Но как раз после дня защиты Дмитрий и повел себя по-иному: никогда не говорил об Инге, если знал, что Люся пригласила ее в гости, заранее уходил из дому, избегал вроде бы встреч и с Жорой, как-то нехотя отвечал ему по телефону. Люся втайне уж подумывала: а не зазнался ли брат, не вскружила ль ему голову ученая степень? И вот лишь вчерашний вечер кое-что наконец прояснил. Ну и порадовал Люсю братец, ну и выискал себе зазнобу. Это же смех и слезы! Ее единственный брат, кандидат медицинских наук, а ходит, как обыкновенный простой парень, на свидание к какой-то девке, которая наверняка необразованная, пуста и многим доступна.

Люсю вдруг взяла такая обида на брата, ее до того разозлила непонятная улыбка на его лице, что она со всей силой хлопнула дверцей шкафа с намереньем разбудить Дмитрия и этим ему досадить.

Дмитрий проснулся, открыл широко глаза, показавшиеся Люсе слишком веселыми, с явным удовольствием потянулся до хруста в суставах, сел на кровати, крепкий и сильный в плечах, в белой майке, плотно обтягивающей развернутую грудь, с чуть вьющимися по вискам русыми волосами, которые спускались на лоб, спросил с некоторым удивлением:

— Что это упало?..

— Солнце в дверь ломится, — сказала Люся, желая этим устыдить брата, подчеркнуть, что негоже ему до обеда в постели валяться, но тут же поняла по блаженно-счастливому лицу Дмитрия, он не вникает в смысл ее слов, и добавила: — Тебе разве не надо в больницу?

— Нет, ведь сегодня воскресенье, — прогоняя сон, мотнул головой Дмитрий. — Но я все равно туда поеду, хочется взглянуть на одного послеоперационника. Что-то слаб он, много крови потерял бедняга. — И он вскочил с кровати, начал делать приседания.

Собираясь гладить платье, Люся достала из тумбочки утюг, стала неторопливо разматывать шнур, а сама незаметно поглядывала на брата, которого со вчерашнего вечера будто подменили. Какой-то дурашливо-мальчишеский налет был во всех его движениях, некая искристая веселость выпирала из него наружу. Люся больше не сомневалась, что Дмитрий влюбился, и всерьез опечалилась из-за этого.

— А где ты всю ночь пропадал? — спросила она подавленным голосом. — Я до двух часов тебя прождала, а потом заснула.

Вспомнив, как вчера Люся по пятам ходила за ним с Катей, пока они не сели в машину и не уехали за город, Дмитрий усмехнулся, откровенно сказал сестре:

— За город уезжал на машине. Мне надоела твоя слежка. Ты впредь делай это потоньше, не так открыто. И ради бога, не надевай белые брюки — они слишком далеко видны.

Люся не думала, что брат вчера ее заметил, когда она тайно следила за ними, и вначале несколько смутилась, но скоро успокоила себя: «Это даже хорошо, пускай знает, я их видела, пускай ему будет стыдно».

— Благодарю тебя за совет, — сказала она с иронией, — только я вряд ли им воспользуюсь. У меня пропала всякая охота следить за вами, когда я увидела твою парикмахершу.

Дмитрий, который теперь отжимался на руках, на секунду отвлекся от упражнения, с наивным удивлением спросил:

— Разве она тебе не понравилась?

— Я не люблю таких тощих, — поморщилась сестра. — Но меня больше пугает не ее худоба, а ее социальное положение, — подчеркнула она. — Не понимаю, как ты можешь унижать себя, оказывая внимание какой-то уличной девчонке. Ведь расскажи я Инге с Жорой, кого ты катаешь по ночам на машине, они со смеху лопнут.

— Прекрати так говорить о ней! — неожиданно вскипел Дмитрий, резко вскакивая с коврика, на котором занимался гимнастикой. — Как ты смеешь называть Катю уличной, когда совсем ее не знаешь!..

Столь реактивная вспышка Дмитрия убедила Люсю, что все ее планы женить брата на Инге может поломать какая-то пустышка из парикмахерской. Конечно, она не верит, чтобы у Дмитрия могли бродить в голове серьезные мысли насчет этой девчонки, которая и рядом не стояла с Ингой. Скорее всего тут мимолетное и ни к чему не обязывающее увлечение, какой холостой парень пройдет мимо смазливой и легкодоступной девицы. Вот и брата сразу привлекла бросающаяся в глаза ее яркая внешность, а как только он получше ее узнает, ему и самому с ней станет скучно, тогда она его и под дулом пистолета не удержит.

