Неделю спустя, в коттедже, где раньше жил мистер Кримм, поселилась супружеская пара по фамилии Фримен. Своим видом они напоминали высушенные мумии, их семнадцатилетняя дочь выглядела немногим лучше. Мистер Фримен представился врачом, специализирующимся по социальной психологии, жена его тоже оказалась доктором медицины. Нам намекнули, что их задача — изучение развития Детей. Этим они, видимо, и занимались, постоянно что-то высматривая, порой заглядывая в дома, и довольно часто их можно было видеть на одной из скамеек на лужайке, где они с важным видом бдительно несли свою вахту. Сочетание агрессивных манер со скрытностью привели к тому, что уже через неделю все возмущались их поведением и называли их не иначе как Пронырами. Однако другой чертой характера Фрименов была настойчивость, и, в конце концов, их стали воспринимать как нечто неизбежное.

Бернард на мои расспросы ответил, что к его отделу они отношения не имеют, но действительно были командированы в Мидвич. Мне подумалось, что если это — единственное последствие страстного желания Уиллерса добиться изучения Детей, то очень хорошо, что сейчас его с нами нет.

Зеллаби предлагал Фрименам сотрудничество, но безуспешно. Не знаю, какой департамент подбирал таких работников, но нам казалось, что будь они пообщительнее, то могли бы с меньшими усилиями получить гораздо больше информации. Так или иначе, какая-то польза от их рапортов, вероятно, была, и нам оставалось только смириться с их излюбленной манерой шнырять по поселку.

Однако, какой бы научный интерес ни представляли Дети в течение первого года их жизни, почти ничто не внушало нам опасений. Кроме перманентного сопротивления попыткам увезти любого из них из Мидвича, прочие проявления их способностей к принуждению были весьма умеренны и нечасты. Они были, по словам Зеллаби, детьми очень разумными и самостоятельными — пока к ним не начинали относиться пренебрежительно или препятствовать их желаниям. За двумя исключениями, здоровье их также было в полном порядке. Этими двумя исключениями оказались две болезненные девочки, которые незадолго до Рождества подхватили какую-то вирусную инфекцию и умерли в течение нескольких часов.

Казалось, ничто в поведении Детей не подтверждало зловещие предсказания старух или иначе сформулированные, но не менее мрачные, прогнозы самого Зеллаби; время текло настолько безмятежно, что не только мы с Джанет, но и многие другие начали сомневаться, не преувеличены ли наши страхи, и не ослабевают ли необычные способности Детей — может быть, они совсем исчезнут, когда те подрастут?

Но следующим летом Зеллаби сделал открытие, которое, судя по всему, ускользнуло от внимания Фрименов, несмотря на их добросовестную слежку.

Однажды летним утром Гордон Зеллаби явился к нам домой и безжалостно вытащил нас на улицу. Я пытался протестовать, но он был неумолим.

— Я все прекрасно понимаю, дорогой мой. Знаю, что отрываю вас от работы. У меня самого перед глазами стоит отчаянное лицо моего издателя. Но это очень важно. Мне нужны свидетели, заслуживающие доверия.

— Свидетели чего? — без всякого энтузиазма спросила Джанет.

Зеллаби покачал головой.

— Я ничего не буду говорить заранее. Я просто прошу вас наблюдать за экспериментом и делать свои выводы. Вот здесь, — он похлопал себя по карману, — наш инструмент.

Он положил на стол маленькую покрытую орнаментом деревянную коробочку размером в полтора спичечных коробка, а рядом — головоломку в виде двух больших изогнутых и сцепленных между собой гвоздей, которые нужно правильно повернуть, чтобы разъединить. Гордон поднял деревянную коробочку и слегка потряс. Внутри что-то стукнуло.

— Леденец, — объяснил он. — Эта коробочка — плод бессмысленной изобретательности японцев. Как ее открыть, сразу не понятно, но стоит сдвинуть в сторону вот эту пластинку мозаики, и она без труда откроется — и вот вам конфета. Зачем было нужно придумывать такую конструкцию, известно лишь японцам, но нам, я думаю, она сослужит хорошую службу. Итак, какого мальчика из Детей мы выберем для первой пробы?

— Но малышам еще нет и года, — заметила Джанет.

