Опустилась на росистую придорожную траву, ноги очутились в сырой, поросшей мхом канаве. Нет, придумать ничего нельзя, надо только посидеть, передохнуть немного. Постепенно начала сознавать окружающее. Вслушалась в жуткий шум леса и сжалась, почувствовав себя совсем маленькой и беззащитной… Тьма была такая, что, казалось, ощупать можно. Невольно протянула руку, что-то выпало, мягко прошуршав, в траву. Пошарила, — острый кухонный нож… Перед глазами ярко вспыхнула страшная, до содрогания страшная картина. Вспыхнула и погасла. Но осталось воспоминание, неугасимое, неизгладимое, словно каленым железом выжженное на ясеневом дереве… Этот изверг, это чудовище на краю кровати, короткая шея ушла в плечи, космы волос поднялись, обезьянье лицо белое, как льняная тряпка, круглые глаза выкатились от страха.
Да, так оно и было… Лиена поднялась. Нет, это сама ее молодость поднималась на свою защиту. С минуту Лиена стояла выпрямившись. Она словно парила над верхушками леса; казалось, в темноте пролег широкий просвет. Лиена почувствовала, как зажглись ее глаза, как пальцы судорожно сжимали нож. Быстро зашагала обратно. И в самом деле стало светлее. Наверху чистое небо, тусклые звезды бросали на землю бледный отблеск.
На опушке леса — свежее и еще светлее. Очертания построек Силагайлей отчетливо видны на фоне юнкурских полей. Домик, в котором жили Калвицы, словно прилип к темной опушке леса. Лиена подошла к своему жилью, распахнула дверь и громко захлопнула — точно так же, как это делал Светямур. Если бы не сбросила своих деревянных башмаков, то так же громко протопала бы по глиняному полу. Что-то путалось под ногами — перчатки и фартук Светямура. Она отшвырнула ногой эту рвань, нащупала спички, засветила лампочку. Выпрямилась — высокая, грозная, готовая к борьбе. На стене до потолка протянулась ее черная тень. Зажигать поздно ночью огонь и тратить керосин строго запрещалось. Но именно поэтому она и зажгла. Хотела посмотреть, как отнесется Светямур, и проверить свою храбрость. Стояла, сжав нож в руке, и некоторое время выжидала.
Но Светямур лежал, накрывшись с головой, — нет, не спал, ведь во сне он всегда громко храпел, как мельничные шлюзы. Поверх одеяла вытянута пораненная рука, обмотанная тряпкой и шейным платком. «Ага! — с злобной радостью подумала Лиена. — Теперь ты уже не поднимешь ремня, а если захочешь, — попробуй только!»
Повторяя про себя это «попробуй», она принялась действовать: оттолкнула скамью, нарочно опрокинула табуретку, шумно убрала посуду. На ее кровати лежала грязная одежда Светямура. Она бросила эти ненавистные тряпки, раскидала по комнате, подошла к постели. Подушка — на той, другой кровати. Хотела подойти и выдернуть, но передумала. Свернула старое пальтишко, положила в изголовье и легла не раздеваясь. Заснуть не могла, лежала с открытыми глазами и ждала. Вдруг он подойдет. Пусть идет, теперь она уже не боится и знает, что делать. Теперь она знает.
Светямур не двигался. Всхрапнул, но тотчас застонал и опять лежал тихо. Лиена поняла, что эта волосатая обезьяна храбра и сильна, пока не покажешь ей зубы. Какой глупой была она!.. До рассвета перебирала в памяти всю свою жизнь в Кепинях, распустила по ниточке, как старый изношенный чулок. И когда этот на своей кровати начал почесываться и сопеть, озабоченный, как бы подмастерье не опоздал на работу, Лиена совсем успокоилась, ей стало ясно, что делать дальше.
Светямур одевался долго, кряхтя и оберегая пораненную руку. Самодур и изверг лопнул, как пузырь, который проткнули иголкой. Это только начало — погоди, то ли теперь будет! Сквозь полуприкрытые глаза Лиена с нарастающей ненавистью следила за ним стиснув зубы, чтобы не начать грубо ругаться.
Когда Светямур, надев башмаки, собрался уходить, Лиена поднялась с кровати и преградила ему дорогу. Ее глаза горели, руку угрожающе держала за спиной.
— Давай ключ от шкафа! — сказала она не очень громко, по твердо.
Он сделал вид, будто не слышит, попытался обойти ее. Лиена опять стала на дороге, повторила приказ тверже и решительнее. Он начал шарить, но ключ лежал в правом кармане брюк, левой, здоровой рукой не достанешь. Лиена вытащила сама. Но еще не отступала.
— И ключ от клети!
