Юлька сдержанно усмехнулась:

— Вот видишь, а вчера выглядела на двести… Я забыла дома косметичку и, естественно, в таком виде появиться на работе не могу.

— Никогда вас, женщин, не понимал. Почему для вас имеют такое значение пара штрихов над глазами и несколько грамм туши на ресницах?.. Нет, ну есть, конечно, дамы, которым не краситься просто нельзя, но ты-то почти не меняешься?.. Ладно, пойдем на кухню.

Он подошел к двери гостиной своей обычной походкой в развалочку, в которой ни на йоту не прибавилось за ночь «кошачьей грации», и уже у самого порога обернулся.

— Юль, ты что стоишь? Я тебя чем-то расстроил?

Она присела на краешек кресла, все еще хранящего тепло его тела, оперлась рукой о подлокотник и обхватила пальцами подбородок.

— Знаешь, ты сейчас сказал «почти» не меняешься. И я вдруг поняла, что это самое «почти» отделяет меня от той настоящей возлюбленной Селезнева. Женщины, внушающие любовь неординарным личностям, и сами должны быть неординарными: красивыми и после душа, и спросонья, и после бессонной ночи…

— Пойдем на кухню, — снова добродушно повторил Палаткин. — Я так понимаю, что мне посчастливилось присутствовать при очередном приступе самокопания? Ты же прекрасно понимаешь, что в слово «почти» я вкладывал совершенно другой смысл. Без косметики ты делаешься какой-то домашней, близкой, и красота твоя кажется первозданной… Ну, впрочем, что об этом говорить? Ты сама все знаешь, в зеркало же, наверное, смотришься?

Юлька почувствовала, как к щекам ее приливает жаркая волна. «Как это он тактично выразился — «самокопание»? Мог бы сказать прямо и откровенно: «кокетство». Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так. Сидит себе дамочка, томно закатывает глазки и говорит: «Ах, какая я некрасивая», нетерпеливо ожидая, когда же ее начнут разубеждать». Она поднялась с кресла, стараясь не встречаться с Сергеем взглядом, и тут услышала недоуменное:

— Кстати, я как-то сразу не обратил внимания… Ты, кажется, назвала Селезнева неординарной личностью?

— Я не совсем удачно выразилась, — проговорила Юля, жалко улыбнувшись куда-то в пространство, а про себя подумала, что имела в виду все же Коротецкого…

Завтрак состоял из бутербродов с печеночным паштетом, омлета и чая. Юлька сидела на табуретке в углу, серебряной ложечкой выдавливала сок из ломтика лимона и тихо радовалась тому, что Сергей не предложил кофе. Лимон был сочным, пах просто восхитительно. Светлый деревянный стол янтарной теплотой отражал сияние электрической лампочки в белом пластмассовом плафоне. На сердце у Юльки было легко и спокойно, и почему-то казалось, что за одну эту ночь Палаткин стал ей гораздо ближе. Он стоял у рабочего стола и резал длинный батон. Белоснежная, прекрасно выглаженная рубаха, в которую он успел переодеться, слегка сминалась на поясе под ремнем черных джинсов. Юля вдруг обратила внимание, что у него почти идеальная фигура: узкие бедра, широко развернутые плечи и никаких уродливых комков чрезмерно накачанных мышц.

— Так ты еще не передумала заезжать домой? — спросил он вдруг, не оборачиваясь.

Юлька от неожиданности громко звякнула ложечкой о стенку чашки:

— Н-нет. Я же говорю, мне обязательно нужно подкраситься.

— Ну и зря. Отсутствие макияжа придает тебе какой-то особенный шарм… Уж поверь, мужчина всегда в состоянии оценить женскую красоту.

— Ну, если тебе так хочется… — произнесла она еще не совсем уверенно.

— Вот и отлично, — Сергей поставил тарелку с хлебом на стол и улыбнулся так, словно все уже было решено.

После завтрака они сели в машину и поехали в «Сатурн». Утренние улицы купались в серой дымке октябрьской сырости. Юлька сидела, пододвинувшись к приоткрытой форточке, и лицом, свободным от тонального крема, ловила быстрые прикосновения прохладного ветра. Когда впереди показалось знакомое красное здание, она даже негромко вздохнула, подумав о неизбежном восьмичасовом торчанье в четырех стенах.

