- Тогда Вилсон...

- И Вилсон тоже к этому не причастен.

Роуз и Ричард переглянулись. Фокс рассмеялся, довольный произведенным эффектом.

- Ох уж этот поддельный чек. Признаюсь, он долго не давал мне покоя. Черт побери! Если чек подделала мисс Марвин, на что она рассчитывала, когда мошенничество откроется? Ведь Роуз укажет на неё, а сэр Джеймс скажет, что ничего не поручал. Вилсон? Но разве мисс Миллер поверила бы словам Вилсона? Вспомните, она ничего не предпринимала без разрешения хозяина, даже отчитывалась перед ним каждый вечер - что сделано за день. И у них с Вилсоном была скрытая война за внимание хозяина. Вывод один - чек она получила от сэра Джеймса. Но почему он поддельный? Зачем сэру Джеймсу передавать экономке поддельный чек? И я опять свалял дурака, потому что уже одно это обстоятельство должно было указать мне на убийцу. Только когда мистер художник рассказал, как его спихнули с берега, всё стало ясно. И треугольник с буквами «Р» - Регина, Роуз, Ричард - вписался в общую картину, и удар, который нанесли мисс Миллер - хороший и точный, прямо под затылок. Этот удар сэр Джеймс тоже привёз из Индии. Именно так действуют тхаги-кинжальщики.[1] Что же касается вас, мистер художник, жаль, что вы не открылись мне раньше. Да и сами оказались несообразительны, а надо было пораскинуть мозгами. Кто отправил вас в сумерки по берегу? Сэр Джеймс. Кто сказал, что Рози убежала на встречу со мной, зная, что вы, влюбленный идиот, тут же помчитесь следом? Сэр Джеймс. А ведь мы не встречались с ней в тот вечер. Я видел её днем, когда рассказал о Регине Гайлар. Кто заведомо соврал, чтобы отправить вас в последний путь? Сэр Джеймс. Но для чего? Я не видел мотивов. Зачем нужно было избавляться от Дюрана - доброго, глуповатого олуха? - он с удовольствием повторил эти слова, поглядывая на Ричарда с насмешкой. - И вдруг меня осенило: так весь этот спектакль затевался ради одного зрителя - французского художника. Он-то и был главной жертвой, а все остальные - лишь актеры, не знавшие текста, случайно подвернувшиеся под руку убийце. Да, забыл про кражу у Форестов. Но тут мне повезло. Видите ли, я кое-что припрятал в рукаве - ложки и медали были найдены. Их нашел мой человек, которого я специально отправил осмотреть камни под Вороновой Кручей. Он лазал там два дня и нашел - завернутые в наволочку и привязанные к камню, чтобы наверняка утонули. Сначала я решил, что таким образом напуганный вор пытался отвести от себя подозрения. Но потом... когда мистер художник наконец-то соблаговолил излить душу, картина начала приобретать узнаваемые образы. Для чего нужна была имитация кражи? Для того чтобы оправдать взлом. Для чего нужно было проникать в дом Форестов? Для того чтобы оставить там изумруды.

- Так дядя не похищал драгоценности?! - вскричала Роуз.

- Нет, детка, нет, - Фокс явно наслаждался своей речью. - Убийство твоего дяди не было самозащитой. Это было именно убийство - продуманное, хорошо спланированное и отыгранное, как по нотам.

- Вы просто провидец, инспектор, - заметил лорд Сент-Джонс, как будто речь шла не о его преступлениях, а обсуждался новый детективный роман.

- Понять, что происходит сейчас, было не столь трудно, - скромно отозвался Фокс. - Разгадать тайну Дамы Дождя оказалось гораздо сложнее. Но я понял, как вы все провернули. Понял, когда Дюран рассказал мне о вашем письме «кузине Розмари».

Роуз вскинула голову.

- Дюран вряд ли знал, что настоящее имя мисс Форест - не Роуз, а Розмари. Она переиначила его в детстве, и мы все привыкли называть её так. Со своим братом вы повторили тот же трюк?

- Нет, - ответил сэр Джеймс. - Тут вы просчитались. Просто у нас очень похожие почерки. То предсмертное письмо было написано мной.

- Так вот почему вы завели секретаря. Чтобы никто больше не увидел вашего почерка. Очень хитро.

- Мне надо выпить, - сказал вдруг сэр Джеймс. - Дикон, налейте своему дядюшке джину, будьте так добры.

Ричард не двинулся с места.

- Что ж, тогда я сам, - вздохнул граф, поднимаясь из кресла.

Фокс держал его на мушке.

