Он уцепился еще сильней, чуть ли не повис на руке Варнавы, который его уже почти тащил, но молчание между ними не прерывалось; судя по плотному накату под ногами, они все еще шли по проезжей дороге и ни в какие переулки пока не сворачивали. К. строго-настрого наказал себе на сей раз не сдаваться, во что бы то ни стало идти вперед, отбросив мысли о трудностях пути и тем паче о тяготах возвращения, – только вперед, пусть его хоть волоком тащат, уж на это-то у него достанет сил. Да и возможно ли, чтобы у дороги не было конца? Сейчас, при свете дня, Замок вырисовывался впереди легкодостижимой целью, и посыльный наверняка знает кратчайший до нее путь.

Тут Варнава вдруг остановился. Где они? Неужто дальше не пойдут? Или Варнава вздумал с ним распрощаться? Ну уж нет, этому не бывать. И К. так вцепился Варнаве в руку, что самому больно стало. Или и вправду случилось невероятное и они уже в самом Замке или у замковых ворот? Но, сколько помнил К., в гору они вовсе не поднимались. Или Варнава провел его какой-то пологой дорогой, где подъем незаметен?

– Где мы? – тихо спросил К. скорее самого себя, чем Варнаву.

– Дома, – так же тихо отвечал тот.

– Дома?

– Только смотри не поскользнись, сударь, тут под уклон.

«Под уклон»?

– Тут всего два шага, – добавил Варнава, уже стуча в дверь.

Им отворила девушка, они стояли на пороге большой избы почти в полной тьме, только где-то слева, над столом, мерцала крохотная керосиновая лампа.

– Кто это с тобой, Варнава? – спросила девушка.

– Землемер, – отозвался тот.

– Землемер, – обернувшись к столу, громче повторила девушка.

При этих словах из-за стола поднялись люди: старик со старухой и еще одна девушка. Они поздоровались с К. Варнава всех ему представил – это были его родители и две сестры, Ольга и Амалия. У К. едва хватило сил поднять на них глаза, однако с него уже снимали промокшее пальто, чтобы высушить у печки, и он не пытался противиться.

Так значит, не оба они дома, дома только Варнава. Зачем они пришли сюда? Отведя Варнаву в сторонку, К. спросил:

– Зачем ты привел меня к себе домой? Или вы живете в пределах Замка?

– В пределах Замка? – повторил Варнава, явно не понимая, о чем речь.

– Варнава! – не унимался К. – Ты ведь собирался из трактира в Замок идти.

– Да нет, сударь, – возразил тот. – Я домой собирался, а в Замок мне только завтра утром идти, я там никогда не ночую.

– Так, – протянул К., – ты, значит, не в Замок шел, а сюда? – Улыбка Варнавы показалась ему вдруг жалкой, да и сам посыльный в его глазах как будто сразу помельчал. – Почему же ты мне раньше не сказал?

– Так ты, сударь, не спрашивал, – отвечал Варнава. – Ты вроде еще одно поручение собирался мне дать, но ни в трактире, ни в своей комнате говорить не хотел, вот я и подумал, что тут, у родителей моих, ты без помех мне все и накажешь, ты только распорядись, они сразу же выйдут, да и переночевать можешь, если тебе у нас больше понравится. Или я что не так сделал?

К. не смог ему ответить. Выходит, это недоразумение, самое обычное, гнусное житейское недоразумение, а К. так доверился – и так обманулся? Позволил ослепить себя шелковистым блеском ладно пригнанной куртки, которую Варнава как раз расстегивал и из-под которой лезла на свет грубая, грязно-серая, латаная-перелатаная рубаха, что прикрывала его костлявую, но могучую батрацкую грудь. И все вокруг было этой рубахе под стать, если не хуже: дряхлый, скрюченный подагрой отец, который, казалось, передвигается скорее с помощью шарящих в воздухе рук, нежели шаркающих по полу ног, мать с вечно сложенными на груди руками, тоже еле-еле, крошечными шажками таскающая свое непомерно тучное тело; оба они, и мать и отец, едва только К. вошел в дом, из своего угла тронулись навстречу гостю, но путь этот обещал быть еще очень долгим. Сестры, обе белокурые, похожие друг на дружку и на Варнаву, только лицами погрубее его, рослые крепкие девахи, обступили вошедших и ждали от К. хоть приветливого словца, а он ничего вымолвить не мог, он думал: здесь, в деревне, любой житель для него важен, да, наверно, так оно и есть, вот только людишки эти почему-то нисколько его не интересуют. Будь он в состоянии осилить дорогу до трактира в одиночку, он не раздумывая ушел бы сию же секунду. Возможность завтра спозаранку отправиться в Замок вместе с Варнавой теперь нисколько его не прельщала. Он хотел проникнуть в Замок сегодня же, среди ночи, никем не замеченный, да, ведомый Варнавой, но тем Варнавой, каким тот ему виделся прежде, – самым близким человеком из всех, кого он здесь пока повстречал, однако еще и человеком, гораздо теснее связанным с Замком, чем положено ему по его внешне скромной должности. А с теперешним Варнавой, отпрыском этакой семейки, с которой он сросся давно и накрепко, вон, уже за общим столом сидит, с человеком, которому, что весьма примечательно, даже ночевать в Замке не дозволено, – рука об руку с таким человеком являться в Замок белым днем совершенно исключено, это дурацкая, смешная в своей безнадежности затея.

