Павел не посмотрел на него.

— Леонард, я… я пойму, если ты решишь уйти от меня после такого.

Леонарда тряхнуло от удивления.

— Что? Оставить тебя? Павел, что у тебя на уме?

— Это было слишком, да? То, что мы сделали? Ты захочешь уйти от меня. Я… как ты сказал: «проебался».

— О, дорогой, — Леонард тут же обнял Павла, — ты не проебался. Есть что-то, что тебя по-настоящему расстраивает. Но я рад помочь тебе преодолеть это любым необходимым для тебя способом.

Павел сморщился, пряча лицо в плече Леонарда.

— Но это уж точно не здоровый способ справляться с чем-либо. Тебе не кажется, что я должен обратиться к профессионалу с проблемой с отцом?

Леонард обдумывал это.

— Я не знаю. Есть что-то, что бы ты хотел сделать?

— Нет. Я не могу представить ничего хуже разговора с незнакомцем о том, что мне нужно одобрение моего отца.

— Тогда к черту их. Если тебе это помогает и происходит по нашему обоюдному согласию, я не против, честно.

Павел посмотрел на него глазами, полными надежды.

— Ты уверен? Потому что ты можешь уйти…

— Паша, я не уйду никуда. Я люблю тебя. Всего тебя. Даже с этими странностями. Все это — часть тебя, и я не оставлю ее, — уверенно сказал Леонард.

Сначала Павел ничего не ответил, просто крепче прижался к плечу Леонарда. Тот мягко потрепал кудряшки Чехова, все еще шокированный от одной мысли о заявлении, что он может уйти от Павла. Павел был всем для Леонарда. Он стал для МакКоя целой жизнью. Не было ничего, чего он бы не сделал ради юноши.

— Папа? — «маленький» голос вернулся.

— В чем дело, малыш?

— Можно мне мою бутылочку теперь?

Леонард улыбнулся и взял ее в руки, направляя к губам Павла. Он взял ее в рот, обхватывая своими маленькими ручками — именно так они выглядели в тот момент. Леонард наблюдал, как Павел втягивает молоко через сосок, и гладил его по волосам, просто позволяя Павлу быть тем, кем ему надо быть.

— Люблю тебя, Папа.

— И я тебя люблю, мой маленький Паша.