— Привет, Санберн, спасибо, что пришли. Здравствуйте. Можете звать меня Джоан.

Скайларк чуть замялась.

— Тебя, радость моя, будут называть, как и меня, по личному позывному. А уж имя тебе придумают.

— Ты серьезно?

— Ну мне же придумали. Конечно, серьезно. Своих имен мы все же не раскрываем.

Джоан Эринджер кивнула: да, все именно так, как и говорит Санберн.

— Давайте перейдем к делу, — сказала она и выложила на стол маленький диктофон. — Итак, я знаю, что вы совсем недавно вернулись из Африки, из очень успешной командировки...

— Не скажу, что неудачной, — равнодушным тоном отозвался Санберн. Улыбаться он перестал сразу после слов «перейдем к делу».

— Я обязательно задам вам несколько вопросов про ваш контракт, но вы сами понимаете, что основная тема моего интервью...

— Да, это мы. Наши отношения — уже не секрет, мы теперь звезды, — и Санберн обнял за плечи Скайларк, сидевшую рядом; его тон при этом оставался спокойным, деловым, вероятно, так бы он обсуждал новую боевую задачу.

— Да. Мы готовим кавер-стори для следующего номера.

— То есть, мы будем на обложке?

— Конечно. Обложка уже готова. Показать? — Эринджер потянулась к сумочке.

— А как же! Показывайте, конечно, — равнодушный Санберн неожиданно оживился. — Смотри, радость моя, вот это мы.

— Что значит «мы»?

— А то и значит. Мы же не можем светить наши настоящие лица. Поэтому вот эти актеры на фото изображают нас. Нет, слушай, ты все равно красивей.

На какое-то время в глазах Скайларк появилась растерянность, потом она посмотрела на Санберна уже с надеждой: он всегда выручал ее, значит и сейчас вытащит из этого сумасшедшего дома.

Но Санберн, явно не собираясь никого ниоткуда вытаскивать, продолжал глядеть на фото:

— Нет, все же молодец ваш Ледиман. Никаких соплей в сахаре. Короче, я доволен.

Фото и впрямь вышло отличное: мужчина и женщина в летных костюмах не обнимались и даже не держались за руки — они лишь обменивались короткими взглядами, но что это были за взгляды! А на заднем плане, в лучах солнца, стоял А-10 — пушкой в камеру — и, еще дальше, за его килями, F/A-18. Крылья истребителя были сложены, нос направлен чуть в сторону и это порождало совсем уж диковинные ассоциации: словно красавица то ли прикрывает лицо веером, то ли бросает косой взгляд сквозь длинные ресницы.

— Теперь все подумают, что я летаю на штурмовике, — сказал Санберн. — Ну и пусть себе думают.

— Сначала вопрос вам, — журналистка посмотрела на Скайларк. — Вы пришли в Стамбул, в Дипломатические силы Турции очень необычным образом. Из рядов IRS. Многие здесь считают IRS своим злейшим врагом. Расскажите нам, как такое получилось?

Скайларк давала интервью впервые в жизни.

— Потому что я из Абердина, — сказала она и замолчала.

А вот Санберну приходилось работать с журналистами раньше и он сразу увидел, как напряглось лицо Эринджер: хуже не бывает, когда в интервью вопрос оказывается длиннее ответа. Однако, проблема решилась быстро:

— Мы все помним 2008 год. Штурмовики IRS наносят удары по жилым кварталам Абердина напалмом, гибнут многие. С этого момента для вас все было решено. Вам всегда хотелось летать, но научиться можно было только в летных школах IRS, которые тогда как раз начали открываться. Я не ошибаюсь? — спросила журналистка.

— Да, — ответила Скайларк. — Только это были не штурмовики. Там было вообще все, что летает и с бомбами. Даже Ми-24 были. И это был супернапалм. С белым фосфором, с магнием. Металл горел.

Она замолчала, потом как-то отрывисто бросила:

— Фонарные столбы сгибались.

Санберн обнял ее крепче, Эринджер это заметила.

Конечно, Хромой часто думал, как это — быть летчиком. Ему приходилось быть пассажиром на самолетах и вертолетах. Бывал он и на авиасалонах, заглядывал в кабины. Шкалы приборов, экраны, кнопки, кнопки, кнопки...

