- В нашем Корпусе учатся разные кадеты. Старательные, ленивые, дисциплинированные и недисциплинированные... - генерал сделал паузу.
- Боже мой, какой позор! - с тоской думал Владимир, - сейчас перед всеми кадетами мне объявят выговор. А может даже дадут двое или трое суток карцера? Какой позор, а Головинский? Какой позор!
- Есть кадеты очень скромные на вид, но самом деле, - продолжал Григорьев...
- Куда это директор клонит? Неужели меня могут отчислить из Корпуса в назидание другим? - по- настоящему испугался Владимир.
- Но на самом деле - герои! Вот перед вами стоит настоящий герой: кадет Владимир Головинский. - Торжественно выкрикнул директор.
- Всё! Выгонят! - решил Владимир и с тоской стал смотреть по сторонам.
- Находясь на рождественских каникулах, - продолжал говорить Григорьев, - воспитанник нашего Первого кадетского корпуса Головинский, рискуя своей жизнью, спас человека, провалившегося в полынью и тонувшего в ледяной воде. На основании представлений земских и губернских властей, Государём был подписан высочайший приказ о награждении Головинского Владимира Юрьевича медалью " За спасение погибавших". Я с гордостью прикрепляю эту награду нашему герою.
22
Генерал вынул серебряную медаль на владимирской ленте из коробочки, которую подал ему дежурный по Корпусу и, подойдя к Владимиру, прикрепил её к шинели Головинского.
- Кадету Головинскому - ура! - приказал Григорьев.
- Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! - задрожали стены Первого кадетского корпуса.
Затем одноклассники, "сломав" строй, бросились к Владимиру и принялись качать его
с криками " Голова-а-а-а-а"! "Голова-а-а-а-"! "Голова-а-а-а"!
Взлетая в воздух, Головинский видел вытянувшееся от изумления лицо "Швабры".
- А отец, мне ничего не сказал! Вот папа! - только и подумал он.
Во время летних каникул вся семья Головинских выехала за границу. Две недели они провели в Париже, две недели были в Берлине и Вене.
Переполненный впечатлениями Владимир прибыл к началу занятий в Корпусе 29 августа.
Его жизнь вернулась в прежнее русло занятия, дежурства. Он обладал прекрасной памятью, поэтому учёба давалась ему необычайно легко. К дежурствам по роте Головинский относился очень ответственно, за что неоднократно был отмечен в приказах по Корпусу.
Наступала суббота, и Владимир ехал к Игнатьевым на обед, где его уже ждали. Затем они с Мариной гуляли по городу часов до шести - семи вечера. Даже не гуляли, а ездили в игнатьевском экипаже на дутых шинах, с ухоженными рысаками. Ведь Головинский являлся кадетом и ему запрещалось прогуливаться по улицам, да ещё и с девушкой.
Кучер Игнатьевых, пятидесятилетний Степан, при виде Владимира вытягивался по стойке "смирно" и обращался к нему не иначе, как "ваше благородие".
-
- Почему он паясничает, как шут балаганный? - раздражённый поведением кучера поинтересовался он как-то у Марины.
- Володя, он не паясничает! Степан - абсолютно искренне себя ведёт. Просто он тебя очень уважает и отзывается как об " необыкновенно светлом человеке".
- Это как "светлый человек" ? Я - святой, что ли? - оторопел Головинский.
- Да нет! Конечно же ты не святой! Степан утверждает, что у тебя очень чистая душа,
23
от которой светлеет всё вокруг. - Объяснила Марина.
Владимир ничего не понял и в ответ только пожал плечами.
Затем, часов в восемь вечера, Головинский приезжал к тётушке. Они ужинали, беседовали на различные темы, и он оставался ночевать в её доме.
Владимир приходил в библиотеку, выбирал книгу и читал её до самого рассвета.
На следующий день, после завтрака, он садился за рояль и исполнял свои любимые романсы. Тётушка присаживалась рядом и слушала.
Затем он снова читал и, пообедав, возвращался в Корпус.
Головинский был в числе лучших выпускников Первого кадетского корпуса 1912 года, что позволило ему без всяких проблем быть зачисленным в Николаевское кавалерийское училище.
30 августа 1912 года с замиранием сердца Владимир стоял у входа в Николаевское кавалерийское училище. Он с восторгом смотрел на мрачное трёхэтажное здание желтого цвета.
- Здесь учился великий Михаил Юрьевич Лермонтов, ставший самым знаменитым юнкером этой Славной Школы, как издавно называют это престижное учебное заведение. Здесь учился мой дед и мой отец. Мне также выпала великая честь : учиться здесь! - с восторгом подумал Головинский.
Он снял фуражку, перекрестился и вошёл внутрь.
Из просторного зала на второй этаж, где располагался эскадрон кавалерийского училища, вели две лестницы. Владимир уже давно знал, что левая - предназначалась для юнкеров второго курса ( называемых "благородными корнетами"). Юнкера первого курса ( на языке Славной школы - "сугубые звери") имели право пользоваться только правой лестницей.
- Молодой, ты куда направляешься? - перед Головинским появился высокий худощавый юнкер второго курса с прыщавым лицом.
- В эскадрон. - Просто ответил Владимир.
- Молодой, чтобы пройти в расположение эскадрона, ты должен представиться мне, "благородному корнету" Перепеловскому.
- Начался знаменитый цук Славной Школы. - Сразу же догадался Головинский.
Он строевым шагом приблизился к "благородному корнету" и, приложив руку к
24
козырьку фуражки, проорал:
- Господин "благородный корнет", Первого кадетского корпуса выпускник Головинский прибыл для учёбы в Николаевском кавалерийском училище!
- Вот так-то, молодой! Разрешаю тебе следовать в расположение эскадрона! - расплылся в довольной улыбке Перепеловский.
Владимир , осматриваясь по сторонам, сделал несколько шагов по коридору, как вдруг, вновь услышал за спиной голос Перепеловского:
-Молодой, ты кто?
- Князь Манвэлов. - Ответил кто-то с сильным кавказским акцентом "благородному корнету".
- Кто-о-о? - возмутился Перепеловский.
- Князь Манвэлов, я! Прыехал, чтобы учиться на кавалэриста.
- Манвелов, слушай и запоминай, что ты с сегодняшнего дня уже не князь.
- А кто? - удивился обладатель голоса с сильным кавказским акцентом.
- Ты - "зверь"! "Сугубец"! "Сармат"! "Скиф"! "Вандал"! - возмущённо объяснил Перепеловский. - Ты, я думаю, понял?