Но в то же время Люся понимала, в жизни всякое случается, а вдруг эта девица околдует брата, так ловко все обстряпает, что он и глазом моргнуть не успеет, как окажется в ее сетях. Ведь такие с виду наивные и ни на что вроде не претендующие бывают, как правило, очень ушлые, умело прячут свое хищное лицо под завесой доброты и ласковости, они, не имея большого ума, многое берут хитростью, в которой всегда не искушен по-настоящему умный и талантливый человек.

Нельзя было забывать и о том, что запретный плод всегда сладок, и если ей сейчас пойти открыто против этой девицы, то можно, пожалуй, быстро все испортить. Дмитрий, который так щепетильно оберегает свою самостоятельность во всяких делах, конечно, не потерпит, чтобы младшая сестра вдруг вмешивалась в его личную жизнь. Напротив, это только его распалит, разозлит и скорее толкнет на поспешный и глупый шаг.

Взвесив все это, Люся подумала, что впредь ей надо действовать гораздо тоньше, осторожнее и, разумеется, не в одиночку. Тут нельзя обойтись без отца с матерью, Жоры и Инги, борьбу против этой девки она будет вести вместе с ними.

Не скрывая своей обиды на брата, Люся опустила низко голову и молча водила утюгом по платью. При этом она тайком посматривала на Дмитрия и всякий раз убеждалась: нет, не случайная связь у него с парикмахершей. Раньше она никогда не видывала Дмитрия таким радостным, а сейчас радость прямо распирала его, открыто выплескивалась наружу, делая лицо брата глуповато-блаженным.

После гимнастики Дмитрий умылся до пояса холодной водой, выпил чашку черного кофе и стал собираться в больницу. Сперва надел светло-серый костюм, повязал галстук, но, увидя сидевшего на балконе голубя сизаря с опущенными от жары крыльями, вспомнил о жутком зное, который второй месяц угнетал Москву, и снял пиджак, остался в белой рубашке. Вообще-то Дмитрий не любил появляться в больнице без пиджака, чувствуя себя без него как-то ущербно, но сейчас надеялся, что его вряд ли кто увидит, в это время у больных как раз обед, потом будет тихий час, а врачей сегодня нет, и, глядишь, он незаметно прошмыгнет к дежурному, где сразу облачится в халат. Уходя из дома, он сказал сестре, что поехал в больницу, но та сделала вид, будто не слышала, и Дмитрий даже не обратил на это внимание: все его мысли уже были о Сергее Чижове, которого позавчера оперировал.

В последние дни двадцатилетний тракторист из-под Кургана редко выходил у него из головы. В четыре часа утра, когда проводил домой Катю и отогнал на стоянку машину, он уже звонил в больницу, справлялся о состоянии Чижова. Дежурный врач, долго не бравший телефонную трубку, сказал ему сонным голосом, что опасного ничего нет, просто у больного пока держится высокая температура да изрядно частит пульс. Словом, обычное явление после тяжелой операции, и дежурный посоветовал Дмитрию ложиться досыпать, а не тревожить понапрасну добрых людей. И все-таки его беспокоил этот больной. У Чижова плохо свертывалась кровь, а предоперационная подготовка, во время которой пытались как-то поправить дело, дала мало утешительного. Из-за этого он при операции потерял слишком много крови, заметно ослаб. Но самое страшное, чего боялся Дмитрий, у нею могло быть сильное кровоизлияние уже после операции. Оттого-то ему и не терпелось самому посмотреть Чижова, оттого-то он и не мог скрыть на лице волнения, которое сразу заметил Жора Кравченко, едва Дмитрий вошел в ординаторскую.

Жора Кравченко, неизвестно почему затянувший свою учебу в заочной аспирантуре, уже второй год обретался в этой больнице. Лечением, как таковым, Жора впрямую не занимался, палат с больными за ним закреплено не было, но он частенько дежурил по выходным, в праздничные дни, а иногда и подменял внезапно заболевших врачей. Его здесь все знали, к нему привыкли, и Дмитрий, понятно, ничуть не, удивился, что за столом дежурного сидел и дымил заграничной сигаретой его бывший институтский приятель Жора.