Не в обиду тебе, но так ведь и есть. Я разругался с отцом, не виделся с мамой и очень редко – с сёстрами. Они тайком прибегали ко мне на работу в будку охранника. Притаскивали пирожки, такие смешные. Они не осуждали меня, мои сестрёнки. Всё знали, но не делали из этого проблемы. Повезло мне с ними, да?

Из друзей у меня остался только Генка. С остальными просто некогда было даже созваниваться.

Вот так вот, Глеб. Я круто переломал всю свою привычную жизнь ради того, чтобы быть с тобой. А ты уехал.

Диплом я защитил, подписал контракт с фирмой «Медисайнен». Фармпрепараты, вакцины, лечебная косметика. То, чем я хотел заниматься.

Когда приехал туда, думал, отосплюсь. Какое там! Меня сразу впрягли в работу, благо, английский я уже неплохо знал, понимал по крайней мере всё. У фирмы были проблемы с профсоюзом, много работников уволилось, и на нас, молодых специалистов из-за границы, совершенно неопытных, взвалили обязанности начальников подразделений.

Сказать, что мне было трудно – ничего не сказать. Мне снилась моя работа, а когда просыпался – кошмар продолжался наяву.

Так щенков учат плавать. Вышвырнут на середине реки, выплывешь – твоё счастье, сдашься – утонешь. Некоторые из тех, кто приехал в одно время со мной, не выдержали ненормированного графика, разорвали контракты и вернулись домой, выплачивать неустойку.

Может, свою относительно положительную роль сыграло ещё и то, что мне некуда было возвращаться. Просто некуда. Семью я не забывал, но причинять им неприятности больше не хотел.

Знаешь, я ведь справился, Глеб. Сейчас я уже уверен в своих силах, у меня появился какой-то опыт. За то время, пока фирма выплывала из кризиса, я подружился с очень интересными умными людьми. Пока ещё не могу называть их друзьями, но приятелями-коллегами называю с удовольствием. И они меня тоже.

Вот, такой у меня был год. Я не перестал любить тебя, Глеб. Но больше нет ощущения, что я без тебя задыхаюсь.

Что это значит? Любовь пошла на убыль? Или просто я стал старше?

Не знаю. Судя по твоим мейлам, которые становятся всё короче, ты не сильно скучаешь по мне – или тебе просто некогда скучать.

Предпочитаю вторую причину. Мне тоже просто некогда скучать, хотя я вспоминаю тебя каждый день.

И каждую ночь.

Глеб, мы же встретимся? Ты пишешь, что обязательно, но не уточняешь – когда. Я всё понимаю, из-за того, что проект Гёрдона финансирует государство, ты невыездной и вообще скоро станешь засекреченным. Всё понимаю.

Но страшно хочу увидеть тебя не на фотографии. Хочу быть с тобой. Очень хочу.

Вот почему я пишу всё это ручкой на бумаге – я же обещал объяснить. Ты не должен чувствовать себя виноватым, не должен разрываться между мной и своей работой. Я так решил, и надеюсь, решил правильно. Просто всё это, что я сейчас написал, кипит у меня внутри, не находя выхода. Теперь нашло. Я рад, что написал это письмо.

И рад, что ты его не прочитаешь.

Я люблю тебя.

P.S. Мой следующий личный год – под номером «пять». Это означает «Перемены и сюрпризы». Каким он будет, интересно?

Л.З.

========== Письмо второе. Пятый личный год ==========

Здравствуй, Глеб!

Да-да, вот и прошёл ещё один год. Уже традиционно – первое января, я сижу на кухне, и катаю тебе отчёт в самом что ни на есть натуральном письменном виде.

В прошлом письме я упомянул, что ключевые слова для этого года – «Перемены и сюрпризы». Знаешь, а ведь сбылось. И перемены произошли глобальные, и сюрпризов было столько, что мне даже надоело.

