— Всегда рад, брат, — грубо отвечает Джордан.

Джордан и я на некоторое время смотрим друг на друга. Я начинаю разворачиваться и уходить, когда он произносит.

— Я уважал тебя, Шарп. Но теперь я чертовски тебе доверяю.

Я киваю несколько раз и ухожу. Я не знаю, что делать с тем, что Джордан только что мне сказал. Так что принимаю это. Я принимаю его доверие, поскольку после произошедшего сегодня, я тоже доверяю ему. Я прикрою его спину, а он — мою. Если я почувствовал что-то, то это ощущается хорошо.

Я двигаюсь к больнице и борюсь с усталостью, охватывающей моё тело. Из-за всего произошедшего я был на ногах в течение более двадцати четырех часов. Последняя вещь, в которой нуждается Эмили, это чтобы я заснул за рулем.

В больнице тихо, когда я направляюсь к справочному бюро. Охранник сообщает мне, что мне следует вернуться в часы посещения и дает мне номер комнаты Коди, когда я дарю ему взгляд, говорящий, что часы посещения ко мне, бл*дь, не относятся.

Медсестра за стойкой встает, чтобы приветствовать меня, когда я практически у палаты Коди.

— Вы, должно быть, Гаррет, — по-доброму произносит она. — Я — Карен. Я забочусь о Коди, Хантере и Алиссе. Они все сейчас спят. Дженна с Хантером и Алиссой. Эмили всё ещё с Коди. Я заканчиваю в семь, но снова дежурю завтра ночью. Дайте мне знать, если Вам что-нибудь понадобится.

Я должен сказать что-нибудь, но я только киваю и толкаю дверь Коди, чтобы войти. Там в палате только небольшое количество света от его мониторов. Эмили спит на крошечной раскладушке практически на полу справа от кровати и держит за руку Коди, находящуюся намного выше ее головы.

Я обхожу кровать с другой стороны и наклоняюсь к избитому лицу Коди. Я бушую снова, пока прикасаюсь губами к его голове. Убийство того мусора не принесло мне никакого успокоения. Я уставился на него в течение двадцати минут, пробуя успокоиться самостоятельно. Когда я осознаю, что это не произойдет, я иду к моей женщине.

Я сбрасываю ботинки и приподнимаю Эмили с кровати. Она сначала пробуждается, но узнает меня, прежде чем заговорить.

— Гаррет, — хнычет она.

Я располагаю нас на раскладушке, где мои ноги свешиваются с края на добрых шесть дюймов, и располагаю Эмили поверх себя. Она прижимается к моей груди, не отпуская Коди. Моя рубашка мокрая там, где впитываются ее тихие слезы. Я поглаживаю ее спину и держу её так крепко, как только могу, успокаивая эту удивительную женщину, которая отдает мне всё в этот момент.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

— Я тоже люблю тебя, — убежденно произносит она, сжимая мои ребра так крепко, как только она может.

И я чувствую это. Я чувствую теплоту. Я чувствую больше теплоты, чем в другие разы, когда она говорила мне это. Это более значимо сейчас. Она не знает, что я сделал сегодня ночью, но в независимости от этого она любит меня.

Я приподнимаю ее за подбородок грубым движением пальцев и беру её рот. Это не сексуальный поцелуй. А чувственный. Я демонстрирую ей всё, на что способен своими губами и языком, показываю ей, как много она для меня значит. Я двигаюсь медленно и преднамеренно, лаская её рот. Я наслаждаюсь ее вкусом и краду её теплоту, пока у нее не перехватывает дыхание.

Эмили делает вдох и быстро засыпает в моих руках, цепляясь за моего избитого брата. Я поднимаю свою руку вверх и накрываю их обе руки своей, прежде чем истощение затягивает меня под мягкое теплое одеяло любви.

Потребовалось две недели, чтобы Коди и Хантера выписали из больницы. Алиссу отпустили через четыре дня, но она отказалась покидать брата. Служба опеки предоставила Клайду и Арлин временное опекунство над Алиссой и Хантером. Это стало огромной победой для всех нас.

Шериф сильно давил, чтобы отправить их в детский дом. По словам Гаррета, Калеба и Джордана, это был такой ход, чтобы заставить Алиссу говорить. Она не будет ни с кем разговаривать о том, что произошло. Особенно с сотрудниками правоохранительных органов. Она, в действительности, вообще не разговаривает, иначе как шепотом и только со своим братом или Коди.

