В лаборатории и длинных коридорах музея потух свет. Только маленьких фонарик, закрепленный на голове, освещал старинный медальон у меня в руках.
— Джаспер, — позвала я, продолжая рассматривать древнюю вещицу. — Опять предохранители выбило.
Медальон имел овальную форму. На серебряной поверхности изображена роза, готовая вот-вот распуститься. Изгибающийся стебель покрыт шипами. На оборотной стороне выгравирована надпись на неизвестном языке. Я перебрала гору учебников и энциклопедий, но так и не смогла расшифровать таинственное послание.
— Джас, — снова окрикнула я, не отрывая взгляда от медальона. Пальцы порхали по благородному металлу. Формы и изгибы украшения притягивали взгляд. В нем было сокрыто что-то весьма интересное. Меня тянуло к медальону как магнитом.
Украшение привезли около недели назад вместе с остальными реликвиями. Среди вещей оказалось много подлинных картин известных мастеров, иконы, кубки, шкатулки, вазы. Все сохранилось в превосходном состоянии.
Помню день, когда Билли Блек — директор музея — ворвался в лабораторию, размахивая какими-то бумагами. Довольная улыбка озаряла мужское, обычно скупое на эмоции, лицо.
— Это невероятно! Это подарок судьбы, — сообщил он.
Некая Розали Каллен — богатая наследница кого-то там — предложила музею редкую коллекцию антиквариата в качестве экспонатов для выставки, открытие которой планировалось к Рождеству. Сама благодетельница приехать в Сиэтл не смогла и прислала документы курьером. А антиквариат доставили спустя несколько дней, как только Билли поставил размашистую подпись в доверенности.
Прибывшую коллекцию следовало изучить, датировать, что-то привести в порядок. И все это в сжатые сроки, потому что до открытия выставки оставалось совсем ничего.
Джаспер Хейл — руководитель экспертной группы и по совместительству мой двоюродный брат — распределил реликвии между сотрудниками. Особо ценные вещи, стоимость которых переваливала за десятки тысяч долларов, мне пока не доверяли. Ведь я всего как пару месяцев работала в музее в качестве младшего стажера-ассистента руководителя экспертной группы. Изначально такой должности не существовало. Но Джаспер придумал её специально для меня, чтобы я смогла пройти приличную стажировку на последнем курсе исторического факультета Вашингтонского университета. Так как Билли Блек очень ценил работу моего брата, то пошел на уступки и сказал:
— Если тебе нужен ассистент, то он у тебя будет. — И на этих словах Джаспер «подсунул» директору мое резюме.
Проходить стажировку в музее было увлекательно. Как только появлялось свободное время между занятиями, я стремглав бежала на работу. Засиживалась допоздна, читала, изучала, рассматривала, делала заметки для будущего диплома.
В это Рождество Джаспер пытался насильно оправить меня к родителям во Флориду на каникулы, но тут объявилась Розали Каллен со своим бесценным имуществом, и работы значительно прибавилось. Так я осталась на праздники в Сиэтле, чему была несказанно рада.
Подготавливая коллекцию к выставке, я занималась тем, что составляла подробные исторические карточки для каждого предмета после того, как коллеги давали свое заключение. Хотя многие реликвии имели соответствующие документы и подтверждение подлинности от оценщиков.
Перебирая «коробку с барахлом», — так сотрудники музея называли вещи, которые не являлись уникальными или редкими, а были всего лишь старинными предметами интерьера или быта, например подсвечники, пепельницы, чернильницы, портсигары и прочее, — я обнаружила серебряный медальон. Как только коснулась украшения, то больше не выпускала его из рук. Никаких документов о его происхождении приложено не было. Джаспер осмотрел вещь лично и сказал, что это всего-навсего серебряный кулон и никакой особой ценности в нем нет, кроме самого почерневшего от времени металла. По этой причине украшение даже не подготавливали к выставке. Но я была другого мнения. Зашифрованная на оборотной стороне медальона надпись не давала покоя.
— Джаспер, — в третий раз крикнула я, когда заметила, что на зов никто не откликнулся.
За последнюю неделю электричество вырубало несколько раз. В основном по вечерам. Я сетовала на гирлянды, которыми обмотали здание музея словно елку. Напряжение не выдерживало атаку сотни мерцающих лампочек.
Сотрудники музея давно разошлись по домам, только я и брат все еще изучали дары щедрой мисс Каллен.
— Куда он запропастился?
Я нехотя положила облюбованную вещицу на бархатную подушечку, пряча её в ящик стола. Луч фонарика, закрепленного на лбу, нервно подрагивал.
— Отлично. Батарейки садятся. — Я стукнула пальцем по пластику, будто это решит проблему, если заряд окончательно пропадет.
Маленький фонарик слабо освещал длинный темный коридор, но я не боялась, потому что за время стажировки изучила музей как свои пять пальцев и хорошо знала его стены, двери, комнаты и потайные ходы.
Маленькая коморка, в которой размещался трансформатор, находилась через два кабинета от лаборатории. Я вошла в помещение, по размерам сродни кладовой, когда услышала странный звук.
— Уууу у-у, — словно кто-то напевал мелодию.
Я прислушалась к тихому вою. Луч фонаря упал на угол рядом с рубильником. Глаза не справлялись с темнотой. Мне померещилась фигура, скользнувшая в тень, как только угол осветил слабый желтый свет.
— Джаспер? — позвала я, делая шаг вперед. — Это ты?
— Уууу у-у, — возможно это ветер, гуляющий по воздуховодам старого здания.
Я решительно подняла рубильник. Музей снова наполнился светом.
— Белла, ты включила свет, — Джаспер уже ждал в лаборатории, когда я вернулась. Брат весь был покрыт пылью. На лбу такой же фонарик, как у меня.
— Где ты был?
— В хранилище. Относил заключения для выставки. Электричество отключилось, дверь заблокировалась. Пришлось выбираться через запасную лестницу с помощью ключа. А там чего только нет. После ремонта туда стащили неиспользованные стройматериалы. Полюбуйся, — мужчина показал на одежду, покрытую бело-серым налетом. — Перевернул на себя мешок с цементом. Элис убьет меня.
— Ты ничего не слышал? Может сам что-то напевал?
— Конечно, напевал. И песня полностью состояла из неприличных слов. Завтра скажу Билли, что запасной выход не соответствует нормам пожарной безопасности. Это же кошмар. Не музей, а строительная свалка какая-то, — ругался брат, копаясь в шкафчике с личными вещами. — Сегодня меня ждет семейный ужин с родителями Элис. Если явлюсь домой в таком виде, то Клара, — на этих словах он закатил глаза, — будет весь вечер говорить только об этом. И моя неряшливость — это еще одна причина, по которой я не достоин её дочери.
— Ты же знаешь, что если б Элли слушала свою занозу-мать, то никогда б не вышла за тебя замуж.