Поднявшись и одевшись, Альвдис с восхищением думает о том, что ее ждут теплый туалет и горячая вода, и можно будет даже почистить зубы, если у Тиерсена найдется щетка. Или пальцем, если не найдется. В любом случае, здесь точно есть зубная паста. И мыло, ох, Альвдис так скучала по мылу.
Она проходит по дому, собирая носками пыль, но это ее не беспокоит. И, приведя себя в порядок, идет на кухню, чувствуя невозможно вкусный запах свежесваренного кофе. И неловко замирает в арке. Наверное, она ходит слишком тихо.
Тиерсен стоит к ней спиной, но стол немного сбоку от входа, и Альвдис видит больше, чем хотела бы видеть. Цицеро сидит на столе, широко раздвинув ноги, по пояс голый, и чуть выгибается, позволяя Тиерсену целовать себя. Нет, не позволяя – отвечая жарко, обхватив одной рукой его за шею, опираясь на стол другой. Они глубоко целуют друг друга, и поблескивает слюна на языках в короткие моменты, когда они ласкаются ими, размыкая откровенно губы, и Альвдис смотрит на это, немного оглушенная открывшимся зрелищем и сочными, мокрыми звуками. Она почти сразу опускает взгляд, розовея, и вспыхивает вся, когда замечает, что брюки у Цицеро расстегнуты, и Тиерсен поглаживает его поднятый член ладонью. И это то, чего Альвдис точно никогда не хотела бы видеть. Она отступает бесшумно, прикрывая глаза, и отходит в коридор, прижимаясь к стене. Щеки ужасно горят, и внутри все как-то странно, немного отталкивающе сдавливает. И, когда Альвдис слышит тихий стон, то невольно вжимается в стену сильнее.
– Поцелуй Цицеро… здесь, – еще один высокий стон, чуть громче предыдущего.
– Альвдис скоро проснется, – Тиерсен шепчет тихо, но слышимо, и, пусть Альвдис и не знает итальянского, о чем они могут говорить, несложно догадаться. – И не думаю, что лучшее, чем мы можем ее поприветствовать, – это зрелище того, как я беру у тебя в рот, – он смеется негромко. – Сейчас накрою еду – и пойдем в постель.
– Тиерсен, ты ужасный зануда! И чего она здесь не видела?
– Не кричи, – судя по звукам, Тиерсен отходит к полке с посудой и копается в тарелках. И через несколько секунд стекло негромко звякает о фарфор. – Вот и все, а теперь иди сюда, – он явно подхватывает Цицеро на руки и снова принимается целовать, тяжело шагая к выходу, и Альвдис думает, что она еще может успеть быстро пробежать по коридору до столовой, но не сможет сделать это бесшумно – слишком далеко. И, в любом случае, после она не сможет вести себя так, будто ничего не видела.
– Доброе утро, – она входит на кухню, сразу отводя взгляд в сторону.
– Да чтоб тебе в аду гореть! – досадно выдыхает Цицеро, когда Тиерсен после недолгого сомнения опускает его на табурет.
– Займусь тобой после завтрака, – Тиерсен улыбается и целует маленького итальянца в нос. – И прикройся, – легонько шлепает его по щеке. – Я сейчас сделаю тебе кофе, – он кивает Альвдис и берет турку, и она ничего не понимает, только смотрит на его ладони, все еще неудержимо краснея. – Что-то не так? – Тиерсен спокойно встречает ее взгляд: признаться, он доволен, что не пришлось ничего объяснять, и все решилось само собой. – Мне вымыть руки?
– Д-да, пожалуйста, – Альвдис хочется провалиться сквозь пол: во взгляде Тиерсена столько обычной, повседневной заботы, сколько она уже очень давно не видела в свой адрес у других. Но она не привыкла к тому, что все это может быть так просто…
– Что-то еще не так? – Тиерсен спрашивает снова, сполоснув руки под слабой струей воды и обтерев их полотенцем. Цицеро недовольно морщится: он не считает себя грязным, и Тиерсен никогда не делал так раньше. И в торопливо застегнутых брюках так тесно, маленькому итальянцу очень неудобно, хотя даже больше от того, что он не может получить то, что хочет, прямо сейчас.
– Тиерсен, понимаешь… Извини, но… Я выросла в стране, где… такое не было принято. Нет, это не значит, что я перестаю ценить то, что вы сделали для меня… но это… я не ожидала…
– Господи, если бы Цицеро знал, что ты такая неженка… – маленький итальянец закатывает глаза, он не собирается скрывать свое недовольство.
