— Сначала увозят за тридевять земель, а потом, как хочешь, так назад и добирайся, — говорил Кимура, поглядывая на вспотевшую кенийку, которая была нема, как утконос, и измучена, словно после Ватэрбергского марафона. — Удивляюсь, откуда у Джулии столько прыти!

Они шли уже без малого полдня, весеннее солнце припекало не на шутку, и человек-в-черном непременно заработал бы себе солнечный удар, если бы не встроенная в его плащ охладительная система. Клеопатра пялилась на него, как на скудоумного, потому что только скудоумный, по ее разумению, мог нацепить осеннее пальто в такую жару. Встреченная бурными излияниями со стороны нареченной сестры, африканка совершенно позабыла передать ей посылку от Аризу Кей, и телепортатор беспризорно болтался в кармане ее холщовых шорт, пока не объявили привал.

— Синьор, а вы уверены, что город именно за теми холмами? — без всякого пиетета спросила Джулия, когда они присели на землю возле молодой кедровой рощи.

— Разумеется, — благосклонно ответствовал тот, собираясь пуститься в объяснения и рассказать, чем он руководствовался при выборе направления. Однако ученица крайне его разочаровала, удовольствовшись его кратким ответом и поспешив перебраться поближе к африканке. Новый телепортатор незамедлительно обрел свою хозяйку, и той пришлось изрядно повозиться, прежде чем разобрать инструкцию, которая целиком состояла из мелких витиеватых иероглифов. Отсутствие практики весьма ощутимо давало о себе знать.

— Наша Хранительница просто мозг! — высказалась Джулия, перекладывая с руки на руку раскладную табличку со знаком розы ветров да черным маслянистым иероглифом на обратной стороне. Рядом с каждым углом восьмилучевой звезды стояли иероглифические надписи, обозначавшие, вероятно, стороны света, хотя одну из них итальянка расшифровала как «дань свободе», а другая живо напомнила ей о нагромождении туч и драконов — устойчивая ассоциация, возникавшая при написании кандзи «многозначный». — Она прислала тебя лишь в качестве курьера?

Кенийка помотала головой и смущенно заулыбалась.

— А-а-а, выходит, соскучилась! — протянула Венто.

— Я, может, еще пригожусь, — сказала Клеопатра, пряча глаза.

— Ты очень вовремя, доложу я тебе, — сообщила ей Джулия, укладываясь на землю. — Потому что синьор Кимура действует на меня, как стимулятор на кролика: хочется бежать во все лопатки.

Африканка посерьезнела.

— Я, конечно, в людях разбираюсь плохо, но, по-моему, он не так и ужасен, твой синьор Кимура. Странный — да, но ведь у каждого свои странности. Опасаюсь, как бы ему не сделалось дурно на такой-то жаре!

— Если ты о плаще, то на месте Кристиана я бы уже спеклась, что тыквенный пирог! — заявила Джулия и, обернувшись, встретила его обжигающий взор. — Брр! Как я рада, Клео, что ты здесь! Нам была просто необходима буферная зона, знаешь, какой-нибудь амортизатор, иначе я бы не выдержала его напора.

Кенийка сочувствующе кивнула и тоже улеглась на траву.

— Когда-нибудь твоя стойкость вменится тебе в праведность.

Над нею деловито пролетела пчела и, пожужжав возле Джулии, с размаху плюхнулась на желтую макушку одуванчика. Где-то в роще орудовал клювом неугомонный дятел да пищала в кустах многострадальная пташка. Клеопатре было неприятно ощущать на себе лазерный взгляд человека-в-черном, тем паче, что взгляд этот предназначался явно не ей.

«Хороша же я, путь не в качестве курьера, зато в качестве защитного экрана! — серчала она. — Любовное пламя — тоже огонь, и я меж двух огней». Ей отчего-то вспомнился рассказ почтенного племенного шамана, рассказ о гражданской войне, от которого кровь в жилах стыла. Припомнились ей также и беспорядки десятилетней давности, когда она вместе с братом и матерью вынуждена была прятаться в неприветливой саванне, чтобы не подвернуться под руку изуверам или не стать жертвой лихой пули. Брата зарезали, половину воинов истребили, а тех, кто не успел схорониться, заживо сожгли в ёнканге. Дикое было время… Чело Клеопатры омрачилось — не посещали ее такие мысли в саду.

