И теперь я здесь. В Колумбийском. Первый курс 1992 года насчитывает чуть больше тысячи человек. Я выхожу из такси на перекрестке Сто двенадцатой и Бродвея, и кажется, что они повсюду. Студенты с сумками книг и кусками пиццы. Студенты с ящиками молока, матрасами и галогеновыми лампами. Студенты…
— Простите, вы не выйдете из кадра?
…которых фотографируют, обнимают, которые плачут и машут родителям. Студенты в футболках, где изображено все, что угодно, от эмблемы «Гринписа» до поло-пони, и в обрезанных джинсах или слаксах.
Черт!
Я украдкой бросаю взгляд на свое отражение в окне полуразгруженного «олдсмобиля» и убеждаюсь, что дело плохо. Прическа как для диско-клуба, с шести утра благодаря тщательному начесу и четверти баллона лака почти не растрепалась. Огромные синие кольца со стразами, которые несколько часов назад привели в такой восторг Пупу, тоже никуда не делись. Как и мой макияж, включая контур для губ и блеск, от которого губы кажутся полными и пухлыми. Белый льняной блейзер, покрывшийся бурыми пятнами, был снят еще в такси, и я осталась в полосатом миниплатье без бретелек. А еще на мне синие сапоги с наборными каблуками.
Короче, злая близняшка Барби.
Черт! Сердце бешено колотился. В желудке все свело. Опять я не такая, как все! Не Сыворотка, так Пижонка. И чем я думала? Ну ее, эту пунктуальность! Я так и так опаздывала! И почему я не заехала в гостиницу за сумкой? Почему? Почему?!
Черт! Черт! Черт! Я бегу в кампус, замечая по пути девушку в джинсовых шортах с бахромой и футболке с надписью «Дукакис-88». Она приклеивает на столб, и так лохматый от афиш, плакат о том, что этот кандидат от демократов собирается посетить Нью-Йорк. Я все придумываю, или она все-таки смотрит на меня и посмеивается?
Улыбнулась! Точно. Я смотрю на часы. Все началось сорок пять минут назад и продлится только два часа, а значит, ехать за пятьдесят кварталов туда и обратно… бессмысленно.
Парень в футболке с Бартом Симпсоном покосился на мои ноги. Девушка в «варенке» меряет взглядом мои синие сапоги. Мой пульс учащается. Так, Эмили, спокойно. Спокойно. Это не проблема, а всего лишь платье. Сейчас возьму ключ и пойду в свою комнату. Я уже отослала какие-то вещи, может, коробки уже прибыли… или приехала соседка по комнате… или я смогу одолжить футболку у кого-то на этаже. Все будет в порядке. Честно!
Я тайком пробираюсь под плакат, иду по стрелочкам к большому белому навесу и становлюсь в очередь первокурсников, чьи фамилии начинаются с «М-Z». Еще пять минут, и я оказываюсь перед некоей Кэт. У нее на столе несколько стопок бумаги, чуть поодаль — пластмассовая картотека.
— Привет, я…
Кэт приставляет палец к губам и жестом указывает на щели в полотнище. Я ничего не вижу, потому что там толпится народ. Только слышу треск микрофона, который даже отсюда действует на нервы. Кто-то нарочито веселым баритоном ведущего говорит: «Так, какой у нас следующий номер?»
— Фамилия? — театральным шепотом спрашивает Кэт. На ее футболке белыми расплывчатыми буквами написано: «Почетная ученица Шервудской школы».
— Вудс. Эмили Вудс.
Кэт вздергивает руку: я говорю слишком громко.
— Десять-пятнадцать «С», — бормочет она, отработанным движением зачеркивая мою фамилию. Потом вместе со стулом отъезжает к картотеке.
— Спасибо, Келли из Пукипси!
Раздаются аплодисменты. Я вытягиваю шею.
— Странно, — бормочет Кэт.
Я резко поворачиваюсь к ней. Только сюрпризов мне сейчас не хватало.
— Что случилось?
— Нет ключа, — говорит Кэт.
— Нет?!
— Ш-ш!
Коричневый конверт с пометкой «1015» перевернут.
Кэт хорошенько его трясет. Ну-ну…
— Так, посмотрим, — бормочет она, рассматривая конверт. — 1015 «А» — Серена Бешемель, есть; 1015 «В» — Мохини Сингх, есть. Хм-м-м… Может, было всего два ключа? Может, я случайно отдала твой одной из них? Не знаю. Короче, — заканчивает она радостным тоном, — попросись к кому-нибудь из них переночевать. А завтра просто покажешь студенческую карточку охраннику, и тебе выдадут дубликат.
