— Человек, мы не принимаем никого лишь по его заявлению. Ты должен, подобно Христу, сойти в ад, выстоять, преодолеть страдания и доказать, если сможешь, что достоин того знания и привилегий, к которым стремишься. — Затем, достав из складок балахона черную и белую карточки, он подал их мне через стол и продолжил:

— Мы даем тебе семь дней для принятия окончательного решения. Хорошенько подумай о своем пути! Если на седьмой день ты откажешься от своего намерения и примешь решение вернуться в мир, сожги белую карточку, если же продолжишь настаивать, сожги черную.

Закончив говорить, он сдернул покрывало со стола, и моему взору предстал череп, лежащий между скрещенными костями. Он сиял фосфоресцирующим светом и испускал дурманящий запах. По знаку председателя все поднялись и, указывая на меня руками в черных перчатках, произнесли странный куплет:

«Мертвец, мертвец в глубокой могиле, Дух твой затерян в полуночном мире. Уж солнце восходит и близится день, Но до вознесения тело ждет смерть, Но до вознесения тело ждет смерть».

Когда отзвучали последние слова, прежний провожатый набросил мне на голову колпак и спешно свел к экипажу, который быстро довез меня до особняка Дюранов. Мысли мои вернулись к Иоле, но на этот раз, поскольку ум находился под контролем, они стали источником силы. Тренировка не прошла напрасно, теперь я умел сдерживать волнение, которое прежде лишало сердце покоя и было моей слабостью. «Как она возвышенна и благородна, — думал я, — какое величие ума, какая удивительная воля! И в то же время какое любящее и полное заботы сердце! Ах! Иола — воплощение человеческого совершенства: сила, соединенная с нежностью, разум, единый с сердцем. Да, я достигну ее высокого уровня и стану смиренным братом, который трудится с ней вместе на благо людей».

На следующий день Гарсия снова поднялся ко мне в комнату и повторил свое предостережение.

— Альфонсо, — сказал он, — помни, что Великое Братство не требует никаких испытаний, кроме тех, которые по природе своей разумны и этичны.

— Хорошо, буду помнить об этом, брат, — заверил я, не заикнувшись, однако, о происшествиях последних нескольких дней.

…Неделя подходила к концу. Я ограничивал себя в еде и старался, по возможности, не покидать своих апартаментов, много времени проводя в общении с Богом. На седьмой день, съев легкий завтрак, я удалился к себе и все утро размышлял о божественности человека, дабы во всей полноте осознать собственную божественную природу и присутствие Вселенского Христа в каждом человеке. В полуденный час, когда солнце находилось над головой, я достал карточки из кармана и приготовился сделать выбор. Белая карточка представляла собой треугольник, а черная была квадратной формы.

«Если сожгу белую, то уничтожу божественного человека, Боготроицу, — сказал я сам себе. — Если же сожгу черную, уничтожу низшего, черный квадрат, или куб. Божественное Я воспрещает мне разрушать тебя, моя бессмертная душа, так что сожжена должна быть черная!» — Произнеся эти слова, я поцеловал белый треугольник и швырнул черный квадрат на пылающие угли камина.

Взметнулось яркое красное пламя, тошнотворный запах наполнил комнату. Не сумев справиться с собой, я упал в кресло перед камином, от которого не мог оторвать взора, и вдруг увидел, как мерзкая рожа выступила из языков пламени. Она была вдвое больше нормальных размеров, и, разглядывая ее со странным волнением, я узнал свои собственные черты. Но, Боже, какие порочные и низменные! Зловещий, надменный вид, жестокий, насмешливый взгляд и глубокие морщины порока… Ужасное лицо словно притягивало меня. Почувствовав, что впадаю в апатичное состояние, мощным усилием воли я поднялся на ноги и крикнул: «Прочь, прочь!» Сильная дрожь сотрясала все мое тело. И тогда с воплем — о, что это был за вопль! — чудовище исчезло в пламени.

Я бросился к окну, распахнул его и высунулся наружу, чтобы не дышать ядовитыми испарениями, которые наполняли комнату затем подошел к бюро, достал химический препарат, изобретенный мною и составленный в период моего обучения, и бросил его в пламя. Немедленно приятный запах наполнил пространство, и силы вернулись ко мне. Пришла мысль: «Надо быть начеку. Это, возможно, лишь прелюдия к тому, что меня ожидает впереди».

