– Хотя… – говорит Альвдис, задумчиво оглядывая Цицеро. – Я думаю, попробовать можно. Попытка не пытка, – и, увидев счастливые искры в желтых глазах, она окончательно решается. – Нужно подобрать что-нибудь… на твою фигуру. То есть сразу без вытачек на груди. Лучше вообще без чего-то на груди, – говорит она с сомнением.
Цицеро прихорашивается в спальне перед тем, как выйти в гостиную. Он не использует это слово, но сложно подобрать другое. Они с Альвдис остановились на свободной кремовой сорочке до середины бедра, со скромным округлым вырезом и полностью открытой спиной. И ее Цицеро, как ни изворачивается, не может разглядеть целиком в небольшом зеркале над комодом и только надеется, что хоть сзади не выглядит так же нелепо, как спереди. Хотя он никогда не был против нелепости, и она только придает определенную прелесть обычно. Вряд ли сейчас. Но обычно да.
Цицеро еще раз задумчиво оглядывает себя. Он думает, стоит ли побрить что-нибудь, например, ноги или грудь, но решает, что не стоит. Он не хочет быть женственным, он хочет примерить необычный костюм, но это не значит, что он собирается завивать волосы или что-то подобное. Хотя это все равно вовсе не так привлекательно, как Цицеро думал в магазине, совсем нет. Впрочем, он вообще не считает себя привлекательным и не понимает, почему так считает Тиерсен. Но, раз считает, значит, и так ему тоже должно понравиться. Цицеро задирает сорочку, осматривая себя под ней. Ему тесно и неудобно в мягком женском белье, но Альвдис сказала, что если идти – то до конца. Тонкая кружевная кайма стискивает бедра, а легкий шелк невыносимо давит на яйца, которые так неудобно расположить в совершенно не приспособленном для этого белье. Цицеро снова поправляет и оттягивает ткань, чтобы стало хоть чуть свободнее. Он все еще не уверен, что это хорошая идея, но не попробуешь – не узнаешь. А Цицеро легкомысленно любит пробовать новое. Поэтому надевает брюки и рубашку поверх и достает свой цветастый жилет с длинными полами. Вполне подойдет для веселого праздника, а Цицеро собирается повеселиться сегодня, ярко и густо подводя глаза взятым у Альвдис карандашом. Признаться, он очень любит так делать и часто жалеет, что этого нельзя обычно, чтобы не привлекать лишнего внимания.
В гостиной Альвдис крутит ручку радио: у них почти ничего не ловит, но она надеется, что сегодня им повезет наткнуться на музыкальную волну. Лодмунд наполняет бокалы пуншем, который приготовил Тиерсен после того, как проспал почти весь день. Он и правда выглядел отвратительно, но все равно занял кухню, готовя что-то очень вкусно пахнущее.
– Да, жалко, что музыки нет, – Альвдис вздыхает, переставая мучить радио, и берет бокал из рук Лодмунда. – Но ничего страшного, конечно.
– Но у нас есть подарки! – Цицеро, как обычно, воодушевлен и отпивает из своего бокала, с интересом поглядывая на аккуратно разложенные на столе свертки. Он знает, что для него там нет сюрприза, но это не так уж страшно, подарков для остальных достаточно.
На стук двери в холле они все оборачиваются одновременно и машинально перемещают руки ближе к оружию, которое неизменно носят с собой.
– Я смотрю, у вас тут так весело, – Селестин ставит небольшой чемоданчик на пол, заходя в гостиную. – Если что, мне позвонил Тир, сказал, что я тоже могу приехать, – он уточняет на всякий случай, подозрительно посматривая на присутствующих. – И обратно я все равно не поеду: во-первых, это слишком далеко, во-вторых, снаружи сумасшедший дождь, и я только по дороге сюда чуть два раза не разбился.
– Оставайся, конечно, – Альвдис говорит первой. – В конце концов, Селестин, и благодаря тебе тоже нам есть, что отметить сегодня.
– Я же говорил: можно просто Сел, – младший Мотьер стягивает перчатки и опускается на корточки, протирая и открывая чемоданчик, который оказывается сложенным патефоном. – Кстати, ты ведь не откажешь мне в первом танце?
– А в чем еще тебе не отказать? – грубовато спрашивает Лодмунд, приобнимая Альвдис за талию.
– Это всего лишь танец, – Селестин удивленно поднимает голову. – Конечно, я бы позволил себе поухаживать за Альвдис, будь она свободна, но, раз нет, ограничимся… Что ты танцуешь? – он оглядывается в поисках места, куда поставить патефон.
– Думаю, смогу что-нибудь из свинга, – немного неуверенно говорит Альвдис.
