«Всё сказано на свете…» Всё сказано на свете. Не сказанного нет. Но вечно людям светит Не сказанного свет. Торговец чучелами птиц Сегодня мне приснился: Трухой, как трубку табаком, Он дятла набивал. Желтела иволга в тени, В углу орёл пылился, И не дразнился попугай, И соловей молчал. Торговец чучелами птиц, Мне твой товар наскучил: Едва пером дотронусь я До трепетных страниц, Как вниз летят мои мечты На крыльях птичьих чучел, Когда хотели бы лететь В зенит на крыльях птиц! Слова… Ищу их снова. А всё не те, не те… Удар – И грянет слово, Как выстрел по мечте. …Рисует рожицы поэт, Круги, зигзаги чертит, Пока покажутся слова, Которых нет верней, И возле сомкнутого рта Перо в досаде вертит, Как в темноте вертел бы ключ У запертых дверей. Порою шум из-за дверей Доносится неясный, И по ошибке этот шум Мы песнею зовём И утешаемся: «Пусть – шум! Бывает шум прекрасный… Когда деревья в час ночной Шумят перед окном. Нам видеть их не надо: У слуха тот же взгляд, А шум ночного сада Пышней, чем самый сад». Но сделку с музой отогнав Затрещиной немою, Со звоном в позвоночнике, В тяжёлой тишине, Сижу и чайной ложечкой Вычерпываю море, Чтобы достать жемчужину, Лежащую на дне. А море? Что ж! – мелеет… И вот уже белеет Сквозь воду тёмным-тёмную Морского дна песок. Нет, Это ночь проходит. Нет, Это ночь мелеет, И в ней белеет, как песок, Светающий восток. Но жемчуг мой со мною: Жемчужницы уста Концом ножа раскрою – Жемчужница… пуста! Ищу её в снотворных днях, Ищу в ночах бессонных… В душе космический огонь, А на устах – зола. О плиты творческих могил, Бессмертьем раскалённых, Я, может быть, не всю ладонь, Но палец – обожгла. И с той поры, И с той поры Глаза от боли жмурю… Всего лишь палец обожгла, А всей рукой трясу… Я вам несу мою мечту, Как одуванчик в бурю, И всё боюсь: не донесу, Боюсь, не донесу. Всё сказано на свете: Не сказанного нет. Но вечно людям светит Не сказанного свет. 1959 Окраина
Летняя ночь была Тёплая, как зола… Так, незаметным шагом До окраин я дошла. Эти окраины Были оправлены Вышками вырезными, Кружевными Кранами. Облики облаков. Отблески облаков Плавали сквозь каркасы Недостроенных домов. Эти дома без крыш В белой ночной дали В пустошь меня зазвали, В грязь и глину завели. На пустыре ночном Светлый железный лом, Медленно остывая, Обдавал дневным теплом. А эти дома без крыш В душной ночной дали Что-то такое знали, Что и молвить не могли. Из-за угла, как вор, Вынырнул бледный двор: Там на ветру волшебном Танцевал бумажный сор… А эти дома без крыш Словно куда-то шли, Плыли, Как будто были Не дома, а корабли. Встретилась мне в пути Между цементных волн Кадка с какой-то краской, Точно в тёплом море – чёлн. Палка-мешалка в ней Словно в челне весло… От кораблей кирпичных Кадку-лодку отнесло. Было волшебно всё: Даже бумажный сор, Даже мешалку-палку Вспоминаю до сих пор. А эти дома без крыш, Светлые без огня, Так и остались в далях, Недоступных для меня! 1961 Ах, как долго едем!.. Ах, как долго, долго едем! Как трудна в горах дорога! Чуть видны вдали хребты туманной сьерры. Ах, как тихо, тихо в мире! Лишь порою из-под мула, Прошумев, сорвётся в бездну камень серый. Тишина. Лишь только песню О любви поёт погонщик, Только песню о любви поёт погонщик, Да порой встряхнётся мул, И колокольчики на нём, И колокольчики на нём зальются звонче. Ну скорей, скорей, мой мул! Я вижу, ты совсем заснул: Ну поспешим – застанем дома дорогую… Ты напьёшься из ручья, А я мешок сорву с плеча И потреплю тебя и в морду поцелую. Ах, как долго, долго едем! Как трудна в горах дорога! Чуть видны вдали хребты туманной сьерры… Ах, как тихо, тихо в мире! Лишь порою из-под мула, Прошумев, сорвётся в бездну камень серый. 1961 |
