— Я понял, что они поняли! — оборвал меня Байрон. — Я спрашиваю, как это случилось?
Когда я устраивалась к Байрону, то боялась, что его йоговские повадки начнут меня раздражать. Больше не боюсь. Я сглотнула и подробно рассказала о встрече.
— И это все? Могла бы выкрутиться! Могла бы сказать, что Вилма Мужеубийца — твоя тетя, или что она вышла замуж повторно, или еще что-нибудь!
— Они говорили с Вилмой лично, — напомнила я.
— Ну сказала бы хоть что-нибудь! — не успокаивался Байрон.
— Слушай, Байрон, мне очень жаль! Но мы договаривались, что я не принцесса, а просто на четверть чероки, ты помнишь?
Байрон выдохнул. Ураганный порыв ветра прямо мне в ухо.
— Милочка, тут столько всего происходило, что это выскочило у меня из головы! В любом случае, ты только что опозорила меня, опозорила агентство, а главное — опозорила себя. Девять человек теперь считают тебя обманщицей, и, честно говоря, это повредит твоей репутации.
Это не просто унижение. Это катастрофа! Меньше чем за шестьдесят секунд я превратила рекламную кампанию стоимостью в шестьдесят тысяч долларов в угрозу собственной карьере.
— Мне очень жаль, — пробормотала я.
— Не жалей, а давай работать дальше, — продолжил Байрон неожиданно масляным тоном. — А что будет за работа, я уже знаю…
Пикси взволнованно ставит маркером желтые точки на моем плече.
— Очуметь! Ты летишь на Карибы завтра? Перед самой сессией?!
— Возможно.
— Это сумасшествие! Зачем?
— Ш-ш-ш! — Девушка, которая, как мы подозреваем, живет в библиотеке, стучит по одной из двадцати пустых банок из-под содовой, стоящих перед ней в ряд, и сердито смотрит на нас.
Самым тихим шепотом, на какой только способна, я выкладываю подругам все, что знаю. Работа — редакционный материал для итальянского журнала «Леи». Шестнадцать страниц купальников, снимает бывший австралиец по имени Тедди Макинтайр.
— Шестнадцать страниц — это много? — спрашивает Джордан.
— Для портфолио просто супер.
Пикси качает головой:
— Не понимаю! Как они могут быть не уверены? Вылет завтра утром. Разве им не нужно купить тебе билет?
— У них зарезервированы и билет, и гостиничный номер, но на Модель Икс или еще на какой-нибудь псевдоним. Когда они окончательно выберут девушку, перезвонят и изменят фамилию.
— Кошмар! — возмущается Пикси. — Когда ты вернешься?
— Через три дня.
— Когда у тебя первый экзамен?
— Через четыре.
— С ума сошла!
— По-моему, ты уже все сказала, Пикси-Палочка, — говорит Джордан.
— Не называй меня так!
— Ш-Ш-Ш!
Пикси и Джордан с возмущением таращатся друг на друга. У них теперь такое хобби.
В октябре с первыми осенними листьями разлетелись слухи о летней любовной трагедии Пикси. Выяснилось, что в конце августа Пикси умудрилась сделать минет Тору (бойфренду своей лучшей подруги, Александры) в туалете поместья его родителей. Все бы ничего, но в то утро Александра выпила два эспрессо с двумя стаканами свежевыжатого апельсинового сока и ей было просто необходимо посетить то же заведение. Последствия для Пикси были тяжелейшими: полный остракизм как со стороны Гротонов (Пикси), так и со стороны Эндоверов (Александра и Тор). Пикси часами выла под одеялом: «А Алекс три дня в неделю спала с эквадорским теннисистом, это что, фиг-ня-я?», пока я не заставила ее иногда вылезать на свет божий. Джордан, которая, несмотря на редкие случаи духовного единения, всегда считала Пикси «жеманной болтушкой, помешанной на искусстве», наконец нашла в ней качество, достойное восхищения: «Так она шлюха!». Пикси, которая раньше пренебрегала Джордан («эта девушка одевается как фейерверк и ругается как пьяный моряк») решила, что в ее положении не стоит крутить носом. Так они и подружились.
Джордан возвращается к экономике, Пикси — к истории искусств, а я смотрю на свою стопку книг и пытаюсь совладать с нарастающей паникой. Спенсер готов, но меня еще ждут Ньютон, Мильтон, Макиавелли и Августин, а еще куча французской грамматики и вокабуляра, добрую часть которого я увижу впервые. Как я умудрилась так отстать? Когда? Все из-за этих собеседований — не только по пятницам, но и в другие дни, между занятиями — и фотопроб по выходным. Они отняли больше времени, чем я думала.
Я берусь за Мильтона — и бросаю. Как-то же я получила на аттестации в середине семестра 98 баллов! Больше, чем у всех остальных. Как-нибудь сдам. Лучше поучу будущее время.
Je parlerai
Tu parleras…[52]
Кого я пытаюсь обмануть? Я тихонько выхожу из библиотеки.
Коридор пуст и тих, широкая полоса линолеума взрезана редкими лучами ламп, но, проходя мимо читальных залов, я вижу, что все места заняты, все носы уткнулись в книги. Вдруг мне становится тесно и душно, и тусклый свет давит на меня весом всего мира — многих миров — будущего. Зря это, думаю я. Зря я уезжаю. Подойдя к телефонной будке, я уже в этом уверена и мысленно молю: господи, пожалуйста, сделай так, чтобы все отменилось!
— Поздравляю! — кричит Байрон. — Тебя взяли!
Если раньше воздух казался мне душным, теперь он густой, как гороховый суп.
— Прекрасно, Грета! Прекрасно! Теперь чуть расставь ножки!
Я закладываю книгу пальцем и подаюсь вперед. Колени Греты скользят по мягкому песку.
— Хорошо! — кричит Тедди. Щелк. — Еще шире!
Ноги Греты продолжают движение. Торс опускается ниже. Руки прижимаются к слегка загорелым бедрам. Голова откидывается. Густые золотые пряди сверкают на солнце… и беспорядочно рассыпаются.
— Волосы! — кричит Тедди.
Волосы Греты укрощают, но следующий порыв ветра тут же растрепывает их.
— Ладно, сама работай!
Грета поворачивается к океану. Волосы сдувает назад. Тедди бежит к воде, не снимая пальца с кнопки затвора. Модель застенчиво улыбается в объектив и игриво проводит пальцем по шву купальника.
— Хорошо! — Щелк. — Да! — Щелк. — Вот оно! — Щелк. Щелк.
На встрече с Тедди Макинтайром я увидела, что стены студии оклеены обложками журналов с супермоделями семидесятых: Джиа, Иман, Дженис. Я засомневалась: динозавр какой-то! Но Байрон быстро меня переубедил. «Тедди сказал, ты свежее лицо, ты выделяешься, ты красивая и он должен с тобой работать!» И я поняла: даже если звезда Тедди закатилась — что с того? Моя и так застряла на уровне леса, если вообще поднималась. Тедди все равно может дать мне толчок. К тому же, как подчеркнул Байрон, в заказ входит шестнадцать страниц редакционного материала, а на съемки отведено всего семьдесят два часа. Готовиться к экзаменам можно в самолете.
— О'кей, Грета, поддай жару! Сейчас нужно больше экспрессии!
Пока что все мое внимание поглощают не учебники, а Грета. Зеленоглазая пышногрудая блондинка. Девушка, украсившая собой обложку «Спортс иллюстрейтед», посвященного купальникам («И Бог создал Грету!» — гласила надпись). Я чувствовала себя гимнасткой, которая приехала на первые в жизни соревнования и узнала, что выступает сразу после Мэри Лу Реттон.
Как быть лучше идеала?
— Пленку!
Тедди бросает фотоаппарат Лотару, второму ассистенту, тот ему — другой фотоаппарат. Грета щурится:
— Солнце яркое!
Тедди качает головой.
— Мы не можем поставить ширму. Слишком ветрено.
Она поворачивается к Джиллиане, редактору отдела моды «Леи» — в этой поездке она наш главный стилист.
— Тогда можно мне очки?
— Извини, в этом сюжете у нас нет очков, — отвечает та.
— А шляпу?
— Извини.
— А…
— О боже, Грета, сама справишься! — обрывает ее Тедди.
Девушка не строит из себя примадонну. Солнце действительно яркое. И еще ветер. На рассвете мы вышли из гостиницы и приплыли на рыбацкой лодке в эту пустынную бухту. Сначала все было здорово, но теперь солнце жарит как сумасшедшее, а ветер задувает мелкий белый песок в глаза и рот.
