– Бог в помощь вам, братья-путивляне, – сказал Кудеяр, – вы пришли караван оберегать, а мы пришли его разбивать. Знайте, братцы, что мы за люди. Мы все опальные. Царь-мучитель нас из домов своих выгнал, родных наших помучил… царь-мучитель много крови неповинной пролил… мы задумали, ради всего христианства и всей земли Святорусской, извести его и посадить на престол Российского царствия князя Владимира Андреевича. С нами заодно земские бояре. Мы теперь пришли сюда затем, чтобы караван разбить, у гонца царского казну отнять, чтобы было чем войско князя Владимира Андреевича содержать. Хотите с нами заодно? Мы вам тотчас дадим жалованье от князя Владимира: я от него присланный человек. И караван себе раздуваним. А как Бог пособит князю Владимиру сесть на престол, так он вельми вас пожалует.
Станичный голова Егор Шашков дал Кудеяру такой ответ:
– По твоей речи вижу, что ты не прирожденный московский человек. Бог тебя знает, кто ты таков, только я по душе тебе скажу: для нас что ни поп, то батька – будет ли Иван сидеть на престоле или Владимир, тому мы и холопы. Коли б у твоего князя Владимира Андреевича была сила велика, так иное дело, ина речь была бы… А то у него силы нет; доселева мы ничего такого не слыхивали. Опальным людям мало что от сердца скажется. Как идти против царя Ивана, когда за него весь русский народ! Нас побьют и отведут к царю Ивану, а каков он в гневе, всем то ведомо. У царя Ивана ратных поболе, чем у тебя.
– У царя-мучителя, – сказал Кудеяр, – ратные отправлены в немцы, а сам он остается с небольшими людьми. Мы улучим час способный, нападем на него, изведем, а царем будет Владимир Андреевич.
– У царя два сына, – сказал Шашков. – Если бы вам и была удача, извели бы вы царя Ивана, так не Владимира, а царевича Ивана, старшего царского сына, земля поставит царем.
– Он такой же мучитель будет, как и отец: земля поставит царем Владимира. На том у нас уговор с земскими боярами.
– От земских бояр, – сказал Шашков, – мы того не слыхали, а коли б и земские бояре нам то сказали, так еще надобно было бы подумать. Нет, мы с вами не идем и к вашему умыслу не пристаем.
– Так что же, – сказал Кудеяр, – хотите с нами биться?
– Давай и биться, коли хочешь, – сказал Шашков.
– Биться, биться! – закричали путивляне, схватившись за ружья, но из лесу выскочили разбойники, выстрелили и сразу положили человек пять.
С своей стороны, разбойники стали стрелять в путивлян и также ранили несколько человек.
– Стойте, – закричал Шашков, – перестаньте стрелять; мы пристаем к князю Владимиру Андреевичу!
– Пристаете? – сказал Кудеяр. – Пристаете поневоле, как увидали, что у нас сила есть.
– Да, оттого и пристаем, – сказал Шашков. – Я тебе давеча сказал, что коли б у князя Владимира сила была впрямь большая, так ина речь была бы… Сам посуди, умный ты человек: ништо можно так всему поверить, что кто скажет? Я из рязанских: царь Иван отнял у меня поместье, что было от отца и деда справлено, и взял поместье в опричнину, а меня перевел в Путивль… Я сам обиженный, а ты говоришь: поневоле я пристаю к тебе? Не хотел сперва приставать оттого, что не поверил тебе, а теперь верю, когда вижу, что у тебя сила есть.
Кудеяр роздал часть жалованья передавшимся путивлянам и обещал остальное доплатить после разбития каравана.
Шашков сказал:
– Будут новосильчане за караваном идти; не отпустил ли бы ты меня наперед, я бы учал уговорить их пристать к Владимиру Андреевичу, чтоб не было напрасного пролития крови, как у нас случилось.
– Нет, – сказал Кудеяр, – по твоей новости тебе доверять еще не стать. Мы засядем в кустах и нападем на новосильчан сзади, пропустивши их за караваном. Пристанут к князю Владимиру – хорошо, а не пристанут – биться с ними будем.
