Командир отвернулся, а штурман, обняв радиста и пытаясь избавиться от кома, предательски подступившего к горлу, проговорил ему в ухо:

– Береги командира, Петя.

– Удачных полётов, Сашок! – в свою очередь пожелал Иванченко.

Забросив вещи, лейтенант Сорокин легко запрыгнул в кузов полуторки, которая уже тронулась с места. Потом встал, снял фуражку и помахал ею своим друзьям. Грузовик свернул на просёлок, и аэродром остался позади.

Александр примостился в углу кузова. Чувства, которые он переживал, были незнакомы. Его охватила грусть и даже печаль расставания с друзьями. Здесь оставались те, с кем вместе жили, ели, пили, летали на бомбёжки, садились на вынужденную и улетали из-под самого носа фашистов. Несмотря на все трудности такой жизни, здесь было всё известно, всё было близким и родным. А ждала его новая жизнь, новые самолёты, новые друзья.

От всего этого перехватывало дух и было немного не по себе. Его пугало неизвестное. Успокаивало лишь то, что этот переезд от него не зависел.

Лето 1942 года. Ирак. Город Басра. Советская военная миссия по приёмке самолётов, получаемых от союзников по Ленд-лизу. Здесь на местном аэродроме американские специалисты передавали советской стороне прибывшие морем самолёты, после чего наши лётчики эстафетой перегоняли их на советско-германский фронт.

В ангаре, где стояло несколько самолётов, ожидавших своей очереди на приёмку, за походными столиками на аккуратных раскладных стульчиках с брезентовыми сидениями расположились советские и американские инженеры, которые подписывали акты приёма-передачи очередного американского самолёта, бомбардировщика В-25 «Mitchell».

Несмотря на ранний час было довольно жарко. Ангарная тень не спасала. От металлической крыши этого аэродромного сооружения тепло шло, как от печки-буржуйки. Американские вентиляторы, которые, медленно вращаясь под потолком, словно крылья волшебной мельницы, гоняли по ангару воздух своими огромными лопастями, прохлады не приносили.

– Как же надоела эта жара, – вытирая со лба пот уже мокрым носовым платком, проговорил старший инженер на приёмке Борис Кисельников.

В это время зазвонил телефон.

– Дежурный, слушаю, – поднял трубку дежурный техник.

Он внимательно слушал, что ему говорили на другом конце провода и по ходу этого телефонного сообщения уже трижды проговорил магическое для каждого военного человека слово «Есть!» Произнеся его в последний раз, положил трубку. Повернувшись к работающим офицерам, он, чтобы его услышали, прокричал:

– Старшего инженера Кисельникова и инженера по радиооборудованию Радоминова – срочно к командиру.

– Что там опять случилось? – проворчал Кисельников. Он поставил свою подпись на последнем экземпляре акта, поднялся и повернувшись к инженеру по радиооборудованию продолжил: – Вот, помяни моё слово, Женя, в очередной раз просовещаемся, а потом, в самое пекло, когда солнце в зените, будем догонять, – махнул рукой и закончил своё грустное выступление: – Эх, где наши милые русские берёзы и проливные, недельные дожди? Пошли, мой друг, пошли.

Когда вышли из ангара, Кисельников спросил:

– Слушай, Женя, а не натворил ли ты чего-нибудь? А меня как твоего непосредственного начальника за упущения в воспитательной работе? – и он, подозрительно прищурившись, посмотрел на Радоминова.

– Да нет, Борис Васильевич, я же всё время у вас на глазах.

– А, может быть, когда я сплю? – подначивая, не унимался тот. Ему, Кисельникову, нравился этот инженер: хорошо знает своё дело и смело берется за любую работу.

– В это время, – сказал Радоминов, – я, к сожалению, тоже сплю.

– А отчего это – «к сожалению?» В наше, брат, военное время лишний час сна – это залог успешного выполнения боевой задачи, – попытался пошутить Кисельников.

Они пересекли бетонную стоянку, направляясь к коттеджу, в котором располагалось руководство советской военной миссии.

