Я не стал удалять контакты Цельеша. Он сказал, что будет ждать моего решения. Я тоже буду ждать своего решения.

Ты бы разочаровался во мне, если бы узнал об этом? Обиделся бы на меня? Стал бы ревниво дуться?

Чем больше проходит времени, тем больше мне кажется, что я тебя придумал.

Я всё ещё стою под твоими окнами во дворе твоего дома.

Глеб, почему всё так?

Скажи, ты хотя бы раз ждал меня? Ждал так, что тебе казалось, будто время остановилось? Проверял свою почту сто раз в день, и сто первый — ночью, проснувшись от невыносимо яркого сна, в котором был я? Было у тебя такое?

Я целый год ничего не делал, кроме обязательной работы и ещё каких-то дел, которые никак нельзя было никак проигнорировать. На автомате готовил и ел, выпинывал себя на пробежки, ходил по магазинам. Глеб, я за год не прочёл ни одной книги, только специальную литературу. Не смотрел новые фильмы, не слушал музыку. Я словно замер весь, заморозился. Только жду, жду, жду чего-то, а чего — сам не понимаю.

Милош меня всё время с кем-то пытается свести. Говорит, что без секса мозги ссыхаются. По мне, так наоборот, это от секса мозги уменьшаются в объёме. Разжижаются и стекают куда-то в другие места.

Я даже в этом письме, которое ты не прочитаешь, не расскажу тебе, что именно я делаю для того, чтобы мне не хотелось секса. Лучше я тебе всё это покажу. Представляю, какие у тебя будут глаза.

Ведь будут же? Ведь я же не придумал тебя, ты же настоящий, ты реальный, Глеб?

Чёрт, я всё больше напоминаю себе не то психа, не то старую деву-истеричку. Как хорошо, что ты не прочитаешь эти письма.

Я заметил, что весь прошедший год я постоянно ждал даже в каких-то мелочах. Автобусы на остановках: они будто специально задерживались, когда я там стоял, хотя претензий к здешнему общественному транспорту у меня до этого не было. В супермаркетах внезапно появлялись очереди перед кассами. Меня всё время вынуждали ждать, будто проверяли — что я буду делать? Дёргаться, ругаться? Или терпеливо молчать?

Я всё делал. И злился, и ругался. И молчал, когда было лень дёргаться.

Ждать очень тяжело. Выжигает изнутри похлеще, чем отсутствие секса.

Таким вот выдался прошедший год. В наступившем году всё должно измениться. Цифра «восемь» сулит мне неожиданные деньги и выгодные контракты. Посмотрим, как всё реализуется.

Я всё больше убеждаюсь в том, что люди не зря придумали нумерологию. И от этого мне жутковато — будто моя жизнь заранее распланирована согласно числам.

Ведь за восьмым личным годом наступит девятый. Девять — завершение. Финал.

Я уже не знаю, могу ли я сказать, что люблю тебя. Стараюсь не давать воли мрачным мыслям, но всё больше тянет думать в прошедшем времени — любил.

Нет, не хочу. Люблю. Я люблю тебя. Год ожидания прошёл. И всё будет по-новому. Я всё равно тебя люблю. Или полюблю заново. Ты мне нужен.

Л.З.

========== Письмо пятое. Восьмой личный год ==========

Здравствуй, Глеб.

Первое из этих «итоговых» писем, которое я пишу тебе не за столом на своей крохотной кухне. Спросишь, почему? Потому что я больше не живу в жилом комплексе для служащих фирмы «Медисайнен». У меня теперь другая, гораздо более просторная и благоустроенная квартира.

Мой пятилетний контракт истёк осенью. Знаешь, меня очень просили остаться. Это было приятно и немного неожиданно. Конечно, я старался выполнять свою работу как можно лучше! А как иначе – отец меня приучал к такому отношению к работе, кажется, с рождения, а потом ещё ты добавил. Личным примером. Так и вижу сейчас твою ироничную улыбку. Да-да, не смейся. Я же видел, как ты горишь на своей работе, натурально временами дым из ушей шёл. Такой густой, что ты ничего вокруг себя не замечал.

Прости, мне не хочется даже здесь, в этой тетради, которую я обязательно сожгу или закину в реку, ругать тебя. Чёрт, нет, хочется! Мне хочется наговорить тебе гадостей, хочется ругаться матом и… Даже избить, наверное.