- Смотрите, чтобы палец не занемел, инспектор, - усмехнулся сэр Джеймс, беря бокал и бутылку. - Любопытно было бы узнать всю историю из ваших уст. Не стесняйтесь, разоблачайте жестокого убийцу, а мы с удовольствием послушаем.

Он опять сел в кресло, покривившись, когда задел раненую руку.

- Всю историю? Извольте, - Фокс уставился в потолок, собираясь с мыслями. - История эта началась давно, и вовсе не с момента появления Дамы Дождя в Энкер-Хаузе. Джеймс Сент-Джонс был старшим сыном и наследником титула. Родители очень гордились традициями и родословной, их девизом было - вести себя сообразно положению. Джеймса готовили на роль идеального наследника. Он получил прекрасное домашнее образование, планировалось поступление в Кембридж, учёба, государственная служба. В отличие от Джеймса, младшему брату - Чарльзу - не запрещалось заниматься любимыми делами. Он рисовал, музицировал, уехал в Париж, чтобы учиться живописи. Надо сказать, что все Сент-Джонсы прекрасно рисовали, хотя и считали это занятием второсортным. Из Франции Чарльз присылал весёлые, легкомысленные письма, описывая свою вольную жизнь, и тут Джеймс впервые проявил упрямство, настояв на военно-морском образовании. Ему хотелось стать таким же свободным от обязательств романтиком, как и брат. Он поступил в Королевский военный колледж в Сандхерсте, по окончании которого отправился в Индию. Но стремление к свободе и приключениям закончилось ранением в ногу и голову во время стычки с мятежниками, и малярией в придачу. Джеймс вернулся домой, женился на дочери пэра - религиозной, умной, некрасивой и скучной девице. Попытка жить свободно провалилась, и надо думать, он чувствовал себя законченным неудачником.

А в Энкер-Хауз приехал Чарльз, приехал не один - с женой, актрисой Региной Гайлар, разорвав помолвку с Пруденс Бишоп. К тому времени, отец Джеймса и Чарльза уже умер, мать была тяжело больна.

Джеймс набросился на брата с кулаками. Потом он объяснял свой гнев обидой за обманутую Пруденс, но на самом деле его гнев был вызван тем, что брат снова поступил по-своему, женившись на любимой женщине, которая была красива и умна. У Чарльза - свободная от обязательств, богатая событиями жизнь, у Джеймса - жизнь, подчиненная условностям и правилам, обязанность «держать лицо», заботиться о невменяемой матери, жить со скучной, нелюбимой женщиной. К тому же, Регина сумела завоевать сердце Джеймса, не прилагая к этому никаких усилий, и это ещё больше усилило неприязнь к Чарльзу, которому всё давалось легко и без особых трудов. Братья постоянно ссорились, и в конце концов, обиженный Чарльз вернулся с женой во Францию.

Во время эпидемии гриппа умерли мать и жена Джеймса. Формально он был свободен, но подорванное здоровье, а более того - страх, что он не создан для вольной жизни, не позволили ему отправиться в путешествие или заняться каким-либо авантюрным делом. Он продолжил жить в родовом поместье, всё более обосабливаясь от людей.

Болезнь его прогрессировала, вы не знаете, но лорд Сент-Джонс страдал мучительными приступами бессонницы из-за ранения в голову, и вынужден был постоянно принимать снотворные порошки. Это тоже не располагает к здравости мысли, скажу вам.

Через два года вновь приехали Чарльз с Региной. Чарльз хотел помириться. Джеймс сделал вид, что разногласия забыты, но его миролюбие оказалось лицемерным. Он всё больше увлекался невесткой, которая не желая новых ссор между братьями ничего не говорила мужу. Наверное, Джеймс преследовал её. Иначе не объяснить, что он оказался в саду ночью, когда Регина встречалась с адвокатом? Адвокат прибыл тайно, сообщить, что сын Регины и Чарльза, которого Регина оставила на попечение няньки, побоявшись брать ребенка в Энкер-Хауз (видно, она раньше всех поняла чёрную сущность своего деверя), попал в приют. Требовалось немедленно ехать в Вайдкомб-Мур. После того, как адвокат ушёл, Джеймс попытался добиться благосклонности невестки. Сначала он клялся ей в любви, пытался поцеловать. Вспомните, Форест говорил, что видел Регину целующейся с мужчиной, и это точно не был Чарльз. Думаю, Форесту было известно больше. В мужчине он узнал Джеймса, а вовсе не адвоката, но не стал выдавать хозяина - солгал полиции. Наверное, именно об этом он и хотел сказать вам, Дюран, перед смертью.