– А, точно, ты же не француженка. У нас с этим несколько проще… Ф-фух, – Тиерсен наполняет турку и ставит ее на плиту. – Тебе это неприятно? Мы тебе неприятны?
– После того, как вы не убили меня вчера? – Альвдис качает головой. – Имею ли я право испытывать неприязнь? Не думаю.
– Вот и хорошо. Я понимаю, что, если ты будешь жить с нами, нам придется быть более… скромными. Не ходить голыми по дому, запирать двери, когда мы… когда нам нужно будет побыть наедине, и стараться сдерживать себя до спальни, – Тиерсен говорит это, смотря на Цицеро, а не на Альвдис, четко показывая, к кому обращается больше.
– Эй-эй-эй! Цицеро на такое не соглашался! Это что теперь, ему придется надевать штаны каждый раз, когда он выходит из ванной?!
– Каждый раз, – Тиерсен кивает и наливает кофе в чашку для Альвдис, усмехаясь. Нельзя сказать, чтобы ему самому все это было удобно, но реакция маленького итальянца его забавляет.
Цицеро ошарашенно открывает и закрывает рот: об этом он совсем не подумал. Тиерсен и так придумывал слишком много ненужных, на его взгляд, правил, а теперь появляются еще и новые.
– Но, может быть, Альвдис?..
– Нет, на меня даже не смотри, – Альвдис утыкается в поданную чашку. – Меня устраивают такие условия.
– Надо было все-таки тебя пристрелить, когда у Цицеро была возможность, – маленький итальянец насупливается. – Хотя… Может, еще не поздно, Тиерсен?
– Мы никого не будем стрелять только потому, что твоему эгоизму придется чуть потесниться, – спокойно говорит Тиерсен, ставя еще кофе для себя: первые две чашки почти разбудили его. – Это и есть ответственность, да. Привел кого-то – будь добр отвечать за это. Господи, ты бы знала, как тяжело его воспитывать, – он поворачивается к Альвдис, шутливо улыбаясь, и отмечает, как легко она напряглась. – Не волнуйся, насчет “пристрелить” он шутит. Ты ему нравишься. Просто не именно сейчас.
Но Альвдис не уверена, что это звучит убедительно, сжимая чашку и чувствуя на себе мрачный взгляд Цицеро. Маленький итальянец цепляет нож со стола и крутит его в пальцах, неотрывно смотря на Альвдис, и она думает, что, может быть, это все было плохой идеей, но Тиерсен возвращается к столу и снимает крышку с блюда, забирая нож из руки Цицеро, и наклоняется, целуя его волосы.
– Но от тебя, моя дорогая, я жду ответной тактичности, – Тиерсен приглашающе кивает на блюдо, полное бутербродов с джемом и с сыром. – Не забывать стучать, во-первых. Во-вторых, понимать, что я не буду перебирать, но и вести себя так, будто мы чужие люди, не буду, – он снова улыбается Альвдис, касаясь ее плеча. – Договорились?
– Конечно, – а что бы еще она могла ответить?
Первые несколько минут они завтракают молча, и Альвдис отмечает, как вяло ест Тиерсен, изредка напряженно встряхивая головой и отпивая кофе. Цицеро тоже замечает это и, как обычно, легко переключается, быстро отходя.
– А что насчет нашего первого настоящего дела, Тиерсен? – он несильно тычет его пальцами в локоть.
– Да? А, я еще думаю над этим, – Тиерсен отвлекается от своих мыслей. – И, кстати, ты, Альвдис, нам тоже понадобишься. Заодно проверим тебя. Не в ключевой роли, конечно, есть у меня насчет тебя другая мысль, но…
После завтрака Цицеро, прикончивший втихую еще и половину порции Тиерсена, довольно похлопывает себя по животу.
– Сегодня твоя очередь мыть посуду, – сразу говорит он Альвдис. – И тогда, может быть, Цицеро больше не будет на тебя сердиться.
– О, советую соглашаться, – Тиерсен смеется. – А не то великий и ужасный Цицеро обязательно придумает тебе страшную и изобретательную месть.
– Ну, если так, придется согласиться, – Альвдис тоже улыбается, но почти сразу улыбка исчезает с ее лица. – Тиерсен, могу я поговорить с тобой?
– Конечно, – Тиерсен участливо смотрит на нее.
– Я бы хотела… наедине, – на самом деле Альвдис с удовольствием сказала бы это и при Цицеро, но ей не хочется злить маленького итальянца еще больше.