Но, неспешно всунув член где-то на две трети, Рамси чувствует, что Джон уже хорошо раскрыт, и бросает ласково дрочить ему, входит до упора в пару медленных и тугих толчков, тихо шлепнувшись тяжелыми вспотевшими яйцами об упругий зад. Джон как-то изможденно и бессознательно кусает нижнюю губу, вдруг охватывая ногами его толстые голени. Так его бедра расходятся еще шире, и Рамси, чуть вытащив, уже свободнее загоняет обратно коротким сочным толчком; лобок колюче бьется о горячую промежность и сладко хлюпает смешанная со смазкой слюна.
Лоб у Рамси тоже вспотел, он вытирает его рывком, держа упор на локте, чтобы Джону не капало на лицо, и сразу опирается на кровать, продолжая мерно двигать бедрами. Джон трется лопатками о толстое стеганое покрывало, сшитое Кейтилин, и чувствует себя взведенным, бодрым и очень живым; каждый сильный и неспешный толчок толстым членом внутрь отдается слабой болью до самой поясницы, его собственный твердый член так и трется о влажный волосатый живот, туго поджатая мошонка ритмично шлепается о раздвинутые ягодицы, и от всего этого слегка шумит в ушах и тепло тяжелеют прижатые Рамси яйца.
– Я хочу еще поцеловать тебя, Джон Сноу. Если тебя не стошнит от моего дерьмового рта, – негромко выдыхает Рамси, склонившись еще ниже, лицом к самому лицу. Глаза у него холодные и злые, а язык, который он вталкивает Джону в рот, не дожидаясь ответа, такой здоровый и горячий. И Джон не то недовольно, не то как мычит, силясь не прикрывать глаз и обсасывая его губами, царапая зубами. Это почти похоже на насильственный отсос, это яростное выражение примитивной похоти и это возбуждает еще больше, и кровь приливает к губам и к члену, когда Джон плотнее прижимается к Рамси ртом, и им нечем дышать, и хочется только тесно и влажно сосаться, сталкиваясь зубами. У Джона хорошо так потеют и слипаются взмокшими волосами подмышки, и зад все сильнее саднит, когда Рамси так жестко и неторопливо достает глубокими толчками, кажется, упираясь сочащейся головкой в самые нижние позвонки, кажется, стирая слизистую своим фермерским хером в набухшее кровавое месиво, еще живее поддавая мощными бедрами и ритмично двигая ими между снова сжатых бедер Джона.
Рамси отрывается от потемневшего рта и с рычанием приникает к шее, засасывая кожу до черного синяка, чувствуя губами и языком торопливый пульс. Джон невольно стискивает пальцы, натягивая ошейник, и шипы тупой болью упираются в гортань; опять хочется выебать его в кровь за это.
Между ними пахнет спермой и потом, острым, тяжелым и теплым запахом; толстый член предельно распирает саднящий зад, гладко скользя внутрь и еще глаже выскальзывая – чтобы Рамси всунул его только глубже, до самого заросшего лобка и тяжелых яиц. Джон часто дышит, суша рот и глотку; жгучий жар все сильнее расходится по его паху с каждым движением Рамси, с каждым жестким укусом в шею, острой болью сбегающим по нервам до ключиц; зубы срываются, скользят по влажной от слюны коже, делая это еще больнее, и мягкие губы едва ласкают горящую шею. Но набухший член все еще тесно зажат между их потными телами – полный живот Рамси придавливает его сильнее с каждым глубоким толчком, и шкурка то и дело задирается, и обнаженная, сочащаяся головка трется о живот Джона, а густая дорожка волос Рамси остро натирает натягивающуюся уздечку. Громче и еще быстрее поскрипывает кровать; Рамси наконец отрывается от изгрызенной шеи, и у него злое и напряженное лицо, но он не сделает Джону больно на самом деле – не сегодня.
С Джоном все не так, как с другими, и особенным чувством Рамси ощущает его левую руку, скользнувшую в волосы по мощной влажной шее. Большой палец мимоходной лаской обводит ухо, сережка качается, задевая костяшку, и Рамси вздыхает, приникая к Джону плотнее, раз-другой рывком впечатывая бедра в бедра. Но после вдруг живо отклоняется и садится назад – накрепко зажатый задом темно-красный член упруго прогибается, всунутый до половины и обвитый мокрыми черными волосками, – резко подпихивает колени Джону под зад и просовывает руки под бедра, закидывая его ноги себе на плечи. И снова подхватывает под поясницу, с размаху загоняя член так глубоко, что у Джона срывается короткий стон. Он опять тянет ошейник, но почти сразу ослабляет хватку, стоит Рамси начать долбить его зад жестче, до болезненной судороги в пояснице.
