— Нет, почему же, понимаю, — Сергей посмотрел на нее как-то особенно, как не смотрел никогда раньше. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку и сцепив на затылке руки, ноги его были по-мужски широко и свободно расставлены в стороны. Юлька вдруг вспомнила, что единственное, не нравящееся ей в Юрке, — была его манера сидеть. Он обычно, забираясь на диван, плотно сжимал колени и укладывался на бок, как наложница турецкого султана.

Палаткин не шевелился и продолжал смотреть на нее этим странным, не зовущим и не оценивающим, а каким-то совершенно особенным взглядом. И от всей его фигуры, от этой непринужденной, раскованной позы веяло такой подлинной мужественностью, которую невозможно спутать ни с какой самой искусной имитацией. Точно так же, как невозможно перепутать с подделкой запах настоящих дорогих духов. Юля, смущенная и не знающая, как себя вести, поспешно перевела взгляд на экран и обмерла… События в фильме как раз дошли до того момента, когда Селезнев находит свою возлюбленную и приводит ее обратно в их деревенский домик. Теперь в кадре была уже не кухня, а спальня. Девушка сидела на самом краешке кровати, какая-то замороженная и поникшая, а он стоял перед ней на коленях и целовал ее розовые ладони. Юля прекрасно знала, что будет дальше. Этот эпизод тоже был снят весьма неплохо. Помнится, они с приятельницей обсуждали фильм и пришли к выводу, что это одна из самых волнующих эротических сцен, которые они видели вообще… Вот медленно сползает блузка с округлых плеч девушки, вот Селезнев опускает ее на кровать и на минуту приникает к ней, уткнувшись лицом в ямочку возле ключицы. Вот он расстегивает ее джинсы, вот целует колени… А вот уже девушка приникает к нему в сладкой истоме, веки ее полусомкнуты, длинные волосы волнами спадают на подушку, а бедра раскрыты как крылья бабочки, присевшей на цветок. И там над ней и в ней его сильное мускулистое тело. Юлька вдруг поняла, что смотрит на уши Селезнева, так же смешно оттопыренные, как и у Палаткина. И из этого безупречного сходства одной детали начинает вырастать целый огромный мост. Широкая, бугрящаяся мышцами спина Селезнева — спина Сергея, его ласковые и сильные руки — руки Сергея, его гибкий позвоночник — позвоночник Сергея, его слабый счастливый стон…

К лицу прихлынула жаркая, не дающая вздохнуть волна. Юля боялась повернуться. Нажать на кнопку пульта и остановить кассету? Но это только подчеркнет ее смущение. Продолжать смотреть как ни в чем не бывало? Невозможно! Потому что в этом чувствуется что-то запретное, что-то недопустимое, вроде подглядывания в замочную скважину. И вдруг она почувствовала, что Сергей ее понял, почувствовала безошибочно. Она уже знала, что произойдет в следующую секунду, и потому нисколько не удивилась, когда экран, вспыхнув на прощание синей звездочкой, погас.

— Ну что, пожалуй, пора ложиться спать? — Сергей потянулся и встал с кресла. — Я лягу здесь на диване, а ты пойдешь в спальню.

— Может быть, лучше я — на диване?

— Не спорь! — он нарочито сурово погрозил пальцем. — Тем более, я собираюсь еще раз прокрутить кассету. Кое-какие моменты с этой самой кошачьей пластикой я отметил, так что надо посмотреть внимательно.

— Ты думаешь, у тебя получится? — спросила Юлька, уже направляясь к двери гостиной.

— Я почти уверен. Говорю же, это обычная тренированность спортсмена, и ничего больше.

— Ну, тогда ладно. Покажи мне, где я буду спать.

Сердце ее все еще колотилось, и знакомая горячая волна немедленно вернулась, как только они вместе с Сергеем оказались на пороге спальни. Здесь тоже была широкая кровать с пестрым покрывалом, и на полу тоже лежал коврик, стилизованный под деревенский. Палаткин достал из шкафа чистое постельное белье, быстро и ловко поменял наволочки, простыню и пододеяльник, жестом остановив Юльку, которая попыталась ему помочь. А ей вдруг стало ужасно неловко: надо же, посветить зажигалкой перед дверью не захотела, а кровать заправлять — бросилась! И она не могла сказать, чего ей хотелось больше: немедленно остаться в спальне одной или ощутить быстрый, легкий ожог страсти, прикоснувшись одновременно с Сергеем к одной и той же простыне и на мгновение взглянув друг другу в глаза.