На ночь разбойники расположились близ самого шляху. Шашков подозвал к себе толпу путивлян и сказал:
– Когда эта сволочь уснет, скорее садитесь на коней и вместе со мной побежим. Надоть знать дать в разные города, в Путивль, в Рыльск, в Болхов… Дело не пустотное, на царя-государя идут ратью, другого царя хотят ставить! Коли мы успеем да их переловят, будет нам от настоящего государя награда поболе и повернее, чем от того, который еще не царствовал.
Некоторые из слышавших путивлян тотчас сообщили о замысле Шашкова Кудеяру.
Кудеяр сказал Окулу, Урману, Толченому, велел прикинуться спящими и быть между тем наготове…
В полночь Шашков, думая, что все спят, вскочил, сел на коня; путивляне, – ему послушные, – за ним вскочили на лошадей, поскакали в поле, но вдруг позади их раздался оглушительный крик – громада разбойников была уже на конях и скакала за путивлянами. Кудеяр летел впереди, догнал Шашкова, схватил его за плечо и свалил с лошади.
– Вяжите его! – кричал он.
Путивляне бежали; разбойники их догоняли и били; несколько легло на месте, несколько было схвачено живьем, нескольким удалось уйти далее, но по приказанию Кудеяра разбойники погнались за ними и били их.
Кудеяр притащил связанного Шашкова в стан. Утром рано собрался круг. Кудеяр объявил, что Шашков достоин за свою измену того, чтоб его живого сжечь на огне.
– Суд праведный! – закричали все.
Разложили огонь и положили на него Шашкова.
– Умру за великого государя, – кричал он, – умру за правду! Бог милосердый примет мою душу, а вас, злодеев, покарает.
Пойманным путивлянам отрубили головы.
Через час после этой расправы разбойники увидели идущий караван и станицу новосильцев, провожавшую его сзади. Караван состоял из множества вьючных лошадей и двуколок, к которым были прицеплены за шеи пленные немцы и чухны, так же, как в том караване, который Кудеяр встретил, возвращаясь из Крыма.
Разбойники разделились на две половины: одна ехала верхом прямо навстречу каравану, другая скрылась в кустах, намереваясь броситься на новосильцев сзади. Новосильцы, видя ехавших прямо к ним конных, думали, что это путивляне и рыльчане.
Караван прошел. Разбойники пропустили его и стали лицом к лицу с новосильцами. Из-за кустов выскочили удалые; и конные и пешие нацелились в новосильцев.
Новосильцы растерялись от такой неожиданности.
– Биться или мириться? – кричал Кудеяр.
– За что биться, с кем? – спрашивали новосильцы.
– Если хотите мириться, – сказал Кудеяр, – приставайте в службу князя Владимира Андреевича; мы идем на мучителя христианского, кровопийцу Ивашку, что в Александровской слободе, хотим его извести, а на царство посадим Владимира Андреевича. Идите к нему на службу: вот вам денежное жалованье, и караван раздуваним.
– Мы верою-правдою присягали служить царю Ивану Васильевичу, всея Руси самодержцу, а князю Владимиру Андреевичу не присягали и присягать не хотим, – сказал станичный голова.
– Так вы биться хотите! – сказал Кудеяр. – Братцы, стреляйте в них.
– Постойте, – сказал голова, осмотревшись и увидя, что станица его со всех сторон окружена, – дайте подумать.
– Думайте, да недолго, – сказал Кудеяр, – а на нас ружья не поднимайте! Вот вам наше слово. Хотите биться, так мы вас примем в два огня, нас втрое больше, чем вас… Мы всех вас перебьем. А хотите мириться, так либо к нам переходите и поступайте в службу князя Владимира Андреевича, либо, коли не хотите ему служить, побросайте оружие и коней – наш государь князь Владимир Андреевич милостив – вас животом пожалует.
– Дайте подумать, – сказали новосильцы.
– Думайте, думайте, да, говорю вам, недолго, – сказал Кудеяр.
– Нас меньше, чем их, – сказал голова станичникам своим, – покинем им ружья и коней; мы скажем, что не смогли против большой силы. Все равно, коли станем им противиться, они перебьют нас, а царь-государь, может быть, нас и помилует за то, что мы все-таки не изменили ему. Так ли?
– Так, так! – говорили станичники.
Голова обратился к Кудеяру и сказал:
– Мы покидаем оружие и коней. Ваше слово твердо: отпустите нас домой.
– Кидайте оружие, – сказал Кудеяр, – мы вас убивать не станем.