Энн поворачивается к трио из «Франклин Парклин».
— Что интересно, в жилах Эмили течет кровь чероки!
О боже… Присутствующие зашевелились, и мне кажется, что задрожали стены. Сердце бешено стучит.
— Индианка! — ахает Землистый.
— Поразительно! — охает Землистая.
Черная Джинса громко хлопает себя по груди:
— Простите!
Простите?
— От имени моих европейских предков я хочу извиниться перед вами, — говорит она. И ее глаза наполняются настоящими слезами.
Я глубоко вдыхаю. Все, приехали.
— От имени своих предков я принимаю извинение.
Черная Джинса снова хлопает себя по груди.
— Спасибо!
— Как вы ухитрились найти ее? — поражается Землистая.
Энн сияюще улыбается мне.
— Удача!
— Вы чероки на сколько процентов? — спрашивает Красные Очки.
— На четверть.
— На четверть индианка, боже!
— Это просто чудо!
— Я чувствую дух индейских предков!
— По линии отца или матери? — уточняет Красные Очки.
Я тренировала все ответы в метро.
— Матери. Ее отец был чероки.
— У Эмили есть и другое имя, — говорит Энн. Она улыбается не просто тепло, а чуть ли не с материнской гордостью. — Падающая Вода.
— Как прелестно!
— Как живописно!
— Я вижу ее на берегу Колорадо!
Может, лучше на берегу какой-нибудь мексиканской реки?
— Падающая Вода — разве это не название дома Фрэнка Ллойда Райта[49]? — спрашивает Красные Очки.
— О, точно!
— О, идеально!
— Еще одна американская икона!
— Откуда вы родом? — спрашивает Красные Очки.
Или я слишком нервничаю, или на меня так действует отражение города в ее очках, но готова поклясться: она настроена недружелюбно.
— Из Оклахомы. Мы переехали в Висконсин, когда мне было пять лет, из-за работы отца, — отвечаю я.
— Висконсин? Совсем как Райт!
— Может, ее предки были с ним знакомы!
— Может, ее предки его вдохновляли! Скажите нам, Падающая Вода, — кричит Черная Джинса, — он как-то связан с вашей семьей?
— Моя мама выросла возле Талисина[50], — признаюсь я.
— Значит, наверняка!
— Конечно!
Черная Джинса начинает бормотать, что в моем лице отражается американская прерия, и я прячу усмешку. Не умею врать, да? Теперь я не только чероки, но еще и связана с одним из самых знаменитых американских архитекторов, и все проглотили мое вранье как печенье с тарелочки!
Почти все.
— Скажите нам, Падающая Вода… — Красные Очки отодвигает свой стул и медленно подходит к кофейнику на буфете. — Как ты можешь жить в Висконсине, если ты УГВИЮ УВЕТСИАТИ?
Чего?
— Простите?
Красные Очки осторожно дует на свеженалитую чашку кофе и делает маленький глоток.
— Может, я неправильно произношу? У-ГВИ-Ю У-ВЕТ-СИ-А-ТИ.
Произнесла она медленно, но понятнее мне точно не стало. У меня защипало ладони, глаза невольно забегали.
Том вонзает нож в тарталетку с киви.
— На доске написано, — говорит он, перемещая тарталетку себе на блюдце.
Правда? Слава богу. Я шарю глазами по густо усеянной разными предметами доске в поисках слов… слов. Где они? Проходят секунды. Я ощущаю на себе взгляд девяти пар глаз. Стоп… Что там между краем пейзажа Адамса Анселя[51] и перьями из петушиного хвоста?
Я вижу надпись на совершенно неизвестном языке.
— Что за фигня? — бормочет Шахматный Свитер.
Энн наклоняется к его уху и шепчет. Не очень тихо.
— По-моему, Гвен сказала, это ее имя: принцесса Падающая Вода.
Да!
— Ну, мы с семьей часто ездим в Оклахому, но в наши дни роль принцессы племени церемониальная: ну, там, корзины плести, ходить на парады и тому подобное, — говорю я, надеясь, что мой небрежный тон показывает, как мне надоело ездить на платформах для парадов.
— Как принцесса Ди! — восхищается Черная Джинса.
— Да, точно.
Том проглатывает остатки тарталетки, запивает кофе и говорит:
— Эмили, мы снимаем нашу кампанию в январе. Тебе это подходит?