— Вы прекрасно знаете, что они отличаются от хорошо развитых двухлетних детей только своим возрастом, — возразил Зеллаби. — И в любом случае, то, что я предлагаю, — не совсем проверка умственного развития. А может быть, и проверка? — нерешительно сказал он. — Должен заметить, я в этом не уверен. Впрочем, это и не важно. Просто назовите ребенка.

— Хорошо. Ребенок миссис Брант, — сказала Джанет. И мы отправились к миссис Брант.

Миссис Брант проводила нас на задний дворик, где играл ребенок. Он выглядел очень смышленым, и, как и говорил Зеллаби, на вид ему было не меньше двух лет. Зеллаби протянул ему коробочку. Мальчик взял ее, внимательно рассмотрел, обнаружил, что внутри что-то гремит, и осторожно потряс. Когда мы убедились, что мальчик не сможет ее открыть, Зеллаби достал из кармана конфету и отдал ее мальчику в обмен на коробочку. Коробочка так и осталась закрытой.

— Не понимаю, что вы хотели этим сказать, — заметила Джанет, когда мы ушли от миссис Брант.

— Терпение, моя дорогая, — укоризненно сказал Зеллаби. — Кто будет следующим? Нужен опять мальчик.

Джанет предложила пойти к викарию, но Зеллаби покачал головой.

— Нет, не подойдет. Рядом может оказаться девочка Полли Раштон.

— Это имеет какое-то значение? Все это довольно таинственно, — сказала Джанет.

— Я хочу, чтобы мои свидетели были удовлетворены, — сказал Зеллаби. — Назовите кого-нибудь другого.

Мы отправились к старшей миссис Дорри. Там Гордон проделал ту же процедуру, но, поиграв немного с коробочкой, ребенок протянул ее обратно и выжидательно на него посмотрел. Зеллаби, однако, коробочку не забрал; показав ребенку, как она открывается, он дал мальчику самому это проделать и достать конфету. Затем Зеллаби положил в коробочку еще одну конфету, закрыл ее и снова протянул мальчику.

— Попробуй еще раз, — предложил он, и мы увидели, как малыш с легкостью открыл коробочку и взял вторую конфету.

— А теперь, — сказал Зеллаби, когда мы ушли, — вернемся к номеру первому, к ребенку миссис Брант.

В саду миссис Брант он снова дал ребенку коробочку. Тот нетерпеливо схватил ее, без всяких колебаний нашел подвижный участок орнамента, сдвинул его и достал конфету, как будто проделывал это уже раз десять. Зеллаби посмотрел на наши ошарашенные физиономии и, довольно подмигнув, забрал у мальчика коробочку и вложил в нее очередную конфету.

— Ну что ж, — сказал он, — назовите еще одного.

Мы побывали еще у троих, в разных концах поселка. Никого из них коробочка нисколько не озадачила. Они открывали ее сразу, словно были прекрасно знакомы с секретом, и моментально завладевали конфетами.

— Интересно, правда? — заметил Зеллаби. — Теперь попробуем с девочками.

Мы снова повторили эксперимент, с той разницей, что на сей раз Гордон открыл секрет коробочки не второму ребенку, а третьему. Дальше все происходило в точности по тому же сценарию.

— Не правда ли, они очаровательны? — сиял Зеллаби. — Хотите попробовать с головоломкой?

— Лучше потом, — сказала Джанет. — Сейчас я хотела бы выпить чаю.

Мы вместе вернулись домой.

— Идея с коробочкой была хороша, — скромно похвалил себя Зеллаби, поглощая бутерброд с огурцом. — Просто, однозначно, и прошло как по маслу.

— Вы хотите сказать, что ставили и другие опыты? — спросила Джанет.

— Да, и немало. Однако некоторые из них были слишком сложны, а другие не совсем убедительны. Кроме того, я не знал, с какого конца подступиться.

— А теперь Вы уверены, что знаете? Я вообще ни в чем не уверена, — сказала Джанет.

Зеллаби посмотрел на нее.

— Я все-таки думаю, что вы поняли, — сказал он, — и Ричард тоже. И незачем этого стесняться.

Взяв еще один бутерброд, он вопросительно взглянул на меня.

— Полагаю, — сказал я, — вы хотите, что я скажу: ваш эксперимент показал, что то, что знает один из мальчиков, знают все мальчики, но девочки не знают, и наоборот. Согласен, именно так все это и выглядит — если только нет какого-то подвоха.