– Думаю, мы оба знаем, почему, Джон Сноу, – Рамси склонил голову набок; в его голосе не было агрессии, только усталое понимание.
– Нет, я хочу услышать это от тебя, – но Джон только покачал головой. – Твоими словами.
– Я сейчас здесь, потому что она – не мой эксперимент, – голос Рамси остался спокойным.
Послушным. Открытым.
Ложь.
– А кто она? – Джон продолжил спрашивать, не меняясь в лице.
– Моя любовница. Моя помощница. Моя… мой объект, – Рамси немного сбился, но это не прозвучало неловко. Это прозвучало размеренно и с теми успокаивающими нотками, которые Джон не должен был уловить.
– Она не твой объект, – снова покачал головой Джон. – Ты сам только что сказал.
– Не в том смысле, – Рамси тоже качнул полным подбородком. – Да, у нее нет документов, и ее нет ни в каких списках, но она является моим объектом. По своей сути.
– И как так вышло? – холодно спросил Джон. Он все еще не показывал никаких своих ощущений по поводу происходящего и почти не говорил ничего сам.
– Я говорил тебе, что это пиздец сложно, Джон Сноу, – Рамси вздохнул, удобнее поводя плечами и расслабляя мышцы. – Но давай начнем сначала. Ты знаешь, какие люди занимаются моей работой? У нас любили говорить, что это те, кто жертвует собой, своими репутацией и чистой совестью, ради мира. Но, как ты, думаю, понял бы сам рано или поздно, это неправда. Таким, как мы, нравится делать с людьми вещи, которые не нравятся таким, как ты. Мне нравится делать с людьми эти вещи, – он смотрел Джону в глаза и увидел, как его лицо все-таки исказилось после этих слов. В его взгляде появилось отвращение. Отвращение, которое заставило дрогнуть его рот и которое он не смог бы скрыть, даже если бы захотел.
– То есть ты сейчас прямо подтверждаешь, что тебе нравилось делать с Джейни Пуль то, что ты с ней делал?
“Ты что, нарочно даешь возможность легко выкрутиться, а, Джон? Нет, ей никто не воспользуется”.
– Да, – Рамси сухо кивнул.
– О’кей. Что именно ты с ней делал? – Джон справился с собой и продолжил строгий – и какой-то почти мягкий допрос.
– Я снимал ей кожу полосами на бедрах, животе и спине, удалил указательный палец на левой ноге и безымянный на правой, – Рамси даже не стал делать вид, что задумался, он отлично помнил, что и с кем делал. – Еще я трахал ее и часто повреждал зубами – у нее остались шрамы на груди и вырваны соски, и гениталии также несколько деформированы после того, как я зашивал нанесенные мной же разрывы. И еще я принуждал ее к насильственному половому сношению с приученным к этому псом. И насильственному групповому сношению.
Лицо Джона почти не менялось, пока Рамси говорил – он наверняка уже слышал все это или от самой маленькой Арьи, или от Мелисандры.
– А что случилось с ее носом? – только и спросил Джон, когда Рамси закончил, коротко облизав жирные губы.
– А, да, его мне пришлось ампутировать: у нее было обморожение, и начался некроз. Конечно, резать пришлось ножом и им же прижигать потом, а для обеззараживания был только спирт, но у меня особо не было выбора. Надеюсь, она не сказала, что я сделал это, потому что сам хотел? Потому что я не хотел. Разве что… я не видел ее в последнее время, так что, не знаю, может быть, вам все-таки стоит проверить ее после того случая. Она может быть беременна, я думаю – я так и не стерилизовал ее, а Зимой не было возможности накачивать ее таблетками, – Рамси сказал это тактично и не стал делиться подробностями о том, как ему тогда понравился ее новый, безносый и перевязанный тряпкой вид, и он трахнул ее на полу того магазина, в котором они остановились на ночь, онемевшую от боли и шока, почти любовно улегшись сверху, лаская ее изуродованное лицо, целуя щеки, на которые из-под тряпки в обе стороны ветвившимися струйками натекла кровь, и думая о маленькой джоновой сестрице. Это было бы слишком, особенно последнее.
