— Прекрасно, — продолжал Эдвардс. — По-вашему, я убрал Арчера и шлепнул Сейджа под предлогом, будто он подозревал меня в преступлении. Так!

— Пожалуй.

— Сожалею, но у меня есть свидетели, которые могут подтвердить, что я находился на палубе, когда Арчеру перерезали горло. К тому же я не знаю, что в этой проклятой шкатулке, но утверждаю, что Гош мне это скажет, даже если мне понадобится лупить его в течение часа.

— Вы этого не сделаете, — закричала она.

— А почему бы нет?

Мгновенным движением он вырвал у нее пистолет из рук:

— Мисс Фарлен, у меня имелись все основания оберегать жизнь Сейджа. Он был единственным офицером на борту, и его некем заменить, а мне не хочется потерять корабль. Я за него отвечаю перед судовладельцем. Нам предстоит еще долгий путь, а барометр мне не нравится.

Он повернулся к Деланнею, который с улыбкой спокойно курил.

— Деланней, сделайте мне одолжение.

— Слушаю.

— Вы офицер флота, и я прошу вас разделить вахты со мной.

— Я уже был полицейским, и этого мне вполне достаточно.

— Деланней, речь идет о безопасности всех людей на корабле.

— Ладно, Эдвардс. Я стану на следующую вахту.

— Благодарю.

Эдвардс взял Даун под руку, и она подчинилась его железной хватке. Они спустились на палубу.

— Форшем! — позвал Эдвардс.

Из темноты выскользнула тень.

— Да, месье.

— Вы говорили с Сейджем перед выстрелами?

— Да, месье.

— Разбудите Трентона и скажите ему: пусть займется трупом, который он найдет в коридоре, да пусть на завтра приготовит мешок с балластом.

— Слушаюсь!

«Еще один мертвец, — подумал Форшем по дороге. — Господи! Если так пойдут дела, похоже, что мы все перемрем!»

— Мисс Фарлен, — начал Эдвардс, — очень жаль, что у вас нет алиби.

— Вам нравится говорить гнусности, — ответила она, освобождая руку.

— Ночью у вас не было сколько-нибудь сложных препятствий, а причины вашего пребывания на борту «Марютеи» остаются очень неясными.

— Это смешно!

Эдвардс остановился под эллингом левого борта и сказал:

— Только вы сами можете прояснить ситуацию.

— Послушайте, Эдвардс, я ведь находилась не одна на палубе. Со мной был Гош, и он убежал только после того, как мы услышали выстрелы в коридоре.

— Гош? — удивился Эдвардс. — Но это не его вахта!

— Он хотел поговорить со мной.

— Поговорить? Так вы его знаете?

— Да, — твердо ответила Даун. — Он был слугой моего дяди, который умер в Южной Африке, и мой отец привез его с собой в Сидней.

Эдвардс наконец начал понимать, в чем дело.

— А эта шкатулка из черного дерева? — спросил он.

— Она моя.

Даун поискала в своем корсаже и достала небольшой ключик, подвешенный к золотой цепочке.

— Возьмите этот ключ, — сказала она и, не говоря больше ни слова, ушла, оставив его одного.

Они собрались в ходовой рубке вчетвером. Несмотря на позднее время, никому из них не хотелось спать. Наоборот, все четверо находились в прекрасной форме, потому что знали: сейчас будет вынесено окончательное решение.

На полуюте, рядом со штурвалом, слышались шаги Деланнея, добровольного вахтенного офицера. Ночь выдалась жаркой, влажной и очень темной. «Марютея», которую слегка подталкивал слабеющий бриз, тяжело шла вперед. Стенные часы показывали без десяти час.

Дан Эдвардс сел. Напротив него в кресле Арчера устроилась Даун Фарлен. Рядом неподвижно стояли Гош и Петер Ван.

— Итак, — начал Эдвардс, — можно сказать, что это настоящий трибунал?

— Не время для шуток, — серьезно произнесла Даун.

Эдвардс посмотрел на нее.

— С виду у нас у всех совесть чиста, — возразил он. — Но тем не менее двое убиты на борту судна, а третий погиб в результате несчастного случая.

— Любопытный несчастный случай!

— Я имел в виду Гарсия.

— Я тоже, Эдвардс.

