– Цицеро согласен с тем, что ты зануда! – маленький итальянец закатывает глаза и откладывает листы.

– Организованность – первая ступень развития любого общества, – глубокомысленно замечает Тиерсен, не обращая на него внимания. – И нашего тоже. Следовательно, если с пунктом о доверии все согласны, – он молчит немного, дожидаясь, пока Альвдис кивнет, а Лодмунд пожмет плечами, – то я запишу первое правило: мы должны уметь молчать. Это распространяется на все случаи. Мы не говорим о своей работе вне этого дома. Мы не говорим о том, что происходит в этом доме, никогда и ни с кем. Исключение делается для Селестина по некоторым причинам, но ни для кого другого. Мы не называем имен и не продаем имена. Конечно, если кто-то из вас, – он смотрит на Цицеро, – назовет меня по имени там, где мы будем работать, я не буду в него стрелять. Но, в общем и целом, за нарушение этого правила мне придется выбить любому из вас мозги, – Тиерсен немного лукавит, он знает, что проще убить того, кому был рассказан секрет, но он хочет показать, насколько серьезен в своих намерениях. – И, если честно, не могу сказать, что до конца доверяю вам двоим, – он переводит взгляд на Альвдис и Лодмунда, – но вы, я вижу, цепляетесь друг за друга, и в ваших интересах соблюдать эти простые правила, благодаря которым мы все, я надеюсь, протянем максимально долго. Итак, первое правило: “Не предавать…” М-м…

– Семью, Тиерсен, – Цицеро подсказывает и улыбается.

– Ну мы же не мафия, в самом деле, – Тиерсен хмурится коротко, но придумать ничего лучше пока не может. Не “товарищи по оружию” же. – Ладно, подумаем над этим позже. “Не предавать семью и… ее секреты”, да, – он записывает это аккуратно. – Так, здесь разногласий нет? Отлично, идем дальше. Опять же, я не хочу никого неволить, но, тем не менее, мне пришлось в какой-то момент взять на себя руководство всем этим. Следовательно, я хочу быть уверен, что не получу внезапно никакой самодеятельности в самый неподходящий момент. Я с удовольствием обсужу с вами все пункты любого плана, но я хочу знать, что, когда мы будем его выполнять, вы исполните каждый мой приказ. У меня есть опыт ориентирования в нестандартных и экстренных ситуациях, и все, чего я хочу – чтобы каждый из вас делал все в точности, как я скажу, когда в этом будет необходимость. Что бы я ни сказал, ни приказал вам.

– Мне казалось, это было очевидно, еще когда ты впихнул эти списки нам в руки, – Лодмунд не поднимает взгляда и крутит в пальцах карандаш.

– А Цицеро говорил, что он зануда.

– По моему опыту, очевидное не всегда так уж очевидно, – вздыхает Тиерсен. – В общем, свою мысль я донес: если я говорю бежать, каждый из вас будет бежать. Если я говорю перестать есть конфеты каждую свободную минуту, ты перестаешь есть конфеты, Цицеро, – он тянется, вытаскивая из сжатых пальцев маленького итальянца смятый незаметно фантик. – Пожалуйста. В твоем возрасте…

– О нет, Тиерсен, ты опять будешь напоминать об этом Цицеро?! – разумеется, Цицеро вовсе не нравится, когда Тиерсен заботится о его здоровье, будто ему уже завтра пора ложиться в могилу.

– Ладно-ладно, извини, – Тиерсен улыбается. – Так, значит, правило номер два: “Слушаться приказов старшего”. Им могу быть я, скорее всего, или Цицеро, если я занят. В любом случае, я не собираюсь раздавать приказы направо и налево каждую минуту, это просто на всякий случай. Так что идем дальше. Третье правило простое. Я знаю, что вы двое – хорошие воры, поэтому: “Не красть друг у друга”. Вы всегда можете что-то попросить, если понадобится, мы решим этот вопрос. Это понятно?

– Конечно, Тиерсен, – Альвдис чуть розовеет и смотрит на Лодмунда. Тот кивает молча.

