Павел не мог перестать улыбаться, сидя в ванной, пока Леонард поливал его водой и мягко втирал в его голову шампунь. Он практически замурлыкал от этого массажа, но Леонард, казалось, не заметил: он был полностью в своем «режиме воспитателя».

— Папа должен помочь тебе с мытьем остального тела? Или ты побудешь большим мальчиком для меня?

Павел закусил губу.

— Мне… нужна помощь, Папа…

На этот раз Леонард однозначно услышал подтекст, отчего тяжело сглотнул. Он начал медленно мыть Павла, водя куском мыла по его рукам, затем груди, а потом достиг бедер Павла. Теперь Леонард забыл о всяком мыле и просто поглаживал кожу Паши буквально в сантиметре от нарастающей эрекции Чехова. Тот тихо захныкал и посмотрел на МакКоя.

— П-пожалуйста.

Его глаза вновь потемнели.

— Что я говорил тебе о словах, малыш?

Лицо Паши покраснело до невозможного сильно.

— П-папа, прошу, поиграй с м-моим… членом…

МакКой тут же обхватил рукой уже твердый ствол. Паша выдохнул, наклоняясь и кладя голову на плечо Леонарда. Папа продолжал потирать рукой его член под водой, крайне медленно подразнивая. Паша простонал в футболку Леонарда, открыв рот и позволив себе схватить ткань зубами.

— Хорошо, малыш? Тебе нравится, когда Папа так делает? — Леонард практически рычал.

— Мм, пожалуйста, Папа, больше!

— Я должен дать тебе больше? А ты был достаточно хорошим мальчиком для меня?

Паша отчаянно вскинул бедра.

— Да, Папа, да! Я был хорошим! Пожалуйста, дай своему малышу кончить! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Умолять было унизительно, но из-за этого очередной рык Леонарда превратился в протяжный и полный возбуждения стон. Павел почувствовал, как его член сжали сильнее, и он попытался приподнять бедра над водой, чтобы ощутить больше трения, хоть МакКой и не хотел никак его пускать, как вдруг удовольствие ушло. Он практически взвизгнул от отсутствия стимуляции, находясь настолько близко к оргазму; он отчаянно глянул на Леонарда.

— П-папа! — заскулил он, — я был так близко!

Глаза Леонарда озорно блеснули. Он пожал плечами.

— Прости, малыш. Ты же знаешь, что Папа сам говорит, когда ты должен кончить, и это явно не сейчас.

Павел потянул руку вниз, желая немного своевольничать, но МакКой отодвинул его руку еще до того, как он прикоснулся к эрекции хотя бы пальцем. Он завыл в знак протеста, пытаясь высвободиться из плотной хватки Леонарда.

МакКой схватился сильнее.

— Малыш, Папа сказал нет. Позже.

Паша чуть не заплакал.

— Но, Папа! Мне больно! Мне нужно кончить!

— Ладно, давай договоримся, малыш. — Леонард встал. — Я дам тебе кончить, если сначала ты заставишь кончить Папу.

В этот момент Павел был готов на что угодно, чтобы заставить Леонарда кончить. Возможно, эта фраза могла бы быть чуть ли не самой возбуждающей из всех, что он когда-либо слышал, но в основном Паша был готов на это из-за того, что его собственный член сильно пульсировал и обильно истекал смазкой. Поэтому он и правда расслабился, когда понял, что все, что ему необходимо сделать, — минет.

Он быстро стянул с МакКоя штаны и забрался в нижнее белье, натыкаясь на то, что он искал. Он услышал, как матерится Леонард, и тут же глубоко заглотил его член, сглатывая слюну, словно желая показать, насколько он хороший мальчик.

— Иисусе. Так хорошо, любимый. Ты делаешь Папе так хорошо!

Он запустил руку во влажные кудри Павла и придвинул его ближе, так, что нос Чехова оказался прижатым к животу Леонарда. Тот боролся с легким удушьем, затем приподнялся в ванной, обеими руками хватаясь за бедра МакКоя. Он почувствовал, как на его глазах появляются слезы, а слюна в уголках губ смешалась со смазкой Леонарда. О, он обожал делать это для Папы.

— Я сделаю тебе так хорошо, — промурлыкал Леонард.

Павел снова ощутил движения на своем члене, простонал, прилагая все усилия для того, чтобы не отодвинуться от Леонарда. Его Папа одной рукой двигал по члену Павла, а другой крепко сжимал его волосы, помогая тому совершать поступательные движения. Павел ощутил знакомое тепло внизу живота и простонал с прикрытыми глазами, чувствуя, как к нему подступает оргазм.