– Мелисандра взяла у нее все необходимые анализы, спасибо за совет, – сдержанно ответил Джон, но больше никак это не прокомментировал, вернувшись к своим вопросам. – И какой… функционал у нее должен был быть после нанесения этих увечий?
– Я же сказал. Моя любовница и моя помощница.
– И я правильно понимаю, что между вами не было заключено никакого добровольного соглашения об этом?
– А вот здесь возникает юридически неудобный момент, Джон Сноу. Как ты понимаешь, у меня нет никакого договора, который подтверждал бы добровольное заключение отношений между нами. Поэтому все, что я могу тебе дать – мое слово. И я скажу тебе, что да, она добровольно вступила со мной в изначальные отношения, в которых не было оговорено ни одно из моих действий, да, она ни разу не возразила ничему из того, что я делал, да, она сама предлагала мне какие-то вещи из тех, что я с ней делал, она вправду слезно просила меня об этом. И да, она находилась со мной, на моей территории свободно, с ее согласия, имея возможность возразить или уйти в любой момент. Я ни разу не наказывал ее и не угрожал наказанием за отказ или любую попытку противодействия. Но их не было.
Рамси снова коротко облизнулся. Джон, подумав, кивнул.
– Ясно. Я задам еще несколько вопросов, ты не возражаешь? – ему не хватало только тоненького бланка на подложке и карандаша в сухих руках. И Рамси даже не ответил на этот вопрос, но Джон все равно продолжил. – Ты знаешь человека по имени Теон Грейджой?
– Ты ведь знаешь, что знаю, – с приличным моменту неудовольствием ответил Рамси.
– Это был тот человек, которого мы встретили? Зараженный серой хворью?
– Да.
– Что ты с ним сделал? – Джон положил ногу на ногу и еще больше стал похож на какого-то государственного агента, ведущего допрос за односторонним стеклом.
– Я выбил его зубы, отнял три пальца на руках – ты сам видел, – указательный и безымянный на левой руке и мизинец на правой, аналогично мизинец на правой ноге и три крайних пальца на левой. И полностью удалил гениталии, – этот ответ был короче предыдущего, но край рта Джона все равно дернулся с отвращением. Но, как и после других ответов, он не стал ничего комментировать.
– У него был тот же функционал, что у Джейни Пуль? Твой любовник и помощник?
– Нет, – Рамси мотнул головой. – Он был чем-то вроде прислуги в свободное время. Готовил, прибирался, в общем, выполнял несложную домашнюю работу. Но в основное время он оставался моим объектом.
– И это тоже было на добровольной основе? – все-таки уточнил Джон.
– Если ты спрашиваешь меня о том, вступил ли он со мной в отношения, не подозревая о том, что в них будет происходить, так же, как и Джейни Пуль, – да, это так. Если о том, просил ли он меня добровольно и по собственной инициативе делать с ним те вещи, которые я делал, о том, хотел ли он повсюду следовать за мной, выполнять мои поручения и находиться в тех условиях, которые я ему обеспечивал, – да, это тоже так, – Рамси не собирался врать сейчас. Неразумно было врать, не зная, какой именно информацией обладал Джон. А по его лицу и поведению, по сухим, однотонным вопросам, по тому, где сейчас находился Рамси, можно было сказать болезненно мало.
– Понятно, – Джон явно сделал очередную мысленную отметку и продолжил. – А теперь расскажи мне об этих “объектах”. Что ты подразумеваешь под этим?
– Мне нравится делать людей лучше, Джон Сноу. Я имею в виду, выносливее, крепче, послушнее, исполнительнее. Это моя работа. И, как и любая работа, она требует практики. Не все выбранные мной люди были одобрены для экспериментов над ними, но я самовольно решил, что все равно могу использовать их. Разумеется, они находились в смягченных условиях, я никогда не собирался убивать их или калечить, на самом деле угрожая их здоровью, а за пару месяцев до Зимы они уже начали проходить курс социальной адаптации, и мы добились довольно пристойных результатов. Мне ведь не нравится калечить или уродовать людей, Джон Сноу. Но мне нравится работать с их телами и мозгами. Может быть, это потому, что в моих не хватает каких-то шестеренок, – Рамси дернул краем рта, почти улыбнувшись.