– Отлично, я тоже его люблю. Тир сказал, что здесь любят танцевать, и я подумал, почему бы не привезти вам кое-что для этого. У меня еще коробка с пластинками в машине, сейчас принесу, – он опускает патефон на высокую тумбу и, стряхнув капли воды с волос, выходит. Цицеро тут же отставляет бокал, чтобы завести пружину: конечно, его этот сюрприз радует много сильнее, чем остальных.
Селестин танцует с Альвдис, потом Лодмунд танцует с Альвдис, и они пьют пунш, а Цицеро скидывает туфли и забирается на диван с ногами, обхватывая ладонями свой теплый бокал. Маленькому итальянцу тоже хочется танцевать, но не под эту музыку, и пока его устраивает смотреть.
– А где Тир, кстати? – Селестин опускается в кресло рядом. – Я его даже не видел.
– На кухне, – немного отстраненно отвечает Цицеро.
– Хм-м, опять увлекся приготовлением чего-нибудь очень вредного и сладкого? Сейчас схожу и приведу его.
– Цицеро может сходить! – маленькому итальянцу только сейчас приходит в голову, что Тиерсена действительно можно поторопить.
– Ладно, только давай быстрее, а то у нашей дамы танцев на него не останется, – Селестин улыбается. – И лично я очень проголодался, пока сюда ехал.
Цицеро поднимается быстро и прихватывает наполненный для Тиерсена бокал, отправляясь на кухню. Оттуда горячо пахнет сладкой выпечкой, и сам Тиерсен предсказуемо находится за одним из столов с миской сахарной пудры в руках. Он отточено и как-то ласково посыпает печенье, раскладывая его на большом блюде и опуская рядом нарезанные ягоды клубники. Тиерсен все делает обстоятельно, он так же аккуратно выбивает зубы мертвецам, вкладывая их в маленькие пакетики, так же заботливо чистит и смазывает оружие, с такой же любовью к своему делу зажимает рот жертве перед тем, как вбить клинок между шеей и плечом. И Цицеро обычно любит на это смотреть, но не сейчас, когда движения кажутся ему слишком медленными.
– Идем танцевать, Тиерсен! – он почти расплескивает пунш, быстро подходя и опираясь спиной на стол.
– Сейчас, я только разложу все, достану пирожные и… точно, маслины в бутерброды. Буду через пять минут, – Тиерсен выключает духовку и открывает ее, надевая прихватки. – Да, еще крем. Через десять, – пока он достает противень, Цицеро цепляет одно из печений, и Тиерсен торопливо ставит пирожные, успевая выхватить его почти изо рта маленького итальянца. – Да подожди, – Тиерсен аккуратно опускает печенье обратно. – Лучше ничего не трогай, я сейчас… Эй, прекрати! – он хватает горячее пирожное одновременно с Цицеро. – Я сейчас все принесу и будешь есть, сколько влезет, – Тиерсен не может отдернуть руку, чтобы не смять нежное тесто в бумажной форме, но и Цицеро держит пирожное крепко.
– Не хочешь пунша, Тиерсен? – спрашивает лукаво, перетягивая пирожное на себя.
– Пожалуй, я сегодня обойдусь кофе. Ладно-ладно, забирай, – Тиерсен разжимает пальцы, улыбаясь, и пригубливает густой черный кофе из оставленной рядом чашки.
– Кофе-кофе-кофе! Фу! От одного бокала хуже не будет! – Цицеро мигом сдирает бумагу и говорит уже с набитым ртом. И, даже не думая обтереть руку от масла и крошек, протягивает Тиерсену полный бокал.
– Ну, если только от одного, – Тиерсен вздыхает и отпивает немного пунша, чувствуя, как его сладкий вкус смешивается с горьким кофейным и через несколько глотков перекрывает вовсе. – Эй, ну хватит уже! – он перехватывает запястье Цицеро, замечая, как тот пытается незаметно стащить еще одно пирожное с противня. И нежно прижимает его руку к столу, опустошая бокал одним глотком и ставя его в сторону, чтобы коснуться ласково шеи. – Я правда сейчас закончу и приду, – он поглаживает теплую шею, скользя кончиками пальцев под воротник. – Ты отлично выглядишь, – говорит негромко, наклоняясь коснуться сладких от пунша губ. И замирает, едва лизнув их. – А это что? – спрашивает удивленно, цепляя пальцами тонкую бретельку. Цицеро коротко вспыхивает: он расслабился от пунша и ласковых поглаживаний и совсем забыл о том, что кое-что не стоит показывать прямо сейчас. Он резко пытается вывернуться, но Тиерсен еще удерживает его запястье и ловко прижимает к себе. – Ну-ка, посмотрим, – Тиерсен сильно держит Цицеро за талию одной рукой, второй отводя воротник рубашки. Цицеро краснеет еще и молча пытается высвободиться из крепких объятий: не то чтобы он представлял себе это по-другому – он вообще забыл это представить, – но точно не хотел быть пойманным и собирался придумать что-нибудь достаточно эффектное и устроить достойное представление.
