М-р Чок становился все беспокойнее по мере приближения к цели. Он проехал тысячу миль, и не видел ничего, кроме летающих рыб и альбатросов. Прогуливаясь как-то поздно вечером с капитаном Брискетом, он выразил желание увидеть что-нибудь новое, интересное.

— Вы жаждете приключений, сэр, — отозвался тот, покачивая головой; — с полдюжиной таких людей, как вы, я повел бы это судно куда угодно. Вы родились моряком. Питер Деккет верить не хочет, что вы мальчиком не были на море.

— Я всегда думал, что полюблю море, — скромно сказал м-р Чок.

— Полюбите? — повторил капитан: — вы моряк по природе, и у вас в крови буйный дух, который так и рвется наружу. И это беспокоит меня и Питера Деккета — также.

— Беспокоит? — повторил м-р Чок.

— Видите ли, — капитан глубоко вздохнул, — нам не по сердцу тайна, она тяготит нас.

— Почему? — проговорил после некоторой паузы м-р Чок.

— Мы не знаем, на какое отчаянное приключение вы нас ведете? Конечно, мы последуем за вами, но согласитесь, что вы не совсем справедливо поступаете по отношению к нам.

— Тут нет ни малейшей опасности, — убедительно произвел м-р Чок.

— Но тайна есть? Вы не станете этого отрицать. Вы таитесь от меня? — проговорил капитан тоном укора, в котором слышалась непритворная "слеза". Он отошел и прислонился в борту, закрыв лицо руками. М-р Чок подошел и положил руку ему на плечо.

— Вы мне не доверяете! — глухо сказал капитан.

— Это не моя тайна; будь она моей, я охотно открылся бы вам.

— Что делать, сэр? В первый раз в жизни, сэр, Билль Брискет является не заслуживающим доверия человеком. И я особенно огорчен тем, что это исходит от вас.

М-р Чок молча стоял возле него в горестном недоумении.

— А я доверил вам тайну, от которой зависит моя жизнь! — продолжал капитан с резким смехом: — вы единственный человек, знающий, что я убил Веселого Питта в Сан-Франциско.

— Но ведь вы убили его, защищаясь?

— Не все ли равно? Доказательств у меня нет. По одному вашему слову меня вздернут на виселицу. И это еще не все. Команда начинает догадываться, а я, в качестве капитана, отвечаю за их жизнь. Понимаете ли вы, какой я подвергаюсь ответственности?

— Команда догадывается! — воскликнул пораженный м-р Чок.

Понизив голос, капитан сообщил, что на днях вечером он застал матроса заглядывающим в окно, находящееся в потолке каюты. Отослав матроса вниз, он сам заглянул в окно, и увидел Стобелля, Тредгольда и м-ра Чока наклонившимися над какой-то бумагой. Он не желал шпионить, но капитан корабля должен наблюдать за порядком.

— Это ваше право, — твердо сказал м-р Чок.

Капитан не без волнения поблагодарил его и, стоя с ним у борта, принялся восхищаться красотой моря и созвездий. Под впечатлением разговора и чар южной ночи, он дал волю своим чувствам и со странной смесью резкости и робости заговорил о своей престарелой матери, об одиночестве и печальной доле моряка, о бесценном сокровище истинной дружбы. Он обнажил всю свою душу перед сочувствующим слушателем; но когда из какого-то замечания м-ра Чока он понял, что тот намеревается открыть ему тайну, он отказался выслушать его по той причине, что его считают за "грубого матроса, которому невозможно довериться". М-ру Чоку, горячо опровергнувшему такое предположение, удалось, наконец, убедить капитана в том, что он ошибается, и тогда успокоенный Брискет заявил о своей готовности выслушать то, чего м-р Чок совершенно не намеревался сообщать ему.

— Но, помните, — тоном предостережения проговорил капитан, — не надо никого в это посвящать, даже Питера Деккета.

М-р Чок, так неожиданно для себя попавшийся в ловушку, не видя никаких путей отступления, отвел капитана как можно далее от рулевого и шопотом сообщил ему о цели плавания. Когда они расстались перед отходом во сну, капитан Брискет был осведомлен обо всем не менее самих членов экспедиции, но он успокоил совесть м-ра Чока, сознавшись ему, что, в сущности, он с самого начала уже догадывался о правде.

