— Эмили, я буду резок, — говорит Байрон, словно это для меня новость. — Ты сделала основательную — очень основательную — карьеру, но никто из высших эшелонов не спешит тебя заказать. Никто. И Грейс, и остальные — понимаешь? У них не возникла покупательская лихорадка. И, как я вижу, добиться этого можно лишь одним способом.
— Показы.
— Верно.
Я смотрю на стену трофеев и ничего не вижу. После той вечеринки из «Вог» меня выбирали (и не брали) трижды — ну и что? Когда-нибудь они поймут, я уверена!
Байрон гладит меня по плечу.
— Эмили, поверь мне: если они стремятся тебя заказать во что бы то ни стало, они этого не сделают никогда. Это не первый раз в моей практике.
Я молчу. Он продолжает.
— Ты пропустила показы в Нью-Йорке из-за работы. Не пропусти и Милан — тем более, когда тебя уже выбрали на несколько показов.
Я навостряю уши.
— Правда?
— Угу. — Байрон загибает пальцы. — Ферре, Ферретти, Конти…
— Конти отвел на меня время?
Байрон улыбается.
— Да. Я знаю, тебе не нужно объяснять, как много это значит…
Нет, не нужно. Хотя в итальянской моде несколько лидеров, король лишь один — Тито Конти. Этот модельер получил за свою женскую и мужскую одежду бесчисленные награды. Бутики под его именем открыты по всему миру. Но самое главное, его имя — это сильнейшая марка, синоним успеха. Если одеваешься в «Конти», значит, ты достиг успеха. Если я буду на него работать, значит, я тоже успешна. Все топ-модели участвуют в его показах; там бывают все знаменитые редакторы. Получить заказ от Тито Конти значит поймать синюю птицу.
Байрон сжимает ладонями мои щеки.
— Эмили, милочка: тебе дают шанс — пожалуйста, воспользуйся им!
— Значит… ты едешь в Милан?
— Ага.
Джордан садится рядом с Пикси, я подвигаюсь, освобождая место Мохини. Мои подруги отменили совместный завтрак на прошлой неделе и на этот раз хотели поступить так же, если бы я не позвонила им и не сообщила о грядущем отъезде. И вот они пришли в «Томз Дайнер» с пятнадцатиминутным опозданием, все в байках разных цветов, включая Джордан, которую такой ненакрашенной я еще никогда не видела — вполне вероятно, что она встала с постели пять минут назад.
Джордан барабанит ладонями по столешнице.
— На сколько едешь?
— На три месяца, может, больше.
— Круто! — говорит Мохини, открывая меню.
— Да, везунчик ты! — пищит Пикси. — Италия прекрасна: архитектура, искусство…
— Правда? — переспрашиваю я. — Даже Милан? Я слышала, он скорее промышленный центр.
Она пожимает худыми плечами.
— Ну да, но на поезде рукой подать до Флоренции, Венеции, Портофино, Тосканы…
— Можно ездить по выходным! — добавляет Мохини.
— Ну да… — бормочу я.
— Ты здорово проведешь время! — говорит Джордан.
Прелестно. Нет, правда. Я не хотела, чтобы мои подруги огорчались. Я хотела, чтобы они улыбались мне сияющей улыбкой, как на конкурсе красоты, и я бы улыбалась им в ответ, пока лицо не заболит.
К счастью, Никос, самый ворчливый официант этого заведения, подходит к нам, и наши щеки наконец-то могут отдохнуть.
— Хватит обо мне, — говорю я, как только кофе разлили и Никос удалился. — Вы-то как?
Мохини подпирает щеку ладонью и вздыхает.
— Три недели семестра, а у меня уже завал!
— В хорошем смысле, — поспешно говорит Джордан. — Правда, Хини?
— Да, в хорошем, определенно! — поправляется Мохини, кивая головой так энергично, что кажется, ее очки вот-вот отправятся в самостоятельное путешествие.
Хм-м-м… Я внимательно смотрю на Джордан, но та роется в своей сумке с книгами.
— Короче, очуметь! Эм, наша комната просто супер! Помнишь Кевина и Дейва, ребят напротив? Так вот, они устраивают ужаснейшие вечеринки! — провозглашает Пикси и пускается в подробное описание нескольких свежих примеров — ссор, знакомств и перепитий, совершенных случайной выборкой гостей.
— Не заскучаешь. — Я отхлебываю воды; неожиданно очень захотелось пить. — А как занятия в этом семестре? Здорово, наверное, когда перестали много всего задавать. — Именно этого я больше всего ждала от второго курса.
Джордан раскидывает руки в стороны.
— Да, как только построишь прочный фундамент, можно и в свободный полет!
Все трое разражаются хохотом.
— Вы что? — спрашиваю я.
Очевидно, она кого-то копирует, я только не знаю, кого.
— Это профессор Клайбер, — наконец выговаривает Пикси.
— Он ведет введение в архитектуру, — объясняет Мохини.
— Я знаю, кто такой профессор Клайбер! Это я предложила к нему записаться! — огрызаюсь я.
Они такие рассеянные — это просто невыносимо!
— Конечно-конечно! Какая я глупая, забыла. Извини! — Мохини так частит, что я уже стыжусь своей бурной реакции.
— Клайбер — это нечто, Эмма Ли, — говорит Джордан. — Настоящий истерик!
Пикси кивает.
— Такой смешной!
Я в предвкушении рассказа улыбаюсь.
— Правда?
— Трудно объяснить, — говорит Джордан.
A-а. Приносят еду. Мохини берется за сироп.
— Но Клайбер — это еще цветочек по сравнению с Думаи, — говорит она, выкапывая ров вокруг своих блинов.
— Этот мужик — просто козел! — говорит Пикси.
— Не то слово! — фыркает Джордан, поглощая яичницу с колбасой. — Бедная девчонка в первом ряду!
— Она даже плакала!
— Я такой грубости еще никогда не слышала!
— А что случилось? — спрашиваю я.
Понятия не имею, кто такой Думаи, но рассказа я вряд ли дождусь.
— Он очень гадко себя повел, — говорит Мохини.
— И все-таки надо было это видеть, — заканчивает Пикси.
Ну да. Я начинаю есть, обращая внимание, что моя яичница из белков еще безвкуснее, чем обычно, а тост сухой, как опилки. Секунду слышится только стук вилок, прерываемый слабым звоном льда о пластиковый стакан. Потом Пикси смотрит на стену.
— Уже так поздно? Очуметь! — Она вскакивает. — Я опаздываю! Я же должна встретиться с Тимоти!
— Погоди… сейчас?! — спрашиваю я.
— Увы. — Она роняет скомканную салфетку на вафли.
— Тимоти, который Хаттон? Ты еще с ним?
— Но недолго! Я тебе все расскажу в декабре — или, наверное, после Нового года, все зависит от твоих планов! — Пикси заправляет волосы за уши, хватает сумочку и отдает мне десять долларов. — Пока! Счастливо! Позвони нам, когда вернешься!
— Ладно… Пока.
Я оборачиваюсь и вижу, как Джордан кладет кошелек на стойку.
— И ты туда же!
— Извини. — Она выпячивает нижнюю губу. — Пообещала Бену встретиться у библиотеки.
— Джорд, сейчас утро субботы.
— Ну да.
— Сентябрь.
Джордан застегивает свою байку.
— Ну да, — говорит она. И что?
— С каких это пор ты так засела за книги?
— С тех пор, когда решила относиться к учебе серьезней. — Она достает из кошелька деньги, уже надев лямку рюкзака на плечо. — А что ты удивляешься, Эмма Ли? Люди меняются.
Ну, это уже слишком! Я поднимаюсь и делаю шаг к ней, почти радуясь. Хватит притворства. Наконец правда выходит наружу: мои подруги очень расстроены, что я уезжаю. Так расстроены, что могут только притворяться, что им все равно.
Но я не могу злиться.
— Пока, дорогуша, я буду ужасно скучать! — говорит Джордан, стискивая меня в объятиях. Когда она отстраняется, я вижу, что ее красные глаза полны слез. — Ты прекрасно проведешь время, я точно знаю!
— Ладно, спасибо. Тебе тоже всего хорошего, — мямлю я.
— Постараюсь, чтоб так и было. Пришлешь нам открытку, ладно? П-пока!
— Пока!
Я сажусь. Мохини встает.
— Прости, Эм. У меня лабораторка.
Банковские часы на Бродвее показывают 11.58. Без двух двенадцать. Мои три лучшие подруги пробыли здесь меньше часа… Нет, они еще и опоздали, так что, считай, сорок минут. Сорок долбаных минут! И что я услышала? Расскажу после Нового года? Позвони, когда вернешься? Милочка? Дорогуша? Пришлешь нам открытку? Открытку — вы не ослышались — одну открытку. Одну открытку за три месяца. Пока! Пока! Покедова! Ну и свинство…