Наступил вечер. Я окончательно пришел в себя и не стал принимать никакой пищи, так как не испытывал голода. Сгустились сумерки. Я мерил шагами комнату, погруженный в мысли, во власти печали, когда услышал тихий стук в дверь. Не хотелось, чтобы меня беспокоили, и поначалу я не ответил. Тогда послышался условный стук, принятый в шестом уровне. Я открыл дверь, и прежде, чем мне удалось сказать хоть слово, в нее проскользнула фигура в черном, прошептавшая: «Запри дверь». Я узнал голос Иолы и, ни секунды не размышляя, подчинился.

— Клео, я пришла сюда, рискуя жизнью, — голос ее дрожал. — Если меня найдут или станет известно, что я была здесь, завтра мой труп найдут в Сене. Существует ли второй выход из твоей комнаты?

— Есть выход через гардеробную, соседнюю с этой комнатой. Но что случилось? Чем вызван этот странный визит?

— Я должна буду немедленно уйти отсюда незамеченной, если кто-нибудь появится. И ты ни за что никому не сообщай о моем посещении.

— Хорошо, — согласился я, спрашивая себя, не новая ли это проверка, и мгновенно приходя в состояние боевой готовности.

— Клео, я пришла втайне от Братьев, чтобы сказать тебе, что ты попал в руки черного ордена — западной ветви красных духов Востока. Братья сказали, что поставили тебя в известность об этом и более не станут ничего делать, что ты должен еще раз встретиться с этой бандой и либо проиграть, либо победить. Это ужасно! Я опасаюсь твоего провала, ибо эти чудовища одурманивают разум ядовитыми средствами, и ты не будешь самим собой. Поэтому, вопреки обычным правилам, хотя и не нарушая своей клятвы, я пришла предупредить тебя. Поступив таким образом, я сделалась мишенью для черных, и потоки ненависти, циркулирующие в астральном мире, теперь выливаются на меня. Но я выстою благодаря мощи своего вечного Я, а моя любовь к тебе не позволяет мне бездействовать.

— Благодарю тебя, моя дорогая сестра, — сказал я, глубоко растроганный, но все еще обуреваемый сомнениями, — благодарю от всего сердца за твою доброту и самопожертвование. Но если дело обстоит так, как ты утверждаешь, и меня вот-вот настигнет черное братство, пусть так и будет. С той силой и решимостью, которыми ныне обладаю, даже став членом этого адского ордена, я смогу привнести власть Бога в бездну ада. Если я им нужен, пусть поберегутся! Они не знают своей жертвы.

— О, брат мой, не обманывайся. Поддавшись их адским чарам и попав в окружение демонических духов, ты уже никогда не будешь свободен. Подожди, и Великое Белое Братство предоставит тебе возможность со временем войти в священные храмы. Я буду просить за тебя, обещаю. Через несколько минут член черного ордена может быть здесь; не ходи с ним, подожди!

— Нет, сестра моя, жребий брошен, и к жизни или смерти, к поражению или победе, я иду. Раньше ты просила меня верить тебе, теперь я прошу тебя верить мне. Ты боишься, что мне недостанет силы? Не тревожься, у меня есть все необходимое, и что бы ни произошло, самое худшее — всего лишь смерть. С намерением, которым одержим сейчас, я чувствую, что смерть будет вратами в новую, более возвышенную жизнь.

Тихий стук в дверь прервал наш разговор.

— Вот и он, — прошептала Иола и поспешно бросилась в соседнюю комнату. — Подожди, брат мой, подожди! Не ходи, не ходи.

Но охваченный какой-то неистовой решимостью, я отпер дверь, готовый идти вопреки советам Иолы. Фигура в черном балахоне и колпаке вошла в комнату и произнесла пароль.

— Мы одни? — спросил затем мужской голос.

— Да.

— Мне показалось, я слышал два голоса. — Он внимательно смотрел на меня сквозь прорези колпака.

— Иногда я разговариваю сам с собой, когда остаюсь один, — ответил я с непоколебимой готовностью защитить Иолу.