Когда подошли к крыльцу, входная дверь резко распахнулась, и на крыльцо выскочили раскрасневшиеся, сияющие от улыбок девушки – Лена Макарова и Наташа Финелонова. Они были переводчицами советской военной миссии. Увидев инженеров, бросились к ним, торопясь сообщить сногсшибательную новость. Лена не удержалась и от нахлынувших чувств даже чмокнула каждого из них в щёки.

– Ой, мальчики, представляете, вызвал командир и, – Макарова сделала голос нарочито суровым: – «Сержант Макарова и сержант Финелонова, немедленно собирайтесь. Вас вызывают в Москву. Вылет через два часа». Представляете? Если повезёт, я уже сегодня буду дома!

Лена выпалила всё это одним залпом. Ей казалось, что её радость должны разделить все. Офицеры стояли опешившие. Во-первых, они никак не ожидали от Леночки такого проявления чувств, она была всегда очень стеснительна, строга и не допускала по отношению к себе никакой фамильярности. Вовторых – не это ли является причиной и их вызова к старшему начальнику?

– И чему же вы тут радуетесь? А почему – в Москву? Причину вызова вы хоть узнали? – придержал собравшихся было бежать девушек Кисельников.

– Нет, – смутившись, сказала Наташа. – Приказал быстро сдавать дела и сегодня же попутным бортом в Москву.

– А может быть, эти? – Евгений кивнул головой в сторону домика, где располагался особый отдел.

Наташа пожала плечами:

– Думаю, нет, повода не давали, – оптимизма, однако, в голосе поубавилось. – А вы чего сюда в разгар рабочего дня?

– Да тоже вызвали, а причина неизвестна, – ответил Кисельников.

– Может быть, вас тоже в Москву? – улыбнулась Лена.

– Слишком разные у нас с вами епархии. Ну, да ладно, сейчас всё узнаем, пошли, Женя, – сказал он, направляясь к двери.

Когда поднялись на крыльцо, Радоминов услышал, как Кисельников пробормотал себе под нос фразу:

– Странны дела твои господи.

В кабинете командир поднялся им навстречу.

– Вот что, ребята, садиться не предлагаю, некогда. Прямо сейчас необходимо сдать дела, собрать вещи и быть готовыми через два часа вылететь на Москву. Пришла шифрограмма: вас срочно вызывают в Управление кадров.

– За что? – вырвалось у Евгения.

– Этого я не знаю, – ответил командир. – Но, судя по всему, какая-то новая работа. Трудно нам будет, но приказ есть приказ.

– Товарищ командир! – обратился Кисельников, – а можно улететь завтра? Два часа – нереальное время для всех этих сборов.

– Реальное, Борис Васильевич, ты же сам знаешь, команда из Москвы… Борт уже на стоянке. Всё, вперёд, приказы не обсуждаются.

– Есть! – офицеры развернулись кругом и, как-то ссутулясь, вышли из кабинета.

– Вот такие, брат, дела, – как будто сам себе проговорил Кисельников. – Сдавать дела, а некогда и не кому.

– Борис Васильевич, у меня в Басре часы в ремонте, забрать бы, – растерянно спохватился Радоминов.

– Странный ты, Женя, человек, какие часы? Ты же всё слышал своими ушами. У тебя нет времени даже на стоянку сбегать. Будет о чем вспоминать – какие были хорошие часы…

Через два часа у стремянки, приставленной к распахнутому входному люку зелёнобрюхого «Дугласа», собралась группа офицеров, покидающих Басру, вызванных в Управление кадров. Кроме переводчиц Лены Макаровой и Наташи Финелоновой, инженеров Кисельникова и Радоминова, здесь находились еще три пилота: Гамов, Блинов и Вуколов, а также два штурмана – Демьяненко и Решетов.

Для каждого из них вызов в Москву был неожиданностью и рождал тревожные, но радостные чувства. С одной стороны, все они работали в миссии со дня её основания и уже попривыкли к друг другу и местным особенностям. А с другой стороны, новое дело, которое засветилось на московском горизонте, влекло к себе неизвестностью. Но нет-нет, да и возникали в голове каждого улетающего тревожные мысли:

– А может быть, где-то прокололся? Может быть, чтонибудь дома? Но почему тогда в группу входят разные специалисты?

Мысли эти вслух не озвучивались, но настроение-то портили.