Когда первые лучи солнца разорвали утреннюю дымку, они было уже на месте. Выступающий в болото мыс острова с трех сторон был окружен болотной водой без каких-либо признаков растительности на ней.

Аватурана извлек из кармана какой-то предмет, напоминающий небольшую круглую шкатулку, и начал дуть в него, прижав к губам. Люди, аккуратно поставив носилки на землю, нетерпеливо посматривали на него. Долго дул лигуриец, даже у терпеливого скандинава уже терпение подошло к концу, когда вдруг невдалеке показались какие-то существа, плывущие к берегу. Строго говоря, над черной водой не было видно ничего, кроме выступающих на ладонь над ней плоских поверхностей размером с хороший стол каждая. Эти поверхности подошли вплотную к земле и остановились, прижавшись к ней. Не переставая дуть, лигуриец знаками показал, что и носилки надо занести и поставить на любые из них, и людям также забраться на них, но не более, чем по два человека на одну. Когда все это было сделано, он последним ступил на ровную поверхность и перестал дуть. Поверхности пришли в движение и, плавно набирая скорость, отправились в путь. Их было много, намного больше, чем людей. Они выстроились каким-то своим порядком, напоминающим клин. Скорость их передвижения, если судить по убеганию назад деревьев на берегу, была сравнима со скоростью бегущего человека. Теперь стало понятно, что имел в виду лигуриец, говоря о том, что они побегут по болоту.

– Что это? – спросил лигурийца один из гвардейцев, указывая на поверхность под ногами.

– Их называют тридиями. Существа, испокон веков живущие в этих болотах. Их основное место обитания – неподалеку от острова, на котором расположена деревня лигурийцев. В этих местах лигурийцы построили плавающие дома, чтобы иметь возможность ездить на тридиях. Он говорит, – Пирт кивнул головой на Аватурану, – что мы увидим все своими глазами.

– А что у него за коробочка была и зачем он дул в нее?

Лигуриец улыбнулся и достал шкатулку.

– Это плод ореха, растущего на его острове. Если его обжечь на огне, середина в нем выгорает, остается очень твердая скорлупа. А в ней есть дырочки. Они не видны глазу. Но если дуть в самое большое отверстие, через эти дырочки идет звук. Люди не слышат этот звук, но его слышат тридии и плывут на него. Он говорит, что если бы он дул достаточно долго, то приплыли бы тридии и от его родного острова. Настолько хорошо они слышат этот звук и всегда плывут на него. А когда он перестает дуть, звуки прекращаются, и тридии сразу же, где бы они не были, поворачивают домой, на место обитания. Мы это скоро увидим. Громадные площади занимают они. Никто не знает, чем они питаются и откуда появляются. Их считают умными. Никто и никогда не убивает их. В глубину же они занимают три роста лигурийца.

– Ого! – воскликнул Гардис, – такие большие!

– По площади они разные. Есть немного большие, чем эти, немного меньшие. Лигурийцы научились даже ими управлять. Есть специальная упряжь для этого.

– А эти откуда взялись?

– Часть их иногда откалывается от всех и мигрирует по болоту. Он говорит, что дул в надежде, что такие есть неподалеку. К счастью, это оправдалось, иначе пришлось бы свистеть и ждать, пока они не приплывут с места обитания, а это было бы вечером или следующим утром. Тридии по какой-то причине никогда не движутся по ночам. Как только стемнело – все, останавливаются на месте до утра.

На ощупь поверхность тридий была мягкая, бархатистая и теплая.

– Он говорит, что она очень прочная, можно садиться без боязни.

– А почему только по два человека на одном?

– Если больше, они быстро устают и снижают скорость. А нам сейчас это не надо.

Все дружно перевели взгляды на носилки. Подле одних на коленях стоял Орагур, закрывая девушку от жарких лучей солнца, меняющий влажные тряпочки на ее лбу, подле других неотлучно находился один из гвардейцев, наблюдая за состоянием лигурийца.

Выдержат ли они долгую дорогу – вопрос, терзающий сознание каждого находящегося здесь человека.

