищешь себе какой-то островок, точку опоры, что ли. Если находишь, становишься гораздо сильнее. Но уж если эту точку опоры выбьют из-под ног...

Самое странное, что человек мертвый, а его самолет даже не очень и пострадал. Вполне подлежит ремонту. Считалось, что тридцатимиллиметровый снаряд не может пробить бронирование кабины А-10, но вот этот пробил. И ведь не убил ее сразу, она сумела посадить самолет, кому сказать — не поверят.

И что теперь будет с Санберном? Рэйзорбэк погиб — значит, Санберн теперь командир. Командир разгромленной группы. И лежит в госпитале, состояние серьезное — плохо катапультировался, еще хуже приземлился. С другой стороны, что значит «хуже» — приземлился на уже захваченный остров, прямо к своим, потому и жив остался. Но неизвестно, будет ли летать вообще. Жаль, если не будет. Интересно, что он будет делать с этим А-10 — продаст или отремонтирует. Или отремонтирует, а потом продаст.

И на этом размышления Феррета о том, что было, закончились.

Сейчас пунктом назначения его группы была авиабаза Эль-Харж. Через два дня намечалась новая операция: удар по одному нефтяному прииску в Иране. Феррет даже не был точно уверен, кто заказчик. Главное, что прииск был плотно прикрыт наземной ПВО, настолько плотно, что без его группы не обойдешься. Сейчас — вот прямо сейчас — на полосу Эль-Харж уже должен садиться транспортный «Геркулес» с бомбами и ракетами для операции.