Я знаю, что именно произошло с Алиссой и мальчиками той ночью. Я заставила Гаррета рассказать мне. Он не хотел. Он хотел оградить меня от этого, но я спорила, что я не могу помочь им, если я не знаю, с чем имею дело, так что он рассказал мне.

Я плакала.

Я кричала.

Меня практически стошнило.

Я чувствовала, будто мое сердце вырвали из груди.

Гаррет посадил меня в свою машину и рассказал все. Когда я поборола свою эмоциональную истерику, то побежала через больницу, забралась в кровать Коди и сжала его так сильно, насколько только могла. Он позволил мне сделать это. Я знаю, что причиняла боль его ребрам, когда делала это, а он не жаловался и не вздрагивал. Он просто дал мне возможность обнимать его.

Так что все мы знаем, что случилось с детьми той ночью. Мальчики сказали шерифу, что они ушли из дома Донована, попали в автомобильную аварию на моей машине и не помнят ничего после этого. Это — ложь. Это ужасная и не правдоподобная ложь. Но шериф не может вынудить их говорить. Это напрягает, когда он и его заместители крутятся вокруг. Я стараюсь оставаться вежливой. Он пытается делать свою работу. Но мне кажется, что у него нет никаких идей о том, что нужно делать.

Помощники шерифа опросили множество людей с вечеринки, включая парней Донован, которые устраивали вечеринку, но вернулись ни с чем. Коди и Хантер сказали нам, что они не знали людей, которые сделали это с ними. Так что, даже если они не были честны относительно событий той ночи, я не верю, что шериф найдет преступников.

Гаррет это сделал.

Я не знаю, что произошло той ночью. Гаррет отказывается говорить об этом, он готов рассказать мне, что угодно, кроме того, как он заставил их заплатить. Когда я сказала, что волнуюсь, что они могут вернуться за детьми, Гаррет сказал мне, что этого никогда не произойдет. Он сказал это так, что я поняла — они мертвы. Означает ли это, что он убил их или просто знает, что они мертвы. Я нашла успокоение в этой информации. Я не знаю, должна ли я, но я успокоилась от его слов.

Гаррет также сказал детям, что они в безопасности теперь. Не было особой реакции на это заявление, кроме благодарности. Коди знает о прошлом Гаррета. Его мать рассказала ему, когда он был маленьким. Она звезд с неба не хватала — это всё, что я о ней знаю. Коди обременяла эта информация гораздо меньше, чем необходимость позаботиться о себе, поскольку его мать отстранилась, как только её мужчина сел за решетку.

Сегодня мой первый день возвращения в магазин и в реальную жизнь. Я приходила несколько раз, чтобы помочь, но практически в течение месяца я была с Коди. Сплетни о несчастном случае были довольно непродолжительными. Но люди всё ещё спрашивают о детях, когда делают заказ и расплачиваются. Я ничего не имею против. Они не расспрашивают о деталях, они спрашивают, поправились ли дети, вылечились ли.

— Латте, пожалуйста, — отвечает молодой человек, когда я спрашиваю, что он будет заказывать.

Он нервничает пред свиданием. Парень продолжает оглядываться через плечо и вытирает свои пальцы о джинсы. Он симпатичный как Джастин Тимберлейк в шестнадцать. Тугие кудри в волосах и яркие голубые глаза. Он получает сердце в свою кружку. Я придвигаю её к нему, когда молодая девушка вплывает в магазин, как дуновение свежего воздуха.

Она расплывается для него в улыбке, и он улыбается ей в ответ.

Она заказывает капучино, а он платит за него до того, как направляет её своей рукой, слегка прикасаясь к спине, за столик свиданий. Он помогает ей снять пальто и выдвигает стул, успокаивая своё дыхание до того, как занять своё место.

Она получает лебедя. У неё платиновые волосы, бледно-голубые глаза и длинная нежная шея. Она напоминает лебедя или балерину. Я ставлю её кружку перед ней, но она хватает меня за запястье.

— Я не хочу совать свой нос, но Вы не можете мне сказать, как Коди Мэттьюс себя чувствует? — спрашивает она вежливо.