– Хорошо. Ну и последнее. Я долго думал над необходимостью четвертого правила, но… Жизнь может повернуться по-разному, мы можем подумать, что нас предали, или между нами могут разгореться очень сильные личные разногласия. И я хочу, чтобы мы могли это решить. Исходя из первого пункта, мы друг друга не предаем. И поэтому, даже если вы подумаете в какой-либо момент, что кто-то сдал вас полиции, даже если кто-то совершит что-нибудь настолько ужасное, что это будет требовать кровной мести в ту же секунду… В общем, четвертый пункт: “Не убивать друг друга”. Нет, разумеется, пока, – Тиерсен выделяет это слово, – могут быть случаи, когда это будет необходимо, например, если кто-то из вас прокрадется к нам в спальню и приставит мне нож к горлу, и нет, Цицеро, это не то, о чем ты подумал, мне придется его убить. Но, в общем и целом, не убивать. Ну, это все, – Тиерсен аккуратно подчеркивает четвертую строчку. – Если есть возражения и дополнения…

– Ты забыл самое главное, Тиерсен!

– Да? Интересно, что? – Тиерсен вздыхает и подпирает щеку рукой. Не то чтобы он сомневается в талантах Цицеро придумывать какие-то правила… но да, очень сомневается.

– Ты забыл о том, для чего мы здесь собрались! О нашем служении…

– Так, а вот это я пропустил, – Лодмунд переводит взгляд на Цицеро. – Я так понял, мы здесь собрались для того, чтобы убивать. Про какое-то служение мне никто ничего не говорил.

– Тиерсен всегда забывает главное! Мы не просто убийцы, нет, мы верно служим нашему Богу Отцу и Богоматери, Деве Марии, приносим дары во славу их! Посильно искореняем людские грехи, да-да!

Тиерсен замечает скептичный взгляд Лодмунда и решает вмешаться, пока это не переросло в крупную ссору.

– Это и так очевидно и, следовательно, не так важно, чтобы вносить в список, Цицеро, – говорит он мягко. Но маленький итальянец смотрит на него резко округлившимися глазами и даже приоткрывает рот, и Тиерсен видит в его взгляде столько обиды и разочарования, сколько раньше не видел. И снова вздыхает. – Ладно, я запишу. Как ты хочешь?

– М-м… – Цицеро мгновенно перестает огорчаться и задумывается. – “Верно и преданно служить Богоматери, почитать и уважать Ее, посвящать Ей каждую жертву, быть Ее послушным сыном или дочерью до самой смерти и после нее”?

– Думаю, “почитать и уважать” хватит, – Тиерсен улыбается и записывает это поверх остальных пунктов. – Вот, видишь, я даже сверху написал. Доволен?

– Вполне, – Цицеро довольно ерзает на табурете. Альвдис и Лодмунд переглядываются, но ничего не говорят. Как-то молча они решают все-таки выяснить все у Тиерсена, но позже.

– Тогда держи, повесь на холодильник, – Тиерсен протягивает Цицеро бумагу и приготовленную заранее клейкую ленту. И, пока тот возится с ними, отматывая ленту и тут же путаясь в ней, Тиерсен хлопает в ладони. – Ну, раз с этим разобрались, вернемся к нашим делам. Итак, Лод, я вижу, что у тебя есть поправки к моим спискам…

========== IV. ==========

Цицеро стучит пальцами по дверному косяку, прислоняясь к нему, и хмуро скрещивает руки на груди. Оборудованный Тиерсеном кабинет небольшой и довольно уютный, насколько это возможно в отсутствие лишней мебели, но Цицеро он все равно не нравится. Тиерсен проводит здесь слишком много времени, здесь слишком накурено, и все-таки скудная обстановка немного напоминает допросную.

– Тиер-рсен! – недовольно говорит Цицеро, когда тот даже не поворачивает голову.

– Да? – Тиерсен вздрагивает. – Извини, Цицеро, я совсем заработался, уже думаю, что все звуки у меня в голове, – он потирает виски и поворачивается, опираясь на спинку стула. – Ты что-то хотел?

– Цицеро хочет, чтобы ты отдохнул, Тиерсен.

– Я не могу, – Тиерсен устало улыбается и качает головой. – Два таких простых контракта за два месяца – слишком мало, мы можем больше. Но это требует времени, так что я еще немного уменьшил свои часы на сон и…

– С четырех до трех? – Цицеро спрашивает язвительно. – Ты себя в зеркало когда последний раз видел, Тиерсен?

– Это мелочи, – Тиерсен дергает подбородком. – Не волнуйся, я хорошо отдохну, когда у нас появится какая-то стабильность.

– Но Цицеро хочет, чтобы Тиерсен отдохнул сейчас!

– Сейчас – не могу. Извини, – Тиерсен снова поворачивается к большому листу, на котором расчерчивает какой-то план.