— Мой дорогой друг…

— Должен признаться, что все это сразу не переварить.

— Понимаю. Я сам пришел к этому постепенно, — кивнул Зеллаби.

— Но, — спросил я, — разве мы тоже обязаны были прийти именно к такому выводу?

— Конечно, мой дорогой друг. Неужели не ясно? — Он достал из кармана сцепленные гвозди и бросил их на стол. — Попробуйте сами. Или, еще лучше, придумайте какой-нибудь небольшой тест сами. И вы неминуемо придете к тем же выводам — по крайней мере, предварительным.

— Чтобы переварить это, требуется время, — сказал я. — Давайте рассматривать это как гипотезу, с которой я в данный момент согласен…

— Минутку, — вмешалась Джанет. — Мистер Зеллаби, вы утверждаете, что если я скажу что-либо одному из мальчиков, об этом будут знать все остальные?

— Наверняка. Конечно, если это будет что-то достаточно простое для их возраста.

На лице Джанет появилось скептическое выражение.

Зеллаби вздохнул.

— Старая проблема, — сказал он. — Как будто, линчевав Дарвина, вы докажете невозможность эволюции. Но, как я уже сказал, вам нужно лишь провести свои собственные тесты. — Он повернулся ко мне. — Вы допускаете гипотезу?..

— Да, — согласился я, — но вы сказали, что это — предварительные выводы. А что дальше?

— Я считаю, что уже одного этого достаточно, чтобы опрокинуть все наши социальные системы.

— Может быть, это просто более развитая форма взаимопонимания, вроде того, которое иногда возникает между близнецами? — спросила Джанет.

Зеллаби покачал головой.

— Думаю, что нет — либо оно развилось настолько, что приобрело новые черты. Кроме того, мы имеем дело не с одной такой группой, а с двумя, причем непересекающимися. Теперь, если это действительно так, а мы видим тому подтверждение, сразу же встает вопрос: насколько каждый из Детей индивидуален? Да, физически каждый из них — отдельная личность. Но так ли это в других отношениях? Если у ребенка общее сознание с остальной группой и он общается внутри нее с гораздо меньшими трудностями, чем это делаем мы, можно ли сказать, что он обладает собственным сознанием, является отдельной личностью в нашем понимании? Не думаю. Совершенно ясно, что, если А, Б и В обладают общим сознанием, тогда то, что говорит А, одновременно думают Б и В и любое действие, совершаемое Б в определенных обстоятельствах, не отличается от действий — в тех же обстоятельствах — А и В. Отклонения возможны только из-за физических различий между ними, ибо поведение может зависеть от состояния желез и иных факторов.

Другими словами, если я задам вопрос любому из этих мальчиков, то получу абсолютно одинаковый ответ, кого бы ни спросил. Если я попрошу их выполнить какое-то действие, я получу примерно тот же результат, но, вероятно, успешнее с заданием справится тот мальчик, у которого лучше координация. Впрочем, при таком сходстве Детей друг с другом различия будут невелики.

Но должен сказать главное: тот из них, кто в данный момент отвечает мне или выполняет мою просьбу, — не индивидуум, это просто член группы. Именно отсюда и следует множество дальнейших вопросов и выводов.

Джанет нахмурилась.

— Я все еще не понимаю…

— Скажем иначе, — сказал Зеллаби. — Нам кажется, что перед нами пятьдесят восемь маленьких индивидуальностей. Но впечатление обманчиво, и мы обнаруживаем, что в действительности индивидуальностей только две — «мальчик» и «девочка». Причем, «мальчик» состоит из тридцати компонент, каждый из которых имеет физическую структуру и внешний вид отдельного мальчика; «девочка» — из двадцати восьми.

Последовала пауза.

— Все это кажется довольно сложным, — осторожно сказала Джанет.

— Не спорю, — согласился Зеллаби. — Мне тоже.

— Послушайте, — сказал я. — Вы серьезно так считаете? Вы не преувеличиваете для лучшего понимания?

— Я констатирую факт — доказательства я вам уже представил.

Я покачал головой.

— Все, что вы нам показали, — это лишь то, что они каким-то непонятным способом умеют общаться друг с другом. Но выводы о едином сознании — это, пожалуй, слишком смело.