Смешно, если честно, думать об этом. И дело не в том, что мы с тобой в разных весовых категориях. Просто сколько бы я не ругался и не махал кулаками, это ничего не изменит. Уже не изменит.

Я хотел сразу же, как сдал все дела в «Медисайнен», ехать домой. Но неожиданно столкнулся в головном офисе с Цельешем.

Я огласился работать в «Массаре», Глеб. Пока на должности ведущего специалиста, но с этой зимы меня целенаправленно натаскивают на менеджерское кресло. Ещё так много всего предстоит узнать и изучить. Никакие курсы не заменят реальной практики. Согласен же, да?

По совершенно невероятному стечению обстоятельств филиал «Массара» будет открыт в пригородной зоне нашего города. Или это не случайно?

Глеб, мне сложно даже написать об этом, и уж точно ты никогда не услышишь этого от меня, сказанного вслух. Я нравлюсь Валу Цельешу. Я действительно понравился ему с самого начала, с самой первой встречи. Он запросил данные обо мне, и его финансовые аналитики изучили мой родной город с точки зрения перспективности в качестве рынка сбыта. Химкомбинат, на котором работают мои родители, вполне может стать для «Массара» поставщиком нужного сырья. То, что в пригородной зоне много частных хозяйств, выращивающих лекарственные травы – ещё один огромный плюс для открытия филиала именно у нас.

Как всё сложилось, да? Заинтересованность в моей персоне стала толчком для создания целого предприятия. Как думаешь, мне уже начинать собой гордиться?

Я сказал Цельешу, что несвободен, у меня есть любимый человек. На что он мне ответил, что ему не нужны от меня ни рука, ни сердце. И свои он мне тоже не отдаст. Я ему просто интересен – во всех смыслах. В первую очередь, конечно, как специалист. А всё остальное – приятный бонус.

Глеб, он с самого начала моей работы в «Массаре» ведёт на меня охоту. Ненавязчивую такую. Мы иногда обедаем вместе, ходим на выставки. Цельеш здорово разбирается в современной живописи, а ты же знаешь, что я в искусстве полный профан. Слушаю его, временами забывая закрывать рот. Тогда он смеётся и называет меня барабусом. Знаешь такую аквариумную рыбку? У ней забавный круглый рот, будто она всё время чему-то удивляется.

Когда я так же, открыв рот, слушал тебя, ты тоже смеялся и легонько стукал меня снизу по подбородку. Я помню, Глеб.

Глеб, я не знаю, сколько я ещё смогу уклоняться от руки Вала Цельеша, когда он тянется тихонько стукнуть меня снизу по подбородку.

Он совсем не похож на тебя. Ничем – ни лицом, ни фигурой, ни тембром голоса. Он другой. Мне не приходится сравнивать его с тобой. Он просто совсем другой.

Я могу сколько угодно врать Кристин, мы с ней теперь постоянно выбираемся в походы по магазинам. Она заядлый шопоголик, а мне… Мне, Глеб, понравилось красиво одеваться. Ты удивлён? Я сам не перестаю удивляться, но факт есть факт. Так вот, я могу врать ей, врать тому же Милошу – кстати, он подписал контракт с «Медисайнен» ещё на пять лет, и мы по-прежнему дружим. Я могу вообще всем врать, что счастлив в своём гордом одиночестве. Что мне не хочется близости, что я всегда прекрасно высыпаюсь, потому что сплю один.

Я себе врать не могу. Я устал. Устал быть всё время один. Глеб, я устал!

Если бы мы с тобой хотя бы переписывались. Если бы хотя бы раз в неделю, да даже раз в месяц я слышал твой голос, видел тебя по скайпу – мне было бы легче. Но ещё больше года до того времени, когда ты выберешься из этой своей засекреченной лаборатории. Знаешь, я не удивлюсь, если то, чем ты занимаешься – для военных. Только в армии такой уровень секретности, что запрещены любые контакты с внешним миром. Или в НАСА. Вы там создаёте новую расу, биохимически приспособленную жевать камни и пить жидкий азот? Какую я чушь сейчас пишу, господи.

Глеб, я не забыл тебя. Ни одного дня, ни одной ночи из тех, что у нас с тобой были. Но когда мы прощались, ты ничего определённого не сказал. Ты сам не знал, что делать, да? Я точно могу сказать, что мы с тобой подходим друг другу, полностью. Но ведь на одной постели не построишь нормальных отношений. А на всё остальное нам просто не хватило времени.