А Джулия думала о бриллианте. Отчего вдруг Федерико захотел отдать его на хранение Кристиану? Лучше б уж сразу — в национальный банк. Ни один человек, считала она, будучи в здравом уме и трезвой памяти, не расстался бы с королевской слезой по своей воле. Но что если его принудили обстоятельства? Недаром упомянул он о Моррисе, который, как давеча сообщил ей Кристиан, не брезгует ни детьми, ни драгоценностями, ни секретными разработками. И он, Кимура, — страшно вообразить! — когда-то вращался в этом порочном кругу!

Ее мысли возвратились к Федерико. Если бриллиант краденый, значит, ее двоюродному братцу точно не сносить головы. А проследить цепь событий весьма не трудно. Вначале камнем завладевает Моррис — конченый негодяй, что с него возьмешь? Потом, — ну, тут уж как повелось у отбросов общества, — подтягиваются и остальные: у одного бандита слюнки текут, второй зубами скрежещет, у третьего руки чешутся. И вся свора вот-вот сорвется с цепи. Естественно, что самый пронырливый из них — тот, у которого чешутся руки, — без спросу проникает в Моррисово хранилище, выкрадывает драгоценность — и поминай как звали. Хоть на экватор, хоть за экватор — с таким бриллиантом, коль его выгодно продать, границы тебе нипочем. Но, слыхано ли дело, воришка пачкам долларов предпочитает пустые карманы и снимается с места, не утруждая себя объяснениями. Должно быть, его здорово запугали, пригрозив, что, мол, не отдашь по-хорошему, будет тебе и кол, и четвертование, и гильотина. А от страха недолго и ум потерять. Теперь Федерико наверняка схватят, но, прежде чем посадить на кол, четвертовать и казнить на гильотине, вытрясут из него всё, что только можно, в том числе и информацию о том, кому он сбыл королевскую слезу. Так мафия вновь выйдет на след человека-в-черном; и если сейчас на него охотятся спустя рукава, да и то лишь потому, что он возымел дерзость посягнуть на незыблемость Моррисова трона, то теперь военные флаги, как пить дать, затрепещут над вшивым притоном, банда схватится за оружие и рассредоточится по долам и горам Крита.

— Ну и лопух же этот Федерико! — насупилась Джулия. — Остался бы с нами, одолели бы врага в два счета. А порознь мы ничто.

— О чем рассуждаешь, подруга? — поинтересовалась Клеопатра.

— Да так, родственничка я тут повстречала. Ушлый тип и трус изрядный… Слушай, а не хочешь ли поучаствовать в борьбе против своих угнетателей? Тех, кто тебя в саваннах, ну, выслеживал и западни устраивал?

Клеопатра вновь припомнила кровавые оргии в Кении, тщательно взвесила все за и против, после чего наотрез отказалась вступать в ряды истребителей мафии.

— У меня, — сказала она, — и в саду работы навалом. — Меня, — сказала она, — Аризу Кей уже заждалась.

И только она так сказала, как мимо, по дороге, прогрохотал невзрачного вида пикап, с бронированными, как успела заметить Джулия, стеклами.

— Ложись! — заорал Кристиан ни с того ни с сего и, как разъяренная пантера, бросился на своих спутниц, скатившись вместе с ними с пригорка.

«Тра-та-та-та-та!» — протарабанила дробь, взрывая землю в каких-нибудь пяти сантиметрах от его головы.

«Плямц!» — досталось одному из кедров, и тот недоумевающее зашумел. А Джулия опять увидела в руках учителя тот маленький кольт, которым он отстреливался при прошлом нападении.

«Сразу ясно, что киллером у Морриса один и тот же, притом бездарный, человек, — кисло подумала она. — Ни вам фантазии, ни смекалки — сплошные пиф-паф». Разумеется, она совсем не хотела, чтобы на них сбросили бомбу или отравили удушливым газом, и, пока Кристиан перезаряжал пистолет, благодарила небо, что у них есть такой защитник и, как намедни выразилась Джейн, покровитель.

Машина затормозила, и киллер выскочил из нее собственной персоной, с автоматом наперевес. А может, и с пулеметом — разве ж их разберешь?! Судя по всему, патронами негодяя снабдили под завязку, беря в расчет его феноменально низкую меткость и неповоротливость. Но что такое мешок патронов в противовес одной, прицельно пущенной пуле? Стоило Кристиану спустить курок, как злосчастный киллер взвыл от боли, выругался и вприпрыжку поскакал к пикапу.