Сказала спокойнее и тише, почти обычным тоном, Светямур уже не пытался противиться. Ключ от клети хранился в левом кармане, он сам его достал.
Вышел сгорбленный, совсем побитый. Губы дрожали, казалось, вот-вот захнычет. Лиена вынула из шкафа свою юбку и блузку, обула башмаки, которые на свои деньги купила к свадьбе. С удивлением заметила, как неузнаваемо меняет одежда человека. Она чувствовала себя вновь молодой, сильной, уверенной. Нет, половиком, тряпкой для грязной обуви и жалким посмешищем эта банда колонистов ее не сделает! Она не поддастся, не отступит ни на шаг, до последнего будет воевать за свои права. Совсем другим существом почувствовала себя — злым, безжалостным, кровожадным. С наслаждением вспоминала даже то, как на руке Светямура протянулась красная лента от ладони до локтя и он взревел, как бык. «Вы еще у меня поплачете!» — подумала она, косясь на нары, где Мориц и Курт начинали свои обычные утренние забавы.
Каждое утро они долго, до самого завтрака, валялись в постели, чтобы подчеркнуть разницу между сыновьями немца и деревенскими мальчишками, которые уже с восходом солнца выходили на пастбище. Кувыркались на нарах, дрались, разбрасывая лохмотья, чтобы Лиене дольше пришлось собирать и приводить все в порядок. Ругались словно бы между собой, но Лиена уже достаточно понимала по-немецки и знала, что каждым бранным словом они метят в нее Так было и сегодня. Лиена, сделав вид, что ничего не замечает, вышла во двор. Вернулась, держа за спиной березовый прут. Когда мальчишки, наконец, оделись и, заведя в два голоса всегдашнюю свою песню, хотели проскользнуть в дверь, Лиена преградила им дорогу. Они успели выкрикнуть только первое Lu, как Лиена схватила Курта за шиворот, Морицу удалось все-таки выскочить. Говорили, что Курт — младший, хотя разницы между ними почти не было. Она пригнула звереныша к полу и начала стегать. Прут со свистом взлетал вверх и падал, Лиена задыхалась от злости, с каждым ударом ожесточалась все больше, каждый удар сопровождала ругательством, которое эти бесстыдники употребляли сами. Вначале мальчишка был до того ошеломлен, что даже не закричал, только извивался, как червь, подставляя навстречу пруту все новые, еще не пострадавшие части тела. Когда Лиена устала и бросила прут в сторону, мальчишка испустил дикий вопль, точно с него содрали кожу. Он ревел все громче, не поднимался, собираясь лежать до тех пор, пока отец не придет завтракать и не найдет его полуживым, избитым. «Ах так, ты еще не встал!» — зло рассмеялась Лиена и вырвала из метлы палку. Этого Курт не вынес, вскочил и вместе с братом, который молча подглядывал в дверную щелку, умчался. «Отцу жаловаться! — подумала Лиена. — Ну, попробуй, посмотрим!»
К завтраку явились все трое, разом как можно громче стуча деревянными башмаками. Но это не помогло. Лиена спокойно сидела за столом и резала хлеб: мальчишкам по ломтю, Светямуру и себе — по два. Сахарница стояла на столе, мальчишкам по куску, им по два. В кофе налила свежие, только что снятые с молока сливки. Расхрабрившись в присутствии отца, мальчишки попробовали по привычке облить стол. Но Лиена постучала черенком ножа.
— Не безобразничать, свиньи этакие! К корыту поставлю!
Обмотанную руку Светямур прятал под столом. «Подмастерью, должно быть, соврал, что сам поранил». Не допив кофе, он поднялся и пошел к двери — башмаки чуть слышно стучали по полу, нижняя губа тряслась, голову вобрал в плечи.
Напуганный и трусливый, он был еще противнее, чем в те дни, когда распоряжался здесь, как властелин и деспот. Лиена с отвращением сплюнула и принялась за работу, — к обеду все в хозяйстве должно выглядеть по-иному. Отнесла поросенку на подстилку две охапки соломы из стога, который до весны было приказано не трогать. Поросенок приподнялся из лужи, ласково похрюкал, моргая узкими глазами, как бы сомневаясь, ему ли вся эта роскошь и смеет ли он на нее ложиться. Уборки в комнате было много. Лиена вытрясла постели, вымела мусор из-под кроватей и нар, полуистлевшие тряпки бросила в плиту и первым — ситцевое платье бывшей хозяйки с грязным длинным подолом. Четыре пары разбитых деревянных башмаков бросила на мусорную кучу. Выскребла и вымыла все углы. На подсеке Силагайлей нарезала веток можжевельника, зажгла и обкурила комнату, чтобы разогнать накопившуюся годами кислую вонь. Сразу стало легче дышать.