Джон весь раскраснелся до груди; он и не думал, что может быть таким открытым и так свободно впускать в себя что-то настолько здоровое. Впускать в себя Рамси Болтона. Но сейчас ему не хочется сосредотачиваться на этом и нести за это ответственность, сейчас его ноги качаются с каждым рваным толчком, и он зажимает ими плечи снова склонившегося над ним Рамси, принимая еще один его сочный, животный поцелуй, кусая его пухлую нижнюю губу. Рука под спиной тоже разгорячилась и жжет влажными пальцами – кажется, до черных клейм. Внутри больно и полно, член скользит рывками, Рамси ебет его мощными рывками, стирая лопатки о родительское покрывало до розовых ожогов, и Джон отрывается от его рта, пережав гортань, и изгибается, тонкий и стройный, как хлесткая ветка, кусает между напрягшейся шеей и плечом, добавляя в эту смесь из похоти, пота и грязных, голодных тел еще боли. Его укус жесткий и сладкий – до синяка, – и Рамси выдыхает почти в стон, чувствуя, как еще чуток сладко подтекает – он бы не удивился, если б с сахарной карамелью. Ему уже крайне трудно держать себя, укус Джона жжет огнем из самого пекла, без памяти обо всем, что было. И горяченной кровавой волной обдает тело от дрожащего движения бедер назад до глубокого толчка открывшейся, потекшей головкой по гладкому нутру.
Рамси вбивает Джона в кровать с охренительной амплитудой и срывается в дыхании, когда тот снова откидывает голову – темный румянец ожогами на щеках, веки дрожат, и капли испарины блестят на тонких волосках, оплетающих его щеки и подбородок. Кожа под коленями Джона тоже влажная, и Рамси чувствует теплую струйку пота, щекотно стекающую по его лопатке. Жар от этого идет до груди, и Рамси снова чуть отклоняется – цепь жестко перехватывает горло, – рывком вытаскивая руку из-под спины Джона, хватая его под эти потные колени и наклоняя ноги почти до самой головы.
Он ебет Джона то мелко и по-собачьи быстро, то так глубоко, до частого скрипа старой кровати, до того, что голова идет кругом от нехватки воздуха. Крепкая поясница вздрагивает, боковое зрение плывет черными пятнами, жар в паху – между ними, там, где он с маху въезжает в горячий-горячий, влажный по заросшему волосками краю и больно раскрытый зад песьими толчками – уже не ощущается четко, просто прокатываясь мощными вспышками удовольствия аж до живота. Рамси хватает воздух распахнутым ртом, но Джон и не думает отпускать цепочку, и остается только снова навалиться на него. Это дает лишний глоток воздуха, но шипы, едва разойдясь, снова впиваются в гортань, роняя Рамси в темно-красную пропасть, полную похоти и духоты, и повлажневшие серые глаза глядят на него грязно и без чувства.
– Мне больно, Джон, – хрипло шепчет Рамси, упираясь руками в кровать, но не останавливаясь.
Джон молчит целую вечность, только отрывисто дыша в лицо. На его щеках и шее блестят розовые пятна.
– Ты думаешь, это поможет? – спрашивает он рвано и зло, наматывая цепочку на пальцы.
Рамси не отвечает, экономя кислород, и только больно прикусывает нижнюю губу. Лицо у него тоже потемнело от румянца, и влажные желтые клыки больно впиваются в кожу. Джон выдыхает каленым воздухом. Его голову ведет, а тело почти онемело от физического возбуждения, и только в паху сочно бьется кровь, невыносимо твердый член подрагивает, так и просясь в стиснутый покрепче кулак. Но Рамси всегда внимателен к нему – даже когда ему нечем дышать – и переносит весь свой вес на одну руку, просовывая вторую между собой и его бедром.
Ладонь у Рамси такая здоровая и влажная, и член сразу въезжает в нее так плотно. Рамси надрачивает его быстро, крайняя плоть скользит по горячей, пульсирующей от предельного возбуждения головке, негромко хлюпает выделившаяся смазка, и Джон все теснее зажимает от этого задвинутый в него на полную толстый член. А когда Рамси подставляет влажные пальцы под открытую головку, скользко натирая ее – Джон последний раз дергает его ошейник, кончая в рваный стон. Сперма брызжет в руку Рамси и самому Джону на живот густыми, тугими струйками, его глаза болезненно раскрыты, и он несдержанно стонет еще, когда Рамси, на секунду прервавшись от боли, продолжает так же быстро дрочить ему, окатывая тело жаром. Это долгая судорога – с острой сахарной крошкой в мышцах, – и только после нее, когда Рамси уже останавливается, Джон откидывает голову, часто и глубоко дыша, вздрагивая всем телом, – и отпускает ошейник. Рамси сразу пытается вдохнуть и давится воздухом, закашлявшись, а Джон смотрит на него из-под полуприкрытых век, еще ощущая его в себе, ощущая тягучую слабость и видя, как из-под ошейника слабо подтекает бледно-красная кровь. Ее совсем немного, и она такая светлая – Джон явно только порвал кожу, и это не слишком беспокоит его.