— Да. Я так и планирую. То есть надеюсь! — щебечу я.
Все снова улыбаются.
— Надеюсь, нам удастся ее заказать!
— Невероятно!
— Обязательно надо!
Красные Очки поднимает руку.
— Почему вас зовут не Мужеубийца?
Я издаю тихий смущенный смешок.
Она ждет.
— Э-э, спасибо за комплимент, — помолчав, говорю я.
Она отмахивается:
— Я к тому, что разве вас не должны звать Мужеубийца, как Вилму Мужеубийцу, нынешнего вождя чероки? Если, конечно, под титулом «принцесса» вы понимаете то, что вы из рода вождей, а не «мисс чероки», как чероки называют церемониальную роль, описанную вами?
У меня в голове стало пусто-пусто.
Красные Очки помешивает свой кофе.
— А я-то, глупая, вчера говорила с Вилмой. Которая слыхом не слыхивала о принцессе Падающая Вода.
Теплая, доброжелательная атмосфера в зале индевеет. Девять пар глаз переглядываются. Нет, восемь. Красные Очки буравит взглядом меня.
Первой заговаривает Энн. Она, сморщившись, поворачивает лицо ко мне.
— Эмили, ты ведь чероки? Скажи нам, что хотя бы это правда.
Красные Очки выжидающе смотрит на меня.
— …Ну?
— Нет… вообще-то… я просто… я просто Эмили. Эмили Вудс.
Том разражается хохотом и хлопает. На секунду мне кажется, что еще не все потеряно.
— Значит, ты нас обманула, — тихо говорит Энн.
Я смотрю на стол.
— Ясно! — отрезает Красные Очки. — Спасибо, Эмили. Можете идти.
Я еще сижу, боюсь не удержаться на ногах. Энн с оглушительным щелчком открывает папку.
Колесики моего стула жужжат по ковру. Я скриплю стулом и встаю.
— До свидания.
В ответ молчание. Я как можно тише закрываю за собой дверь.
Глава 10
АХ, КАРИБСКОЕ МОРЕ, БЕЛЫЙ ПЕСОК…
Период «чтения»: официальный перерыв между занятиями и сессией. Увидев «чтение» в расписании в первый раз, я мечтательно улыбнулась и представила себе студентов, которые, удобно устроившись в кожаных креслах, медленно переворачивают страницы великих классиков перед огнем, потрескивающим в камине, а снаружи окна тихо заметает снег.
В Батлеровской библиотеке нет каминов, они пожароопасны. Снег есть — внутри, потому что все окна распахнуты так широко, как только позволяют металлические косяки: так студенты пытаются опустить температуру в читальном зале ниже внутриутробной жидкости. Кресла тоже есть, но окружены книгами, конспектами и маркерами, как место преступления — полицейской лентой. Хотите честно? «Чтение» — это просто длиннющая зубрежка.
— Уф-ф-ф! — пыхчу я, честно выполнив норму: просмотрела больше двухсот страниц «Королевы фей» Спенсера. Занятие, для меня сравнимое с восковой эпиляцией в зоне бикини на доске, утыканной острыми гвоздями.
Кстати, об острых предметах: Джордан барабанит своими алыми когтями по открытой странице.
— Послушай меня, милочка! Тебе надо поменять специальность. Мы на экономике таких книжек не читаем.
— А ты послушай меня, ми-илочка! — парирую я с лучшим южным прононсом, на какой только способна. — И не говори мне об этом предмете!
— Экономика, экономика, — заводит она речитативом.
На нас шикают.
— Черт! — Джордан переходит на шепот. — Когда уезжаешь?
— Завтра утром. Наверное.
Пикси поднимает глаза, хотя ее маркер продолжает двигаться.
— И куда это?
— В Доминиканскую Республику. Наверное, — подчеркиваю я, скрещивая пальцы, чтобы не сглазить. Нельзя говорить, что заказ на тебя есть, пока его не подтвердили. Хватит с меня невезения, особенно после этого ужаса с «Франклин Парклин» две недели назад.
Не прошло и пары секунд после моего возвращения из «Софер Фитцджеральд», как ко мне в комнату влетел Байрон.
— Что там, черт возьми, случилось?!
— Они поняли, что я не чероки, — ответила я.
Мои щеки еще пылали от унижения.