– Это же не запрещено законом, правда?

– Лёня, я не понимаю…

– А вы меня никогда не понимаете, Глеб Олегович. Я уже привык. Хорошего вам вечера, я пойду.

– Лёня… Не уходи.

Глеб не знал, почему он остановил Лёню. Просто так было нужно – чтобы тот остановился и снова сунул перчатки в карманы.

– Вас опять нужно от чего-то спасать, Глеб Олегович?

– Да… Да! Понимаешь, Анюте надо делать уроки, а я кашу варю, там всё время мешать надо, чтобы жидкая была… вот.

– Ну, с кашей я точно не справлюсь, я только по омлету и сосискам мастер. А вот программу первого класса, пожалуй, вспомню… Только это тоже очень сложно, Глеб Олегович! Как насчёт дополнительной оплаты?

Лёнины глаза смеялись, хотя он изо вех сил пытался сохранить серьёзное выражение на лице. И в них плескались те самые солнечные искры, заметные даже в навалившемся на город осеннем сумраке, которых Глеб не смог разглядеть в глазах Игоря.

– Непременно. Только не сегодня. Сегодня я со своей племянницей ночую.

– Значит, завтра?

– Если Анюта заработает хорошие оценки, можешь рассчитывать на двойной тариф.

Пока только невинный флирт, игра. Это понимали и Глеб, и Лёня. Ничего серьёзного – после того слишком серьёзного, что уже произошло между ними.

Однако ведь не зря их так упорно сталкивает среди многомиллионного города – раз за разом и именно в те моменты, когда Глебу чертовски нужно почувствовать под своей рукой Лёнины худые, но сильные плечи?

========== Ревность ==========

Месяц спустя.

Глеб проснулся от какого-то звука, и долго не мог определить его происхождение. Наконец понял, это звонок в дверь. Нет, не в домофон, а именно в дверь! Может, соседи? Мысль пронеслась в голове, и он, так ничего и не понимая, стал натягивать джинсы. Лёня спал. Вот что значит молодость! Даже если бы пушки палили рядом, этот добрый молодец и не заметил бы.

Интересно, во сколько они уснули? Где-то под утро?

Звонок продолжал надсадно дребезжать. «Делать кому-то нечего, – сердито подумал Глеб. – Воскресенье, выходной, и что не спится-то людям?»

Он прошлёпал босыми ногами к двери и посмотрел в глазок.

С той стороны, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до звонка, стояла Анюта с сумкой – большой дорожной сумкой – и жала на кнопку.

Глеб открыл дверь. Анютка, всхлипывая, влетела в квартиру и уткнулась мокрым от слёз лицом ему в живот. Сумка тяжело плюхнулась на пол.

– Дядя-а-а Глеб! Я у тебя жить бу-у-уду!

Глеб поднял девочку на руки и запер дверь.

– Пойдём на кухню поговорим. В сумке что?

– Вещи мои-и-и!

– Понятно.

Не отпуская Анюту с рук, Глеб добрался до кухни и усадил её за стол.

– Тебе чаю налить? Сейчас чайник поставлю, будем пить чай и ты мне всё расскажешь, хорошо?

– А почему тут? Почему не в комнате?

– Там Лёня спит.

Анюта наморщила лоб.

– Спит? На твоей кровати? Ты что, с ним спал на одной кровати?

– Нет. Я на диване спал.

– А-а-а! Это как тогда, когда я у тебя в прошлый раз ночевала?

– Ну да, как тогда.

– Он что, тоже из дома ушёл? – слёзы у Анюты уже высохли, а глазки сияли озорством. – Его тоже папа с мамой достали?

– Нет, мы с ним вчера поздно закончили заниматься… делами, и он остался. Так, ты мне лучше расскажи – почему ты ушла из дома?

В это время из комнаты раздался голос Лёни.

– Глеб! Ты где? Куда делся-то? Ну Глеб, ты скоро вернёшься?

– Лёня, у нас Анюта в гостях. Мы чай пить собираемся. Будешь?

Глеб услышал шум в комнате, понял, что Лёня сползает с кровати и облился холодным потом. Вскочил со стула и попытался перегородить собой выход в коридор, а то вдруг Лёня его не понял, и сейчас заявится… в утреннем неглиже! О Боже!

– Ничего не понимаю, – задумчиво проговорила Анюта.

И тут зазвонил телефон.

Глеб торопливо нажал на «принять вызов». Кто звонит, он понял сразу, как только услышал рингтон – Елена Касьян, «Машенька».

