Добрый вы сегодня, сэр Ортем. Артём посмотрел на часы – половина шестого – и тут ему позвонила Миранда. Что она скажет, он отчего-то догадывался.

— Можно войти, сэр Ортем?

- - -

— Что женщина может утомить мужчину, это все знают, – Миранда уже в спортивном костюме. – Ничего сложного. Но вот чтобы наоборот… Ну и зачем вы усмехаетесь? Только не подумайте, что у меня других мыслей уже не осталось. Это я под впечатлением. Пробежимся, Ортем? Говорят, очень полезно для мозга.

Артём кивнул, закрывая тетрадь с записями. Она права, и в любом случае ответов пока нет, только множество новых вопросов.

— Пробежимся.

Определённо, поутру стало больше людей в этом парке. В Риме живёт семьдесят тысяч людей, и такое ощущение, что все они уже поздоровались, этим утром.

— Вы подаёте хороший пример, – покивала Миранда, когда они возвращались обратно. – Должно всё болеть, правильно? Видимо, вы долго не упражнялись.

Да, почти тридцать лет, чуть не ответил Артём. Она права, мышцы болели, и уже практически умоляли о пощаде. Всё должно болеть, говорил его тренер – тот самый, с кем он встретился в первый раз на ринге. Это нормально. Эту боль мы не устраняем, она полезна. Иначе не будет осознания, что тело в порядке, что оно отзывается на вашу заботу. Хороша забота!

- - -

— Ортем, если вам потребуется заняться чем-нибудь, пока я сплю, моя студия в вашем распоряжении, – Миранда поднялась к нему, явно из душа – волосы ещё мокрые. – Просто не открывайте то, что закрыто. Что открыто, на виду – можно смотреть. Договорились?

— Договорились. Дайте я ещё поспрашиваю про ваше с Мариной детство.

Миранда кивнула, и села на соседний стул.

— Вы сказали, «языка не знала», – припомнил Артём. – А вы?

— Я немного знала латинский. Ложбан мы учим уже потом, когда хотя бы один естественный язык выучен. Забавный язык, хотя я на нём не пишу, и не говорю. Связист мне сказал, его для переводчиков учат. Если знаешь ложбан, переводчик работает гораздо точнее. Но вы его не знаете, верно?

Артём помотал головой.

— Не знала, что такое бывает. Разве что среди диких, или охолов. Только не думайте, что я осуждаю, или что-то такое. Их просто так называют. Люди тогда закапывались под землю кто где; сами понимаете, очень трудно связываться с другими убежищами, ведь нечисть тоже слышит наши сигналы и умеет определять, когда они искусственного происхождения. Есть такие, кто до сих пор в города идти не хочет и живёт сам по себе. Это дикие.

— Кто такие охолы, мне уже пояснили, спасибо. И как вас учили языку?

— Это просто. Два человека, два переводчика, и электромагнитная клетка.

— Клетка Фарадея?

Выяснилось, что имя Фарадея Миранде неизвестно. Притом, что физику им преподают тоже. Ну, допустим, ведь необязательно знать все до одного имена из другой школьной программы. Но оказалось, в итоге, что говорят об одном и том же.

— Точно-точно, клетка Фарадея! Красиво звучит. Сегодня же узнаю, кто такой Фарадей. Ну так вот, когда двое людей сидят в такой клетке, переводчик не может обращаться к общей языковой базе. Только к базе другого переводчика. Вот и всё. Тот, кто вас учит, показывает вам буквы, текст, вообще что угодно, и называет, как это читается и что означает. Важно, чтобы человек ваш язык знал, тогда вам потребуется два-три занятия, чтобы разбираться в новом языке. Вы его как бы незаметно выучиваете – никакой грамматики, ничего такого не знаете, но уже понимаете, и говорить можете. А грамматику и остальное уже потом преподают. Очень эффективно. Я за полтора дня выучила латынь. Марине потребовалась почти неделя, но это тоже нормально – так сказал связист. До двух недель – это нормально, если требуется больше – значит, или переводчик барахлит, или тот, кто обучает, не владеет родным языком того, кого учит.

— И кто вас учил?

— Лилия учила нас обеих, – Миранда осеклась. – Да нет, не может быть. Меня она тоже учила, но со мной ведь ничего такого нет! И у Марины с головой всё в норме, не сомневайтесь. Не отсталая, не дурочка.

— Может, разница в том, что Марина чего-то испугалась?

Миранда задумалась на пару минут, прежде чем ответить.

— Может быть, но что это нам даёт? Она отказывается стирать воспоминания. Это, знаете…

— Палка о двух концах?

— Умеете вы сказать в точку! Точно, палка о двух концах. Можно стереть что-то ещё, это ведь мозг, и никто до конца в нём не разобрался. Но можно посоветовать ещё раз. Вдруг поможет.

Интересно, что она услышала, когда я сказал «палка о двух концах», подумал Артём. Как звучит аналогичная идиома по-каталонски? И что слышат другие, когда я песни пою? Хорошо бы там не было откровенной глупости…

— Марину всё время обижали, пока она была в школе?

— Нет. Когда мы до третьего класса дожили, она подтянулась. Вообще не узнать было, за каникулы все «хвосты»подобрала. И стала отличницей! Всё понимала с первого раза, всё запоминала. Вы же знаете – она разок посмотрит, и запоминает каждую мелочь. У неё это примерно тогда и началось.

Сначала все просто обалдели, – продолжала Миранда, – и я первая. Потом поняли, что Марина не стала зазнаваться, ничего такого – и всё изменилось. Кто её раньше постоянно обижал, теперь за помощью шли. Она всем помогала, даже иногда во вред себе. Так вот и жили. Если честно, мы с Лилией ей завидовали жутко. Нам нужно сидеть и учить полночи, чтобы экзамен сдать, а Марина пролистает тетрадь – и уже готова. Притом, на самом деле готова! На экзамене ведь требуют понимания, а не выучить что-то наизусть. В общем, она всем нос утёрла. Я очень ей горжусь.

— То есть пролистает – и готово понимание?

Миранда помотала головой.

— Нет, она много задач решала. Просто это не все замечали. Она же везде ходила с книжками. Её называли за спиной зубрилой, но кто же такое в глаза скажет, если вдруг помощь потребуется? А я поинтересовалась. Она очень много задач решала. Половину детства так и провела. Но сами видите, что получилось.

Артём покивал.

— Если не секрет, вы кем работаете?

— Инструктор, вы уже знаете. Ещё я медсестра, курсы прошла. С бытовой техникой тоже разбираюсь. Ну там, что куда подключить, как простой ремонт сделать. Ну, картины пишу, это у нас с Мариной общее, обожаю красивое придумывать. Наверное, всё. А вы?

— А я игры тестировал, – усмехнулся Артём. – И всё, наверное. Ну, по хозяйству, конечно, всё мог делать. Но не по здешнему. А теперь дроссель. Наверное, всё.

— Понимаю, – покивала Миранда, взяла его за руку. – То есть, я не понимаю, что такое «тестировать игры». Потом объясните. Но понимаю, что вы себя, наверное, бесполезным считаете. Мало на что годным. Угадала?

Трудно было смотреть ей в глаза и отвечать утвердительно.

— Вы не правы. Ну ладно, пусть не вы сами выбрали стать дросселем. Это просто случается, и всё. Но вы песни поёте очень красиво, и не ленитесь. Вы бы видели других дросселей! Все говорят, что они целыми днями ничего не делают, между походами.

— Это не мои песни, – возразил Артём.

— И что? Главное, что они красивые, и людям нравятся. Слушайте, ну это уже несерьёзно. Вас никто не считает бесполезным. А захотите чему-то научиться – это пара пустяков! Научитесь. Если нужно, я помогу, Лилия поможет. Да кто угодно, только намекните. Знаете, что, Ортем? Не вздумайте так с Мариной говорить. Она очень сердится, когда кто-то пытается на жалость напроситься. Делайте, как я: если в чём-то нужна помощь – подходите и спрашивайте.

— Понял, – кивнул Артём. Малодушие отступило. Чёрт, и вправду ведь набивался на жалость. Ладно, проехали. – Умеете вы по местам всё расставить. Тогда прогуляемся ещё раз в библиотеку. И – я хотел бы посетить приют, где вы все жили. Это возможно?

— Конечно, приют никуда не делся. Ортем, у вас в два часа визит к доктору, в пять вас ждут в «Пьяном драконе». Я вам напомню, если что. И вечером в доме мы все хотим услышать ваш рассказ, да? У нас полно времени. Можем всюду успеть. Но мне потребуется час или полтора, нашими с Мариной делами заниматься. Договорились?