Хозяин вытаращил глаза от изумления: «Понимаю, – сказал он сам себе, – отчего купец дорого взял за него». Но тут же хозяин подумал: «А что, если он при такой силе разорвет свои цепи да убежит? Не заковать ли его покрепче, приехавши домой; но тогда что? Он исхудает, потеряет силу… на что он будет годен. Нет, лучше я буду с ним ласков; он полюбит меня, я ему пообещаю свободу за верную службу. Эдак будет лучше».

Мурза стал объяснять Кудеяру, с расстановкой, добавляя свою речь знаками для большей вразумительности, что он через несколько лет отпустит его за верность, а если невольник вздумает бежать, то ему будет смерть; для выражения последней угрозы мурза с суровым взглядом провел Кудеяру пальцем по шее.

Кудеяр поклонился в землю и объяснил знаками, что понимает, но прикинулся, что не может сказать правильно ни одного слова по-татарски.

– А приедем домой, я тебя раскую, – сказал хозяин.

На ночь приехал мурза в поместье своего друга, такого же мурзы, и первым делом было похвастать покупкою. Кудеяра заставили поднять большой камень и бросить вдаль, а потом разломать подкову надвое. Хозяин был в восхищении.

На другой день оба мурзы выехали из поместья, где ночевали. В одну арбу они сели сами, а править лошадьми велели Кудеяру. В другую арбу услали своих невольников.

– Он ничего не понимает, – сказал хозяин Кудеяра, – при нем все можно говорить.

Кудеяр догадался, что у мурз есть какие-то секреты, которые они боялись открывать при людях, знающих татарский язык. Кудеяр тронул лошадей, они пошли живее.

– Каков молодец! – сказал хозяин Кудеяра. – Я его сделаю кучером, и у хана не будет такого кучера.

Затем мурзы стали говорить о своих делах. Кудеяр прислушался к их разговору и понял, что у них есть замысел против хана. «Э, – подумал Кудеяр, – вон оно что!» – и старался показать совершенное невнимание к их беседе, а между тем не проронил ни одного слова.

Верст через десять путешественники встретили едущую им навстречу арбу. Из нее высунулся третий мурза: они к этому мурзе ехали в гости, а мурза, не дожидаясь гостей, ехал к хозяину того поместья, откуда путники выехали. Мурзы остановились, выскочили из арб; начались восклицания: «Акмамбет! Алай-Казы! Алтын-Ягазы!» – затараторили мурзы, смеялись, шутили, целовались; каждый тянул гостей к себе; наконец, порешили не ехать никуда, остановиться близ лоска, неподалеку от деревни, где можно было купить барана и устроить себе прохладу. У татар было в обычае выехать в поле, разбить шатер и там поблагодушествовать несколько времени. Часто мурзы-приятели условливались между собою заранее, съезжались вместе и веселились в шатрах.

Наши мурзы приказали распрячь лошадей и разбить три шатра. Одни слуги отправились в деревню достать барана, другие пошли рубить дрова, а Кудеяр знаками и отрывистыми словами просил дозволить ему устроить шатры. Несмотря на свои ножные кандалы, он быстро достал из арбы свернутый холст, палки и быстро поставил три шатра, из которых один был обширнее прочих. Мурзы хвалили его и смеялись над его коверканым татарским выговором.

Пригнали барана, зарезали, разложили огонь, стали жарить шашлык. В большом шатре, принадлежавшем хозяину Кудеяра, Акмамбету, уселись мурзы, поджавши ноги, ели руками шашлык, пили кумыс, а потом принялись и за водку, которую достал из своей арбы мурза Алай-Казы, приставший к своим друзьям последним, Акмамбет отпускал вольнодумные выходки насчет запрещения вина Мугаммедом; Алтын-Ягазы доказывал, что они в дороге, а дорожным грех прощается по Корану; Алай-Казы приводил толкование мусульманского мудреца Бурхан-эддина, что все перегнанное через куб не есть вино и не подлежит запрещению. Слуги были удалены. Собеседникам прислуживал один только Кудеяр. Мурзы мешали дело с бездельем, и тут Кудеяр узнал положительно, что у них есть замысел убить Девлет-Гирея и возвести на престол брата его, Тохтамыш-Гирея, находившегося тогда в Московском государстве. Алай-Казы прочитал друзьям письмо Тохтамыша, в котором обещались мурзам золотые горы, если они изведут брата его, Девлет-Гирея. Кудеяр видел, как Алай-Казы положил это письмо в свой красный шелковый халат с золотыми полосами.