– Маша, не волнуйся, Аня у меня!.. Маша, не плачь… Нет, я ещё с ней не говорил. Я перезвоню, чуть позже! – Глеб выключил телефон и повернулся к Анюте, строго нахмурив брови: – Так что случилось, юная леди?

Анютины глаза немедленно снова наполнились слезами.

– Дядя Глеб, ты злишься?

– Да.

– Значит, у тебя я жить не смогу?.. Придётся идти в детский дом, отвезёшь?

– Анна, прекрати говорить глупости! – Вот теперь Глеб действительно разозлился. Внутри всё клокотало. И ещё непонятно – услышал его Лёня или нет. – Быстро рассказывай, что случилось?

– Не буду! Пока ты злишься, слова не скажу, вот!

– Хорошо-хорошо, я уже не злюсь.

– Злишься, я чувствую. Опять я не к месту и не вовремя, вот так всегда!

Глеб вздохнул, потянул Анюту за руку и усадил к себе на колени.

– Рассказывай, мы же с тобой друзья.

– Понимаешь, я сама во всём виновата! Я хотела как лучше, чтобы всем было хорошо! Я так надеялась! А что получилось? Теперь я совершенно никому не нужна. Я думала, что тебе нужна…

– Нужна, ты что, сомневаешься?

– Нет, но спать-то мне у тебя теперь негде. У тебя же Лёня! А мне куда? Только на кухне под столом? – она развела руками, удивляясь, что как это Глеб сам не додумался до такой простой вещи.

– Найдём тебе место. Рассказывай, я не понял – что ты хотела как лучше?

– Я зря братика выпросила!

– Что?!

– Да! – Анюта округлила глаза. – Я думала, что он хороший, что с ним можно будет играть, что он будет моим другом, как ты! А он только орёт, вернее пищит, так противно! А родители вокруг него носятся: «Ах, Глебушка пописал, ах, Глебушка покакал! Ах, солнышко кушать хочет!» А я могу плакать у себя в комнате и никто не замечает. Представляешь?! И мама больше не моя, и папа тоже. Вчера сказал мне: «Уйди, Анюта, я устал». А я просто рядом посидеть хотела, он же мой папа! А оказывается, только был мой, а теперь вовсе не мой, а Глебушкин!

– Серьёзные у тебя проблемы, – Лёня, полностью одетый и даже выбритый, зашёл на кухню.

– Вот такие!

– И ты ушла?

– Да! Я маме сказала – или она Глебушку своего возвращает в больницу, или я ухожу. А сумку я с вечера собрала, ещё когда меня папа обидел.

– Младшие – они такие! – Лёня еле сдерживал смех. – Ты же знаешь, что у меня две сестры младшие.

Она радостно перебила его:

– Так это они тебя достали, да? Ты от них сбежал?

– Нет, не они. Они у меня хорошие. Знаешь, Анюта, подрастёт твой братик, говорить начнет, и будешь ты с ним играть. Играть с тобой уже через пару месяцев сможет. Говорить научится, за игрушками следить. Жуть, как интересно! И будешь ты чувствовать себя большой, воспитывать его станешь.

– Я не хочу большой! Я хочу быть маленькой, чтобы меня любили. Только одну меня, как раньше.

– А тебя и так любят.

Тут снова раздался звонок в дверь.

Конечно, это прибежала Маша – с маленьким Глебкой на руках.

– Завтракать будешь? – спросил Глеб, принимая у Маши крестника. – Там Лёня с твоей дочерью цветочки из сосисок жарят.

В комнате было прибрано, постель Лёня успел застелить. Но Машу не проведёшь, Глеб и не надеялся.

– Леня опять ночевал у тебя?

– Да.

– Он хоть одеться успел, когда доча прибежала? Аня ничего не увидела… такого?

- Нет, конечно, ты с ума сошла? Маш, а Маш… Вообще-то я не ждал никого в воскресенье в восемь утра.

– Анюта сама, я кормила ребёнка, Саша ушёл на дежурство. Только услышала, как дверь хлопнула. Я за ней, а её уже и след простыл! Я сына в манеж, сама на улицу, её нет. Вот потом тебе позвонила. Прости! – Маша прислушалась к звукам, доносящимся с кухни. – А они там веселятся, как посмотрю!

– Я ж тебе объясняю – сосиски жарят цветочками. Маша, Лёня отлично ладит с Анютой, не находишь?

– Я знаю. Только у меня к тебе вопрос. Лёня – это надолго или как?

– Маша…

– Я спрашиваю именно потому, что он очень хороший, а мы в ответе за тех…

– Ты точно такая же, как твоя дочь.