Палаткин ушел, пожелав ей доброй ночи. Теперь Юля была почему-то уверена, что он к ней не войдет. Она сняла платье и колготки, лифчик заботливо спрятала под подушку и забралась под одеяло. Ей казалось, что уснет она сразу же, но сон куда-то пропал. И подушка была мягкой, и постель удобной. Восхитительно свежее белье пахло лавандой. Она вдыхала его нежный аромат, изучала рисунок гардин, пронизанных желтым светом уличных фонарей, и думала о женщине, которой принадлежала красная велюровая тапка.

Она подскочила как ошпаренная, наверное, часов в семь утра. Во всяком случае, за окном было еще совсем темно. Мысль, пришедшая во сне и заставившая ее мгновенно проснуться, не стучала в висках и не ныла назойливой болью в затылке. Она ворвалась прямо перед глазами вселенской катастрофой. Юлька с ужасом осознала, что не захватила с собой косметичку! Конечно, теперь под глазами расплывчатые круги от вчерашней туши, губы ссохлись и побледнели под слоем розовой помады. Нечем даже припудрить лицо! Впрочем, если прямо сейчас растолкать Палаткина, можно еще, наверное, успеть заехать домой, а потом уже на работу. Она выбралась из-под одеяла, оделась и, аккуратно прикрыв за собой дверь спальни, прошла в ванную. Так и есть: под ресницами мелкая россыпь туши, вокруг губ неровный розовый ореол, лицо усталое и серое. Юля включила теплую воду, взяла с полочки кусок душистого туалетного мыла и, тщательно взбив на ладонях легкую пену, смыла с лица остатки вчерашнего «великолепия». Полотенцем без ведома хозяина она воспользоваться не решилась и поэтому некоторое время просидела, закинув голову назад и ожидая, пока впитаются последние капельки. Теперь к зеркалу можно было и не подходить. В самом деле, зачем портить себе настроение с самого утра? Юлька прекрасно знала, что увидит там вечную подругу с серой невыразительной внешностью, тусклыми глазами и волосами, много теряющими из-за разлуки с феном.

«Интересно, как среагирует Сергей на мое «новое» лицо? — подумала она, поднимаясь с бортика ванной. — Остается только надеяться, что он не станет ни весело изумляться, ни с сочувственной тревогой заглядывать в глаза».

В квартире по-прежнему было тихо. Она хотела уже вернуться в спальню, чтобы заправить постель, но тут заметила, что в гостиной горит свет. Ярко-желтый прямоугольник сквозь стеклянные двери падал на пол, переламывался на плинтусе и карабкался вверх по стене, из последних сил освещая нижний полукруг дарта. Юля быстро прошла по коридору, толкнула белую пластиковую раму двери и остановилась на пороге. По экрану устало шипящего телевизора, настроенного на видеоканал, бегали черные и белые полосы. Коробка от кассеты валялась посреди залитого светом люстры ковра. А Сергей спал, сидя в кресле, неудобно откинув голову назад и набок. Кадык на его шее слегка подергивался, сквозь полуоткрытые губы пробивалось ровное, едва слышное дыхание. Его небритая щека лежала на белой в широкую кофейную полоску спинке кресла, руки свисали с подлокотников. Юля остановилась в растерянности. Она собиралась разбудить Сергея, но теперь не представляла, как это сделать. Подойти и потрясти за плечо? Или просто окликнуть? Или, может быть, прикоснуться кончиками пальцев к этой жесткой и колючей щетине?.. Он проснулся сам, мгновенно разомкнув веки, и сразу же сел прямо.

— Ты давно здесь стоишь? — Палаткин потер переносицу сложенными домиком ладонями.

— Нет, не очень. Я только хотела узнать, сколько сейчас времени.

— Да уж, наверное, не мало, — он достал из кармана джинсов часы с металлическим браслетом и взглянул на циферблат. — Половина восьмого. Тебе когда на работу?

— Вообще-то к девяти. Но… я еще хотела заехать домой. Если, конечно, тебе не трудно меня отвезти.

— Никаких проблем, — Сергей встал с кресла, выключил телевизор и размял затекшие плечи. — Тогда в темпе завтракаем, а потом едем к тебе… Кстати, что тебе дома так срочно понадобилось? По-моему, одета ты нормально и выглядишь на все сто…