Когда мурзы значительно подпили, то начали петь, дурачиться; потом приказали Кудеяру петь по-русски и плясать. Кудеяр, зная, что татары в минуты веселия любят, чтобы все вокруг них веселилось, вертелся перед ними, побрякивая кандалами, припевая малороссийскую «горлицу».

Веселье совсем не шло его суровой физиономии, и тем забавнее казался он подпившим мурзам. Алай-Казы до того пришелся по вкусу русский невольник, что он стал просить Акмамбета продать ему Кудеяра. Акмамбет ни за что не соглашался. Алай-Казы стал сердиться, упрекал приятеля в недостатке дружбы, потом началась между ними перебранка и чуть дело не дошло до драки. Алай-Казы вынул саблю, Акмамбет сделал то же, но Алтын-Ягазы стал между ними и своим красноречием старался примирить ссорившихся друзей. Ему удалось успокоить их главным образом тем поводом, что никак не следует ссориться в такое время, когда следует всем соединиться для общего дела. Мурзы помирились, поцеловались, и Акмамбет, в припадке умиления, оказал столько великодушия, что уступал приятелю русского невольника даром, но Алай-Казы, с своей стороны, не хотел брать его и изъявлял готовность подарить свою дорогую саблю. Алтын-Ягазы, которого товарищи пригласили на третейский суд, нес такой вздор, что ни Акмамбет, ни Алай-Казы не могли уразуметь его решения. Акмамбет говорил: «Твой, твой невольник!» – а Алай-Казы кричал: «Нет, твой, твой!», и Кудеяр, глядя на них, не знал, кому он теперь принадлежит.

Мурзы принялись опять пить и напились до того, что уже не могли ворочать языком. Слуги постлали постели в шатрах, каждый своему мурзе. Акмамбет отсылал от себя Кудеяра к Алай-Казы и говорил: «Там теперь твой господин, ты уже не мой!» Кудеяр вошел в шатер Алай-Казы; тот уже лежал раздетый и пробормотал, увидя Кудеяра: «Вон, ступай к своему господину, ты не мой!» Тут, благодаря проникавшей в шатер полосе света от полной луны, Кудеяр увидел халат с золотыми полосами, лежавший за подушкою Алай-Казы в углу шатра, и сообразил, что стоит только приподнять снизу полу шатра – и легко будет овладеть халатом. Невольники расположились около арб. Кудеяр пошел к лошадям, которые паслись невдалеке, спутанные. На счастье, ему попался под ноги камень. Он без труда разбил свои кандалы и освободил ноги; тогда он подошел к шатру Алай-Казы, приподнял полу шатра, вытянул халат, побежал к лошадям и, за исключением одной, перебил их ударом камня в лоб, а оставшуюся в живых распутал, сел на нее и во весь дух поскакал.

До света он отъехал верст тридцать. Лошадь его не выдержала и упала. Кудеяр, сняв с павшей лошади уздечку, пошел пешком на юго-запад, где, по его соображению, должен был находиться Бакчисарай. Вскоре он увидел в стороне пасущийся табун лошадей. Свернувши с дороги, Кудеяр подозвал табунщика.

– Чей это табун? – спросил Кудеяр.

– Мурзы Алай-Казы, – отвечал табунщик.

«Вот куда меня Бог принес», – подумал Кудеяр и сказал табунщику:

– Вот этого жеребца я возьму себе, хозяин приказал.

– Не дам, – сказал табунщик.

– Как не дашь, дурак, – сказал Кудеяр, – видишь халат твоего господина?

– Я не знаю, – сказал табунщик.

Кудеяр, не отвечая ему, подошел к жеребцу, надел на него уздечку, распутал ему ноги. Жеребец захрапел, поднялся на дыбы, но Кудеяр изо всей силы схватил его за гриву и прыгнул на него. Жеребец вмиг присмирел. Кудеяр, сидя на жеребце и обратившись к табунщику, сказал:

– У вас там в курене седло; нельзя, чтоб не было седл; давай седло, зови своих товарищей!

Кудеяр поехал на жеребце к куреню; табунщик шел сзади и звал товарищей. Двое табунщиков бежали к куреню. Кудеяр соскочил с жеребца и закричал:

– Эй, выдавайте седло, скорее оседлайте жеребца!

– Кто ты таков? – спрашивали табунщики. Но один из них, приглядевшись, сказал:

– Это халат нашего господина, я его знаю!