Он наклонился и внимательно посмотрел на лица двух матросов. Гош не сводил глаз с Даун, и в его взгляде читалась огромная любовь. Ну, а Ван пытался скрыть беспокойство, изображая на своем лице безразличное выражение.

Эдвардс продолжал:

— Мы собрались здесь, чтобы окончательно выяснить историю шкатулки. Я считаю, что именно из-за нее произошли все неприятности.

Даун хотела что-то сказать, но он остановил ее жестом.

— Сначала, — заявил он, — я должен сообщить, что все сказанное здесь будет записано в рапорте, который я передам в руки морских властей в Сан-Франциско. Вам слово, мисс Фарлен.

— История проста. Брат моего отца, Вильям, с юности обосновался в Южной Африке. Он жил в Претории, в Грасвале, и мы никогда не получали от него писем. У отца были дела в Сиднее, и он часто ездил туда. Я училась.

— Где?

— В университете Беркли в Калифорнии. Однажды отец сказал мне, что его брат умер. Перед поездкой в Преторию он попросил меня приехать в Сидней, чтобы подождать его возвращения и присмотреть за домом. Мой дядя не имел семьи и не оставил других наследников, кроме отца. Я приехала в Сидней и ждала его возвращения вместе со старой гувернанткой-австралийкой. Отец предупредил меня о приезде телеграммой. Он пробыл в Претории четыре месяца, уладил все дела по наследству дяди, и ему больше нечего было там делать. В одном из писем он упомянул имя Гоша.

— А при чем здесь Гош?

— Он старый знакомый нашей семьи, — ответила Даун. — Гош служил у нас еще в Америке. Мой дядя взял его с собой в Южную Африку, а отец хотел привезти его назад.

— Ну а дальше?

— Я не знала, когда отец приезжает, — ответила она. — Он не уточнил дату, потому что был довольно рассеянным человеком. Наконец он приехал, но болезнь свалила его, он слег и заставил меня привести к нему Гоша, а затем рассказал о наследстве дяди Вильяма.

Даун замолчала на мгновение, окинув всех отсутствующим взглядом, а затем продолжила глухим голосом:

— Наследство оказалось немалым: на двести тысяч долларов необработанных алмазов. Они запаяны в ящике, который заперт как раз в шкатулке из черного дерева. Отец завещал их мне и подписал все необходимые бумаги. Он приготовил все заранее, потому что чувствовал себя очень плохо.

— Он заболел в море?

— Да.

— Но он вам сказал, на каком судне он вернулся?

— Нет, Эдвардс. К тому же я слишком беспокоилась и даже не спросила его об этом.

Эдвардс улыбнулся:

— Я полагаю, что Гош ввел вас в курс?

— Вы очень догадливы, — проронила она.

— Он должен был вам сказать, что если ваш отец не приехал на обычном пассажирском пароходе, то на это у него имелись свои особые причины?

Она холодно посмотрела на него и согласилась:

— Совершенно верно.

— Алмазы не были продекларированы на таможне, не так ли?

— Да.

— Продолжайте, мисс Фарлен. Это очень интересно.

— Остальное вы знаете. В Сиднее меня ожидали неприятности с полицией из-за отравления отца. У меня отобрали паспорт, и я решила изъять его, потому что его отправили на проверку в консульство США. Я воспользовалась приемом и пришла туда, куда меня не приглашали. Народу было много, и я забралась в бюро консула незамеченной, но там меня застал Деланней. Он не сдал меня полиции, а вывел, не привлекая ничьего внимания.

Эдвардс нагнулся вперед:

— Это вас не удивило?

— Немного, но не тогда. Позже мы с ним это обсудили.

— Хорошо, — сказал Эдвардс. — Из-за того, что у вас не было паспорта, вы и выбрали такое малозаметное судно.

Она согласно кивнула:

— Я хотела уехать из Сиднея как можно скорее.

— Из-за алмазов?

— Да.

— Вы в этом уверены?

Она бросила на него резкий взгляд и повторила:

— Да. Я доверила шкатулку Гошу. Он мне объяснил, что «Марютея» идет в Сан-Франциско и что он поступил на судно матросом. Мы не могли вместе появиться на корабле, не вызвав подозрений. Гоша могли арестовать в любое время. С «Марютеи» высадили двух больных матросов, и Гош узнал об этом от Вана, с которым познакомился в порту.