— На данном этапе — возможно. Но не забывайте — вы стали свидетелями только одного эксперимента, а я уже провел целый ряд опытов, и ни один из них не противоречит идее того, что я предпочитаю называть коллективным разумом. Кстати, сама идея не так уж и странна, как кажется поначалу. Это обычная уловка, к которой прибегает эволюция, чтобы скомпенсировать несовершенство отдельной особи. У огромного числа видов, представители которых на первый взгляд являются индивидуалами, они в действительности оказываются членами колоний, а у многих — и вообще не могут существовать вне колонии. Наиболее яркие примеры можно найти среди низших форм жизни, но нет никаких причин, чтобы ограничиваться только ими. Это прекрасно иллюстрирует большая часть насекомых. Законы физики не позволяют им увеличиться в размерах, однако они добиваются желаемого эффекта, объединяясь в группу. Мы сами объединяемся в группы с той же целью, но сознательно, а не инстинктивно. Так почему бы Природе снова не применить более эффективный способ преодоления нашей собственной слабости? Быть может, именно таким образом Природа искусно копирует саму себя?

В конце концов, мы стоим сейчас перед барьером, который преграждает нам путь к дальнейшему развитию, и, если мы не хотим застрять на нынешнем уровне, мы обязаны найти какой-то способ его преодолеть. Если мы не будем эволюционировать, мы просто вымрем, как динозавры. Помните, Бернард Шоу предлагал в качестве первого шага увеличить продолжительность человеческой жизни до трехсот лет. Вполне возможный путь — идея продления жизни весьма привлекательна для отдельной личности — но есть и другие. И хотя вряд ли стоит ожидать появления у высших животных коллективного сознания, все же нельзя утверждать, что оно совершенно невозможно. Впрочем, этот путь не следует также считать и обреченным на успех.

Взглянув на выражение лица Джанет, я понял, что она отключилась. Когда кто-то, по ее мнению, начинал нести чушь, она просто отказывалась тратить силы на попытки понять его и отгораживалась непроницаемым мысленным занавесом. Я задумчиво посмотрел в окно.

— Я чувствую себя хамелеоном, которого положили на поверхность, цвет которой он не в состоянии воспроизвести, — наконец сказал я. — Если я правильно понял, вы утверждаете, что каждая из этих групп обладает единым разумом. Значит ли это, что мальчики обладают нормальными умственными способностями в тридцатикратном объеме, а девочки в двадцативосьмикратном?

— Сомневаюсь, — серьезно сказал Зеллаби. — Скорее всего, нет, и слава Богу, потому что нормальные способности в тридцатикратном объеме — это уже за гранью хоть какого-то понимания. Вероятно, можно говорить о некотором увеличении умственных способностей, но в данный момент я не вижу способа, как его оценить, если это вообще возможно. Последствия этого могут быть страшными. Но сейчас более важной мне представляется степень их способности к принуждению — эта степень меня действительно очень беспокоит. Никто не знает, каким образом они это делают, но не исключено, что при определенной концентрации этой способности, так сказать, в замкнутом объеме, может сработать закон Гегеля — то есть количество перейдет в новое качество. В данном случае это будет означать прямое управление людьми. Честно говоря, все это пока мои домыслы, но поле для них чертовски обширно.

— Может быть, вы и правы, но для меня это чересчур сложно.

— В деталях, в механике — возможно, — сказал Зеллаби, — что же касается принципов, то ничего сложного здесь нет. Вы согласны, что человека мы оцениваем по силе его духа?

— Конечно.

— Дух — это жизненная сила; она не статична, она либо развивается, либо атрофируется. Можно сказать, эволюция духа предполагает возникновение некоего сверхдуха. Допустим теперь, что этот великий дух, этот сверхдух, пытается выйти на сцену. Где ему обитать? Обыкновенный человек не приспособлен быть его вместилищем; сверхчеловека, который мог бы им стать, не существует. Так не может ли он при отсутствии подходящего единого вместилища создать группу их — как была создана энциклопедия, став слишком объемной для одного тома… Не знаю. Но если это так, то перед нами два сверхдуха, обитающие в двух группах. — Зеллаби замолчал, глядя в окно на шмеля, перелетающего с одного цветка лаванды на другой, потом задумчиво добавил: — Я много думал об этом. Мне даже казалось, что оба сверхдуха должны иметь имена. Конечно, выбор имен огромен, но у меня в мозгу постоянно вертятся лишь два. Я все время думаю о них как об Адаме и Еве.