— Давай, малыш. Кончи для Папы.

И он сделал это, одновременно с Леонардом, чувствуя, как теплая жидкость разливается у него в горле. Он громко застонал, делая все, чтобы не двигаться из-за собственного оргазма, просто продолжал стоять в ванной, пока его тело подрагивало. Через несколько мгновений МакКой поцеловал Павла в лоб.

— Ты всегда такой хороший мальчик, — промурлыкал Леонард, — ты подарил Папе настоящее удовольствие.

Павел выпустил обмякший член МакКоя изо рта и снова наклонился, упираясь лбом в пупок Леонарда и тяжело дыша. Тот погладил его спину, и Паша улыбнулся, поцеловал МакКоя в живот.

— Спасибо за то, что позволил мне кончить, Папа, — прошептал он.

— Всегда пожалуйста, малыш. Давай, время выбираться из ванной.

МакКой поднял Павла и опустил на кафель; тот тут же задрожал, пока на него не накинули пушистое полотенце. Он лучезарно заулыбался, когда Леонард начал вытирать его, особенно когда тот стал тереть его кудри…

— Кто Папин милый малыш? — Леонард снова вернулся к своему особенному голосу. — Только посмотрите на эти кудряшки!

Павел рассмеялся.

— Я не ми-и-илый! Я большой мальчик! Я красивый и сильный, прямо как ты, Папа!

Это заставило Леонарда широко улыбнуться.

— Да? Правда? Ну, тогда, думаю, тебе больше не понадобятся твои ползунки и сосочка…

Павел передумал.

— Я шучу, Папа! Я очень милый и маленький. Они мне нужны, пожалуйста!

Понимающе улыбнувшись, Леонард спустил воду в ванной, затем взял Павла за руку и повел его обратно в спальню. Тот тут же сбросил свое полотенце, когда его воспитатель достал из шкафа чистую одежду, и поднял руки, готовясь быть одетым. Одев Павла, Леонард уложил его на кровать и, как обычно, застегнул пуговицы на ползунках. Одевшись, Павел улегся на подушки и стал наблюдать за тем, как его Папа снова стал рыться в шкафу. Павел еле сдержал восторженный вздох, когда увидел плюшевую собачку, соску и бутылочку в руках Леонарда.

— Сосочку, прошу!

Леонард прицепил ее к ползункам.

— Держи, малыш. Не забываешь о манерах, умница.

Павел начал довольно сосать пустышку, он был рад снова предать себя этим успокаивающим занятиям, по которым он успел соскучиться за эти дни. Прошло вроде бы не так много времени, но ему казалось, что прошло несколько недель. Он обнял свою собачку, когда Леонард дал ему ее в руки, и посмотрел на своего воспитателя, который был уже в конце комнаты. Все это стало уже очень привычным. Павел мог спокойно одеться маленьким, а затем ждать на кровати еды или напитков.

Леонард вернулся к нему с бутылочкой, теперь полной молока, и Павел благодарно принял ее, практически сразу выплевывая соску и беря в рот сосок взрослого размера. МакКой залез на кровать и лег сзади, притягивая Павла к себе и укладывая его себе на грудь. Чехов довольно вздохнул, потягивая молоко; ему нравилось быть так близко к Папе.

— Ты знаешь, что ты сегодня еще не сделал, малыш? — пробормотал Леонард в его волосы.

Павел тут же перестал пить молоко.

— Что, Папа?

— Ты еще не целовался с Папой как большой мальчик! — слишком драматично сказал Леонард.

Павел практически отбросил бутылочку.

— Папа! Прости! Давай поцелуемся пару раз.

— Тебе больше не нравятся поцелуи с Папой, да?

— Пап-а-а-а! — запротестовал Павел. — Я люблю поцелуи! Пожалуйста!

В отчаянии он взобрался на колени Леонарда и прижался губами к его губам. Поцелуй вышел смазанным, почти детским, но это подействовало на МакКоя, и он взял лицо Павла и углубил поцелуй. Тот захватил губами губу Леонарда, обхватил руками его шею и мягко застонал от ощущения мягких губ Папы на своих, спустя долгих два дня разлуки. Казалось, Леонард одновременно наслаждался незамысловатым действом, но в то же время слегка надавливал на спину Павла, углубляя поцелуй. Они оторвались друг от друга спустя несколько минут.