К. присел на скамью у окна, твердо решив провести так всю ночь и больше никаких услуг от семейства Варнавы не принимать. Другие жители деревни, те, что гнали его или пугливо чурались, сейчас казались ему не такими опасными, ведь они просто предоставляли его самому себе, тем самым помогая ему собраться с силами, зато мнимые горе-помощники, что маскарадными уловками вместо Замка заманивают его к себе в дом, – вот они волей-неволей сбивают его с толку и, значит, понапрасну подтачивают его силы. Радушное приглашение откушать с хозяевами за одним столом К. попросту пропустил мимо ушей и, понуря голову, остался сидеть на скамейке.

Тогда Ольга, та из сестер, что обличьем попригожей, сама, хотя и не без девичьей застенчивости, подошла к К. и попросила его к столу, хлеб с салом уже нарезаны, за пивом она сейчас сходит.

– Куда? – спросил К.

– В трактир, – ответила она.

К. только того и нужно было, он попросил Ольгу никакого пива не покупать, а вместо этого проводить его обратно до трактира, у него там, дескать, важные дела. Однако выяснилось, что Ольга собралась не в его, далекий, трактир «У моста», а в тот, что поближе, в «Господское подворье». К. все равно попросил разрешения ее проводить, быть может, так он подумал, ему удастся найти ночлег там; каким бы этот ночлег ни оказался, К. заранее предпочитал его самой просторной кровати в этой хибаре. Ольга ответила не сразу, сперва оглянулась в сторону стола. Тогда ее брат поднялся, с готовностью кивнул и сказал:

– Ежели сударю так угодно…

Согласие это едва не подвигло К. взять свою просьбу назад, ибо ничего путного от Варнавы ждать не приходилось. Но затем, когда все принялись обсуждать, пустят ли К. вообще в трактир, и дружно в этом усомнились, К. с тем большим упорством стал на своей просьбе настаивать, даже не утруждаясь сколько-нибудь вразумительным ее объяснением; пусть это семейство принимает его таким, как есть, перед ними он совершенно не испытывал неловкости. Слегка смущала его разве что Амалия, не спускавшая с него тяжелого, упорного и, казалось, чуть туповатого взгляда.

По пути в трактир – дорога была недолгой, но К. снова уцепился, теперь за Ольгу, он ничего с собой поделать не мог, и та тащила его за собой почти так же, как недавно брат, – он узнал, что трактир этот вообще-то только для господ из Замка, которые, когда бывают по делам в деревне, там едят, а иногда и ночуют. Ольга говорила с К. тихо и доверительно, ему было приятно идти с ней, почти так же приятно, как с братом, и хотя К. пытался это благодатное ощущение от себя гнать, оно все равно не проходило.

Внешне трактир оказался очень похож на тот, где остановился К., видимо, в деревне вообще больших внешних различий ни в чем не было, тем заметнее они бросались в глаза в мелочах: здесь, к примеру, крыльцо было с перилами, его освещал красивый фонарь над дверью, а когда они вошли, над их головами колыхнулось полотнище, оказалось, это знамя с графским гербом. В прихожей они тотчас наткнулись на хозяина, должно быть совершавшего дежурный обход заведения; мимоходом стрельнув в К. сквозь прищур своих то ли пристальных, то ли сонных глазок, хозяин предупредил: