Как мне хотелось шарахнуть его об асфальт и на голову наступить, но я сдержался, а вместо этого аккуратно спустил его на панель и прислонил спиной к помойному баку.

- Все, Колян, здесь мы с тобой расстаемся. Спасибо, что вывел.

Я протянул ему руку для прощания. Колян схватил протянутую руку своей мозолистой ручищей и вдруг, резко дернув, притянул меня к себе, заставив наклониться. Я почему-то подумал, что он хочет поцеловать меня на прощание, задергался, пытаясь вырваться, но инвалид держал крепко.

- Ты, дядька, видно в психушке совсем рехнулся, - задышал он мне в лицо запахом перегара. - На что ты поедешь? У тебя даже на жетон денег нет. Тебя сразу в полицию заберут, как психа, и по инвентарным номерам на тапочках обратно в дурку. Хочешь обратно в дурку?!

Проговорив это, он оттолкнул мою руку. Но я так и остался стоять, согнувшись над инвалидом. Меня вдруг как током шарахнуло. А ведь Петербург не дурдом, в таком виде точно заберут в полицию и отправят обратно. Свобода опьянила, и сейчас Колян вылил мне на голову ведро ледяной действительности.

- И что же делать? - растерянно спросил я. - Может, ты мне дашь хотя бы на жетон. Я завтра отдам.

- У меня у самого... - он демонстративно вывернул карман, там действительно ничего не было, кроме дырки. - Но если хочешь, можешь заработать не то что на жетон - на ресторан китайский.

- Как заработать?

- Сядешь около меня и ничего делать не будешь. У меня там полицаи прикормленные, они нас не тронут.

- А меня?

- Не бзди. Ты со мной, дядька. Ну что, идем?

Просить милостыню в компании с безногим инвалидом не хотелось, а хотелось домой под горячий душ... но Колян был прав, в таком виде да еще без денег далеко не уйти.

- Ладно, залезай, - сказал я и, повернувшись к нему спиной, присел. Инвалид вскарабкался на меня, и мы двинулись в сторону Московского вокзала.

Опасения подтвердились: меня с Коляном за плечами останавливал каждый без исключения полицейский, встречающийся на пути. Но как оказалось, Коляна действительно знали все и, увидев его небритую рожу, выглядывавшую из-за моего плеча, отпускали с шуточками и прихохатыванием. Меня же он представлял как своего умственно неполноценного ученика. За утро Колян осточертел своей болтовней и наглым поведением, но мне ничего не оставалось, как терпеть.

Было тепло, светило солнышко, народ спешил на работу. По пути я пару раз опускал инвалида на асфальт передохнуть. Наконец, мы добрались до Московского вокзала и сели среди ларьков на фанерки, заранее припрятанные Коляном.

Усевшись по-турецки на свою фанерку, я буквально окаменел от стыда, опасаясь поднять глаза, Колян же наоборот стал нахально приставать к прохожим.

- Тетка! Эй, тетка, дай калеке на протез. Я вас в Чечне от басурманов защищал ... Дядька! Не пожалей денег воину-афганцу...

Мимо шли люди, девушки... были среди них и симпатичные. А вдруг кто-нибудь из знакомых увидит? Во позорище!

- Вот бы знакомый твой встретился, - как будто назло сказал Колян. - Уж знакомый бы не пожалел денег.

Я промолчал - мне вообще не хотелось говорить с мерзким калекой.

- Ну, ты, дядька, понял, что тебе нельзя в метро ехать? Тебя враз заберут и обратно отправят. Так что на такси зарабатывай.

Он был прав, в метро ехать слишком опасно.

Поначалу мне казалось, что заработать на жетон дело совершенно немыслимое. Что уж говорить о такси. Первый час я сидел с протянутой рукой совершенно бесполезно. Ни одна сволочь рубля не дала, зато у Коляна дела шли неплохо. Попрошайничество его носило агрессивный характер.

- Ну чего, у тебя десяти рублей нет?! - хватал он за брючину какого-нибудь прохожего. - Не видишь, инвалид перед тобой?! Я еще контуженный на всю голову. Дядька, куда же ты?!.. Граждане! Подайте инвалиду у кого сколько есть!

И ему давали: умел он как-то устыдить прохожего, пробудить в нем совесть. Через час сидения ноги затекли, зато куда-то пропала робость, я с интересом стал смотреть на пешеходов.

Первой опустила мне в ладонь пятирублевую монетку девушка лет двадцати. Встретившись со мной взглядом, она смущенно достала из сумочки кошелек и, порывшись в нем, двумя пальчиками вытянула монету. Почему она протянула деньги именно мне, а не безногому неизвестно, но это оказалось чертовски приятно. Потом рубль протянул молодой человек, три рубля старушка, должно быть, сослепу. Я, конечно, походил на бомжа - в пижаме, тапочках на грязных босых ногах, со щетиной на лице, - но инвалиду давали все равно чаще. Постепенно меня охватил рыболовный азарт, я пересел подальше от Коляна и тоже стал приставать к прохожим, но такая техника попрошайничества давалась мне плохо, и я перешел на тягучие, проникновенные взгляды. Выставив вперед ногу в тапке, чтобы мешать народу проходить беспрепятственно, я провожал их жалобными взглядами. Карман пижамной куртки постепенно тяжелел от мелочи. Сколько денег мне надавали, я не знал. Инвалид, видя мои успехи, с завистью во взоре подполз поближе, может быть, впервые сожалея, что у него не имеется такой длинной ноги, чтобы мешать прохожим.

Несколько раз подходили полицейские, но Колян отмазывал меня. Полицейские, постебавшись, уходили. Потом мы, считая на парапете выручку, ели хот-доги, запивая их пепси-колой, заигрывали с девушками... Набралось у меня почти двести пятьдесят рублей - на такси не хватало, и я решил подзаработать еще.

Часы на башне Московского вокзала пробили десять вечера. Надо же, как за работой быстро пролетело время. Я поднялся, сунул под мышку фанерку, на которой сидел, и подошел к Коляну.

- Набрал, наверное, - сказал я, звякнув карманом с мелочью. Домой поеду.

- Ну, давай, дядька, - Колян протянул с асфальта руку. - Заходи, если что...

- А как ты назад? - спросил я. - Может донести.

- Обратно на грузчике доеду, они меня домой на телеге для чемоданов возят.

До дома я добрался только в половине одиннадцатого вечера. Никто не желал везти за такую мелочь, согласился только один изрядно подвыпивший таксист. Белые ночи были в самом разгаре. Я остановился во дворе, с тоской глядя на свои окна. Ключи от квартиры остались в больнице, так что предстояло лезть по водосточной трубе на четвертый этаж, но по сравнению с тем, что мне довелось пережить за последнее время, это была сущая ерунда. Подобный способ проникновения в квартиру был мне знаком: я уже дважды залезал по трубе, когда забывал ключи дома.

Оставив тапочки возле стены, я, обхватив трубу, полез вверх.

Путь оказался непростым: труба качалась и готова была оторваться от стены, но я, пересиливая страх, карабкался вверх все выше, и выше... Вот и мое окно. Добравшись до него, я задержался передохнуть. Оставалось самое рискованное - перебраться на карниз и влезть в форточку. Обняв водосточную трубу, я стоял одной ногой на кронштейне, которым она крепилась к стене, другой на карнизе своего окна, босые ноги окоченели, я их почти не чувствовал. Через приоткрытые занавески виделась часть комнаты: письменный стол, край полки с тетрадями, еще одна с новым почти законченным романом была заткнута сейчас у меня за пояс, она прошла со мной все ужасы и радости психиатрической больницы, и я сжился с ней. Как я все-таки соскучился по своей холостяцкой квартире... у меня вроде в холодильнике еще бутылка водки сохранились... Можно отпраздновать возвращение! Хорошо, что перед уходом я оставил приоткрытой форточку - не придется бить стекло.

Взвизгнули автомобильные тормоза. Я, не разжимая объятий, посмотрел вниз. Во дворе остановилась машина "скорой помощи" с проблесковым маячком, из нее вышли двое мужчин в белых халатах, подошли к двери парадной.

- Кажется, здесь, - сказал один, взглянув на табличку с номерами квартир.

- Он у меня, козел, получит! - зло сказал второй и, обернувшись к "Скорой помощи", крикнул в открытую дверцу: - Эй, слышь, смирительную рубашку не забудь!

Они вошли в парадную. Я еще сильнее прижался к трубе.