— Ну что, приехали? — Палаткин припарковал джип неподалеку от входа и откинулся на спинку сиденья. Юлька скосила глаза на циферблат его наручных часов. Было еще только половина девятого, слишком рано для того, чтобы начали появляться соседки по отделу.

— Может быть, я пока посижу в машине? — она произнесла это негромко и даже просительно.

— Собираешься продемонстрировать то, что мы приехали вместе?.. Знаешь, мне кажется, что это излишне. Не надо разбрасываться на мелкие эффекты. Я тебе обещаю, что сегодня твои подруги и так убедятся в том, что я — это Селезнев.

Юля, вздохнув, нажала на ручку двери.

— Только не подведи, Сережа. Я очень на тебя рассчитываю, — сказала она прежде, чем выйти из автомобиля.

В экономическом отделе, естественно, еще никого не было. Юлька открыла дверь своим ключом, повесила пальто в шкаф и села за стол. Она уже очень давно не приходила первой и сейчас с удивлением рассматривала знакомый кабинет. Оказывается, каждое рабочее место хранило информацию о своем хозяине. Вот заботливо обмотанный шнуром чайник на тумбочке Тамары Васильевны, рядом с ним последний номер «Верены». Вот пилочка для ногтей рядом с клавиатурой Оленькиного компьютера, а вот идеально аккуратный Галинин стол, и на стене, за спинкой ее стула — несколько поблекший календарь с портретом Селезнева…

Дверь тихонько скрипнула. В щель просунулась голова Тамары Васильевны с обеспокоенными и непонимающими глазами. Она обвела кабинет взглядом, наткнулась на Юльку и только потом вошла.

— Юлечка? Вот уже не ожидала тебя так рано увидеть. Обычно я прихожу первая, пока девчонки подтянутся, уже и чайник вскипятить успеваю…

— Просто сегодня так получилось, что пришлось раньше выйти из дома.

Тамара Васильевна достала из шкафа трехлитровую банку и принялась натягивать на нее свой вязанный берет, поблескивающий мелкими капельками дождя.

— Это во сколько же ты встала? Ты ведь теперь, кажется, где-то в районе Водного стадиона живешь?

— Я ехала не из своей квартиры, — Юлька мучительно покраснела. Но женщина, кажется, нисколько не смутилась.

— У мамы ночевала? — переспросила она все с той же доброжелательной улыбкой.

— Нет, не у мамы…

Слова застряли в воздухе. Юле даже казалось, что она видит их, зависшие на мгновение, как тяжелые дождевые капли на карнизе. Ярость и злость, с которыми она собиралась бросить в лицо своим соседкам по кабинету: «Да, я любовница Сергея Селезнева!», вдруг куда-то делись. Она видела только сочувственные и уже немного осуждающие глаза Тамары Васильевны, казалось, говорящие: «Ну, хватит уже, девочка. Поиграли, и будет. Сказке пора заканчиваться».

Следующей появилась Галина, бросившая короткое: «здравствуйте» и на секунду задержавшаяся на Юльке странным взглядом. Оленька прибежала только без двух минут девять. Она вошла в кабинет как-то боком, все время озираясь назад, и, прямо в своем кожаном турецком пальто плюхнувшись на стул, потрясенно и даже испуганно выдохнула:

— Ой!..

Это ее «ой» явно нуждалось в продолжении.

— Ну, что еще случилось? — добродушно поинтересовалась Тамара Васильевна.

— Ой, я не знаю, конечно, но, по-моему, я только что видела Селезнева. И еще, вроде бы он идет к нам в банк… И самое главное, мне кажется, это действительно он… — последнюю фразу Оленька произнесла жалобно, посматривая на Галину, словно извиняясь за то, что своим сообщением заставила пошатнуться стройную систему ее доказательств. — Нет, мне, правда, так кажется… Я почти все фильмы с ним видела.

— Ну-ну, — спокойно отозвалась Галина, продолжая выравнивать и без того идеально ровную стопку бумаг на столе.

Юлька замерла. Она уже очень жалела, что не заставила Сергея поделиться с ней своими планами. А вдруг он выкинет что-нибудь такое, что она просто не успеет сориентироваться? А вдруг они начнут говорить невпопад и мгновенно станут похожими на первоклашек, забывших слова на школьной линейке, отчаянно делающих друг другу знаки глазами и беззвучно шевелящих губами. Нет, надо, обязательно надо было договориться заранее…