Остров, принесший столько неприятностей, уже скрывался из глаз. Вокруг снова была болотная трава, бегущая мимо людей.

– У меня мало воды, нужна вода, – напряженный голос Орагура далеко разнесся над болотом. Люди быстро потянулись к флягам, проверяя, что в них. Воды было немного. Большинство фляг были пусты. А день только начинался.

Это будет трудный день, поняли все. Воду надо будет отдать раненым, а самим перенести жару без нее.

Лигуриец спросил у Пирта, в чем причина происшедшего смятения среди людей, и почему они отдают фляги с водой.

– Он просит подождать, говорит, что сейчас будет вода.

Люди с недоумением уставились на лигурийца. А он, попросив пустую фляжку, начал всматриваться в траву, мимо которой быстро проплывали тридии, и вдруг захватил целый пучок и вырвал его. В руке у него остались несколько широких мясистых листьев, которых он положил на поверхность тридии. Затем взял один лист и ножом аккуратно срезал всю его верхнюю поверхность. Ее выбросил в болото, а нижнюю поверхность свернул кульком, вставил его острием во флягу, затем свернутой ковшиком ладонью зачерпнул болотной черной воды и начал заливать в кулек. Когда фляга наполнилась, он передал ее находящемуся рядом скандинаву. Тот вылил часть полученной воды себе на ладонь, понюхал ее, затем обмакнул палец, попробовал каплю на язык и… присосался к фляжке, пока не выпил все до дна. Вскоре каждый, свернув в кулек чудодейственную траву, уже обеспечивал себя прохладной и чистой водой.

– Эту траву у нас называют аквинией, рассказывал тем временем лигуриец, – если посмотреть на свет срезанную нижнюю поверхность ее, можно увидеть множество мелких дырочек. Они пропускают только воду, задерживая все остальное. Болото дает нам все – кров, пищу, одежду. Мы родились в болотах и уйдем в них. Болота – наша родина. Надо только знать, как пользоваться и чем пользоваться. Из поколения в поколение передаются у нас эти знания. Вы сами могли убедиться в этом на примере комаров. Спросите любого лигурийца, не мешают ли ему комары, он сначала даже не поймет, о чем речь. А вот вы от тех же комаров, похоже, немало натерпелись.

28.

День тянулся медленно. Ничто не нарушало размеренное равномерное движение тридий.

Как ни хотелось ускорить его, приходилось терпеливо ждать. Легче всех ожидание переносил скандинав. Он не ругался, не клял средство передвижения за его медлительность. Спокойно сидел на спине существа, ожидая конца пути.

Хуже всех дорогу переносил Орагур. Будучи деятельным и энергичным по натуре, к тому же следя за состоянием раненой девушки, видя постепенное ухудшение его, он то начинал бегать по маленькой площадке, то изрыгал проклятья, готовый броситься в болото и подталкивать медлительное существо.

Солнце стояло еще высоко, когда вдалеке показались какие-то сооружения, возвышающиеся над поверхностью болотной воды.

– Плавающие дома, – перевел Пирт слова Аватураны, показывающего на них.

Плавающие дома представляли собой одноэтажные сооружения, к каркасу которых крепились сплетенные из травы стены. Сооружения довольно большие, десятка три локтей в длину и столько же в ширину. Перед каждым сооружением была также сплетенная площадка вполовину меньшей площади. На площадке ближайшего дома стояли три невысоких вооруженных лигурийца, настороженно глядя на приближающихся людей.

Аватурана уже держал наготове орех, чтобы дуть в него, но это ему не понадобилось. Вблизи плавающих домов тридии остановились сами. Лигуриец о чем-то быстро переговорил с соплеменниками. Двое из них тотчас же убежали внутрь дома, появившись вскоре с длинными веревками в руках. Они бросились в воду и поплыли к тридиям, на которых находились люди. Перебросив одну из веревок через спину тридии, ближе к ее голове, и глубоко поднырнув под нее, лигурийцы пропустили веревку под головой животного и затянули ее, закрепив на ней по бокам головы небольшие коробочки. Получилось что-то наподобие уздечки, надеваемой на лошадь.