Через несколько дней он с большим интересом выслушал из уст м-ра Тредгольда инструкцию относительно острова капитана Бауэрса, положение которого нотариус попытался определить с возможною точностью. Этот остров предполагалось посетить первым, и потому зашла речь о вулканическом образовании островов и коралловых рифов.

Они шли теперь среди островов. Два из них остались вдали, но мимо третьего — простой скалы с немногими растущими на ней пальмами — корабль прошел совсем близко, и м-р Чок, после внимательного рассматривания острова в свой бинокль, объявил его необитаемым.

Через два дня, со стороны штирборта показался четвертый остров, — узкая серая полоса земли, — и капитан, с большим интересом наблюдавший за ней, со стуком закрыл свою подзорную трубку и подошел к Тредгольду.

— Ваш остров, сэр! — проговорил он, видимо довольный.

Сидевший за чаем, м-р Тредгольд поднялся с места, выказывая некоторый интерес; за ним последовал м-р Стобелль, и оба с нескрываемым негодованием смотрели на носившегося по палубе м-ра Чока.

Тредгольд вооружился капитанской трубою, Стобелль — старым полевым биноклем.

— Уверены ли вы, Брискет, что это — тот самый остров? — небрежно спросил Тредгольд.

— Без сомнения, сэр, — сказал несколько удивленный капитан.

— Не похож он на тот, что на карте, — шепотом сказал Стобелль: — где же гора?

— Может быть, она — в глубине? Кажется, почва повышается в середине. Притом, там сказано: пригорок, а не гора, — заявил Тредгольд после продолжительного обзора.

Капитан, отошедший из деликатности в сторону, снова приблизился.

— Не помню, чтобы я ранее видел этот остров, но он — тот самый, на который вы приказали мне держать курс. Их тут — около двухсот. Если же вы полагаете, что ошиблись, можно попытать счастья с другими.

— Нет, — проговорил Тредгольд, — должно быть все верно.

М-р Чок спустился вниз, — в глазах его светилась чистейшая радость.

— Далеко ли мы от острова?

— В двух, а может быть — и в трех часах, — ответил капитан.

Приятели стали совещаться. М-р Чок признал сомнения Тредгольда неосновательными. Когда, по мере приближения, ему стали указывать на несоответствие между внешним видом острова и очертаниями его на карте, он возразил, что картография — целая наука, и неспециалисту легко допустить при чертеже большие неточности.

— Вот ваш пункт, — указал он пальцем, причем взбешенный Стобелль хлопнул его по руке, — мы переночуем в палатке, а завтра с зарей примемся за поиски.

Когда "Красавица Эмилия", под осторожным управлением капитана Брискета, пристала к обетованному острову, оказалось, что размеры его не превышают трех четвертей мили в длину и двух с чем-то — в ширину. Песчаный берег круто спускался в морю; в глубине виднелись кокосовые деревья и другая растительность, что составляло в общем картину, на которую м-р Чок взирал с благоговением пилигрима, увидевшего святыню.

Как только бросили якорь, он сошел вниз и появился на палубе, обремененный оружием.

В лодку положили небольшую палатку, одеяла, провизию, колья, заступ и кирку, и, отдав указания капитану, трое другей отчалили. Сидевший у руля, Питер Деккет ввел лодку в небольшую бухту, откуда удобно было высадиться. Нос лодки врезался в песок.

— Хорошее местечко, джентльмены, — проговорил он, — не думаю, чтобы здесь были люди.

— Мы обойдем остров, чтобы в этом удостовериться, — сказал Стоббель, — вылезайте, Чок.

Захватив ружья, они отправились на рекогносцировку; матросы, по приказанию Деккета, разбили палатку, вынули съестные припасы и ко времени их возвращения — уже сидели в лодке, готовые вернуться на корабль.

Странное чувство одиночества охватило м-ра Чока, когда он следил за удалявшеюся от берега лодкой. Шхуна под всеми парусами, стоявшая на якоре в полумиле от берега, имела какой-то унылый, нежилой вид. Ему пришло в голову: через сколько времени преданный Брискет успел бы оказать им, в случае надобности, помощь, и он упрекнул себя, что не догадался захватить с собой сигнальных ракет. Задолго до наступления вечера перспектива ночлега на берегу утратила всю свою прелесть.