— Ей-богу, — выдавил он из себя, — ведь это же Малинец… Кто-то вырезал из дерева Малинца.

— Да ну, — не поверил шурин. Но когда он присмотрелся, то побледнел. — Точно, это Малинец, — сказал он шепотом.

— Ну и ну, — проговорил кум. — Не говорил разве я вам, что тут на Стрмо является Малинец? Я тут спать не буду!

— Ну-ка, посвети, — сказал шурин куму.

Деревянная фигура в человеческий рост была сделана великолепно: ноги были босые, на каждом пальце чернела большая бородавка; живот был вздут; в одной руке держал он головку девочки, а другой, правой, вонзал нож в собственное сердце.

Все трое смотрели молча, пораженные. Слышно было только их дыхание и подвывание пса перед избушкой. Через минуту шурин уже закрывал двери и повел пса прочь.

Они пошли в другой конец поляны, разговаривая по дороге. Голоса звучали приглушенно, будто их сразу же заглатывал лес.

Они подошли к сенному сараю. Здесь сильно пахло сеном, скошенным в августе. Светила луна.

Шурин поднял пса, бросил его в сено и сам быстро взобрался наверх. За ним кум. Последним залез Марако.

— Ночью будет холодно, — сказал кум и стал зарываться глубоко в сено. Шурин привязал собаку на длинный ремень и повесил винтовку рядом с винтовкой кума, так, чтобы ее легко было достать. Марако посмотрел вниз на полянку, на избушку, поднял глаза к звездному небу, а потом опять посмотрел на избушку.

— Ну-ка, ребята, поглядите, — сказал он.

— Что случилось? — испугался кум, хватаясь за ружье.

— Ну-ка, посмотри на избушку.

— Ей-богу, там ведь кто-то есть, — отозвался шурин. — Кто-то раскладывает огонь.

— Ну да, в самом деле? — Кум стал вылезать из сена и заохал рядом с шурином и Марако. Сквозь щели избушки поблескивал огонь. А над крышей стлался густой черный дым; запах его чувствовался даже здесь, на сеновале.

— Пойдем, что ли, посмотрим? — спросил шурин.

— Еще чего! — закричал кум. — Нечего без нужды черта дразнить.

— А что, если это Малинец? — шепотом спросил Марако.

— Вот дурак! Не болтай, от Малинца уж ничего не осталось, — остановил его шурин. — Давайте ложитесь, утро вечера мудренее…

Они зарылись в сено, только носы торчали. Пес еще немного повозился, пока устроился, но и он вскоре затих.

Утром Марако проснулся от крика.

Он задрожал и выскочил из сена; рядом с ним, кашляя, вылезал кум. Шурин внизу кричал и стонал.

— Вот беда какая!

— Что случилось? — спросил кум.

— Идите сюда, поглядите, — звал шурин. Оба соскочили вниз. То, что они увидели, заставило их остановиться и замолчать. Пес шурина неподвижно висел на ремне с высунутым языком. Он удавился.

— Ах, Боби, Боби, что же ты натворил? — стонал шурин.

— Сам себя казнил, — сурово сказал кум.

— Ну как это могло произойти?

— Очень просто, — сказал кум. — Ночью он что-то почуял, хотел бежать на звук, соскочить с сена, но так как он был привязан, то остался висеть, — с некоторым облегчением проговорил кум. И, помолчав, добавил: — Вот мы с тобой и остались без собак.

Шурин уже снова забрался на сено, освободил шею собаки от ремня, осторожно опустил собаку на траву и сам сел рядом.

— Сколько времени, что так рассвело? — спросил кум.

— Пять, — ответил Марако.

— Вот и кончилась наша охота, — констатировал кум. Поели они быстро и молча. Грустные и сонные стали спускаться вниз по поляне к избушке. Когда подошли к избушке, они как-то испуганно остановились. Посмотрели друг на друга; шурин подошел к дверям и громко постучал.

— Есть кто-нибудь? — крикнул шурин. Никакого ответа. Шурин оглянулся на них и быстрым движением отворил дверь.

— Ну, дела! — сказал он. Кум и Марако вошли за ним. Избушка была пуста, никого не было на полатях, только в очаге догорала деревянная фигура Малинца.

— Но кто тут мог быть? — с удивлением проговорил кум.

Шурин вышел и хлопнул дверью.

— А, черт побери все, не буду себе ломать голову над всякими глупостями.

Рассерженный, он стал спускаться вниз, кум и Марако шли следом.

Они вернулись домой и пообедали, потом Марако улегся на диван и заснул. Снилась ему ночь, которую он пережил, и почему-то он думал во сне: «Такой ночи не забудешь».

И заснул еще крепче…