И он не мог отделаться от мысли, что управлять такой машиной не может быть слишком уж сложно. Если бы это было так сложно, летчики стали бы избранными, особой кастой человечества. Они были бы ближе к Богу, чем другие. Избранный не может быть таким, какие они. Ну, может быть, немножко может. Но уж точно не станет сбрасывать напалм на людей. А если эти сбрасывают, значит, здесь нет никакой избранности. Обычное ремесло, да еще и грязное. Не может оно быть сложным.

Разумеется, он понимал, насколько нелепы его рассуждения.

— Мушкет?

— Командир, все без изменений.

— Многие говорят о мистической связи умов истребителей в паре. А вам, на истребителе и штурмовике, так легче работать вместе?

— Да, — ответили Санберн и Скайларк в один голос.

Опять повисла пауза, но тут уже Санберн пришел журналистке на помощь. Он говорил так, будто читал лекцию:

— В связке истребителя со штурмовиком их функции разграничены не так резко, как полагают некоторые. Иногда нам приходится работать по одной и той же цели и, разумеется, приходится прикрывать друг друга. Понимать напарника без слов надо обязательно.

И тут он замолчал. Вспомнился вот этот африканский контракт.

Тот самый момент, когда Мэри Джейн и Слишком Мертвый летят в назначенный район. Как обычно в той командировке, лететь надо недалеко, а потому Мэри Джейн держится на высоте, описывает круги, быстро обшаривая окрестности, а Слишком Мертвый идет у самой земли. Вот тогда Санберн слишком поздно заметил «Си Стэллион» с черно-красными полосами по фюзеляжу, который куда-то тащился по долине. Слишком поздно — это значит, уже не успевал спикировать и атаковать, надо было делать новый заход. А вот Скайларк была как раз на нужной высоте и позади вражеской машины.

Санберн увидел, что Слишком Мертвый как-то неуверенно качнулся и тут у него вырвалось:

— Бей его!

Он и рта не успел закрыть — «Си Стэллион» мгновенно разломился пополам; вздыбившаяся хвостовая балка врезалась в винт, разнося лопасти вдребезги и все, что осталось от тяжелого вертолета, тут же ухнуло вниз, на зеленые холмы; вверх поднялся черно-красный шар взрыва. А Слишком Мертвый перешел в набор высоты и выполнил очень красивую бочку — жест победителя, ему не помешали даже полные пилоны бомб. Само задание не слишком запомнилось, но после возвращения Скайларк целый день сияла и все смотрела на Санберна, а тот улыбался ей.

— И вы чувствуете друг друга не только умом, но и сердцем, — тут Эринджер замолчала; ей явно нравилась эта фраза, даром что была придумана заранее, задолго до разговора. Санберн сделал приглашающий жест: не вмешиваюсь, писать красиво — ваша работа.

Конечно, Мушкет занял свою позицию с опозданием, и это плохо. Особенно в сочетании с тем, что их заказчики дали довольно мало информации об объекте. Какая-то девка перелетела от IRS к наемникам. Из-за денег? А, из-за чего еще. Просто убить не хотят. Надо выкрасть. Что они с ней будут делать? Что-нибудь сделают, наверное. Запишут на видео, будут другим показывать. Так многие поступают. Всегда хорошо действует.

Еще плохо, что Стамбул. Хромой поморщился: выкрадывать людей он умел, но прямо в Стамбуле... Все же, не самое лучшее место. Да еще и разведка плохая. Совсем плохая. Она будет одна. Встречается с журналистом. Точно одна? Вроде точно. Вроде... Где и когда — здесь да, известно точно. Да, конечно, мотоцикл — верный признак. Любят эти твари мотоциклы, скорость им подавай.

Скорость... Вот те первые марш-броски. По горам. Полная выкладка. Воздуха мало. «Хромой» — это так, только прозвище. Уже не хромаешь. Никто и не скажет, что ступня у тебя не из мяса и костей. Но тогда, первые разы, очень было больно. Казалось даже, неизвестно, что больнее — когда взорвалась эта дрянь, или после марш-броска. Когда взорвалась, бегать с полной выкладкой не заставляли.

Все не едет. Не наговорится никак. Ладно. Куда поедет, известно. Снять человечка с мотоцикла живым и не сильно помятым — дело техники. Не первый раз.