О, нет! Нет, нет…
— Кэт, мне правда очень нужно в свою комнату, — говорю я голосом, определенно не похожим на шепот. — Это жизненно важно!
Кэт отодвигает стул назад.
— Нужно — значит нужно. Торжественное знакомство уже скоро закончится…
— Когда?
— Вот, Донна тебе поможет. — Кэт прижимает ладони к столу. — Эй! Донна! Донна! Это Эмили Вудс, десять-пятнадцать «С».
Девушка, которая стоит у края палатки, приставляет ладонь к уху: что?
— Это Эмили Вудс.
Что?!
Я подхожу к Донне и называюсь. Она медленно просматривает список. Мы выходим из палатки, и я наконец вижу, что происходит. Не меньше двухсот студентов столпились на маленьком дворе и смотрят на парня с микрофоном на ступенях Кармен-холла.
— Ну-ка, похлопаем великолепной четверке из номера четыреста восемнадцать — Брэду, Хуану, Анируддхе и Рэнди! — напевает он.
Раздаются жидкие хлопки.
— Разве Джед не прелесть? Он ди-джей на нашей радиостанции, — восхищенно шепчет Донна. — А, десять-пятнадцать? Вот блин! Твоя комната уже была.
— Блин, — повторяю я. Прекрасно. — Слушай, я очень хочу скорее в свою комнату.
Донна находит чистый бэдж и пишет очень большими буквами: «ЭМИЛИ В.».
— Садись! — Она прикрепляет бэджик к моему платью. — Через минуту пойдешь.
— Правда?
— Обещаю.
Я готова ее обнять.
— Садись сюда, и я скажу, когда. Донна указывает пальцем на свободное место на газоне. Не то чтобы в задних рядах — но хоть что-то. Я пробираюсь туда мимо студентов в джинсах и футболках, под подозрительными взглядами. Сажусь на землю и облегченно вздыхаю. Все будет в порядке!
Аплодисменты.
— Спасибо, Анируддха! — говорит Джед. — Ну, ребята! Знакомство состоялось, теперь надо его как следует закрепить. У нас есть бутерброды, содовая, за микрофоном наши собственные «Би Джис», и только не говорите маме, но студенческое общество «Сигма ню» поставило нам бочку…
— Стойте!
Донна поднимает руку и машет планшетом, как флагом.
— Еще одна!
Нет!..
Джед поднимает руки.
— Подождите, ребята, у нас еще одна!
Толпа разражается стонами, а потом начинает скандировать:
— Боч-ку! Боч-ку! Боч-ку! Боч…
— Эмили Вудс! — кричит Донна. — Из десять-пятнадцать!
Нет… Это все происходит не со мной.
— Боч-ку! Боч-ку! Боч-ку! Боч…
— Ну же, потише! Эмили Вудс, ты где, наша опоздавшая?
— Здесь, здесь! — кричит Донна.
Видели, как в кино все иногда становится расплывчатым и замедленным? И слышны только свист и пара невнятных слов, будто их произнес Джабба Хат? Увы, сейчас такого не происходит. Все четко и ясно. Каждая идиотская шуточка Джеда, каждый взгляд двухсот человек, которые уже меня недолюбливают: быстрее бы выпить. Донна наклоняется, чтобы помочь мне встать.
Когда пальцы Донны смыкаются на моем запястье и тянут меня вверх, я запинаюсь о лямку рюкзака. Падаю лицом вперед, а платье задирается и открывает трусы на обозрение всех первокурсников, что позади.
— Эй, сегодня вторник!
— Поверните ее передом!
О боже! О боже! Я заливаюсь краской и одергиваю подол. Я одевалась целую вечность назад. Что у меня под платьем? О боже… Кажется, трусы-«недельки», шуточный подарок от Кристины. Да?
— Слава богу, уже пятница! — вопит кто-то.
Угу.
— Пят-ни-ца! Пят-ни-ца!
Дайте мне спокойно умереть.
— Тише там, народ! Иди сюда, Эмили из десять-пятнадцать! — громко кричит Джед.
Он впихивает микрофон в мои трясущиеся руки.
— Я Эмили Вудс. Я из…
— Оклахомы! — кричит девушка с полувыбритой головой. Кто-то хихикает и хлопает.
— …Висконсина.
Я отхожу в сторону.
— Куда! — Джед рывком возвращает меня на место. — Не так быстро, милочка! Нам нужно узнать что-то личное — чем ты занималась этим летом?
Я моргаю и смотрю на море лиц. Вряд ли сейчас уместно говорить о любвеобильных агентах из Эл-Эй, диетах или съемках на каблуках-стилетах.