В целом, ты в курсе, что и как изменилось в моей карьере – в начале года я исправно тебе посылал мейлы. Хотелось похвастаться перед тобой, вот я дурак, да? Нашёл чем гордиться – стал из начальника подразделения ведущим технологом поточной линии, подумаешь. Ты даже пару раз написал мне ответы – но всё больше какими-то общими фразами, так что было трудно понять, то ли ты огорчён, то ли рад за меня. А может, их писал вовсе не ты, а твоя секретарша? Красивое у неё имя – Дайана.

Это стало первым и не самым приятным сюрпризом прошедшего года. Ты получил собственную лабораторию (это было круто), целый штат сотрудников (это тоже порадовало) и личную секретаршу. Настолько личную, что она сочла возможным влезть в твою личную переписку и вежливо – о да, она была безукоризненно вежлива, Глеб! – посетовать на мои слишком частые послания, которые отвлекают тебя от работы.

Ты знал об этом? Ты сменил адрес почты именно после этого её мейла. И что ты сказал? Не лезь к моему парню, дорогуша? Или ты притворился, что знать меня не знаешь, и мои письма считаешь бредом какого-то ненормального преследователя?

Я пьян сейчас, Глеб. Мы здорово напились вчера, провожая старый год и встречая новый, так что сегодня мне хватило стакана воды, чтобы опьянеть снова. Знакомо, да? Спирт дубит складки слизистой желудка, не впитываясь, а когда его разбавляют жидкостью – начинает заново всасываться, и человек пьянеет «на старых дрожжах».

Знаешь, а я рад, что пьян. Могу писать что хочу, а потом просто побью себя в грудь и скажу, что ничего не помню. Не виноватый я! Оно выперло само… Что «оно»? Да всё это дерьмо, Глеб. Вся эта бесконечная карусель вокруг да около. Ты больше не пишешь мне, что любишь. Ты вообще больше не пишешь МНЕ. Ты пишешь О СЕБЕ.

Да-да, я рад, что проект Гёрдона окончательно взяло под эгиду правительство и выделило солидный грант. Но ты подписал контракт. Ты говорил, что уезжаешь на год, максимум полтора, а ближе к весне речь пошла уже о пяти годах! Почему сразу не на десять лет, Глеб? Не пожизненно? Работа, работа, ты помешан на своей работе! Ты забыл, что тебя ждёт твоя семья? Мария, когда узнала, позвонила мне и плакала. Она так ждёт тебя домой, Глеб. У неё нешуточные проблемы, ведь она просто женщина, хоть и сильная, и умная, но тащить одновременно двоих детей, мужа и целый институт на своём горбу ей запредельно тяжело.

Я написал тебе об этом. Мария тоже писала. Но ты не ответил – ни ей, ни мне. Будто отмахнулся от назойливых мелких мух.

Постой, а может, наши мейлы просто не дошли до тебя? Красотка Дайана постаралась? Я знаю, что она красотка. Милош каким-то хитрым способом вычислил её аккаунт на фейсбуке. И мы пересмотрели все её фотографии.

Милош сказал, что она мне не подходит. Он думал, что я ищу эту девушку, потому что она мне понравилась. А когда я спросил у своего друга, кто же, по его мнению, подходит мне, он ответил: «Я».

Вот тебе и второй сюрприз, Глеб, который обрушился на меня и просто-напросто пришмякнул. Человек, с которым я сошёлся здесь ближе всего, оказался таким же, как я.

Хотя нет, Милошу проще. Он может на два фронта. Его не пугают даже откровенно пожилые пассии обоих полов. Или откровенно юные. Ему важен сам процесс.

Я бы так не смог. Я и не смог. Когда он попытался обнять меня, я его ударил. Потом он врезал мне. Отлично подрались, кстати.

Третий сюрприз ушедшего года. Я умею драться. Ни разу не практиковался с детского сада, но получилось неплохо. Милош хромал и кряхтел неделю, но, по-моему, он это делал для того, чтобы его жалели. Его так жалели, что на работу он приходил весь в засосах и не особо это скрывал.

Мне очень хотелось рассказать ему про тебя, Глеб. Чтобы он понял, почему я не могу больше ни с кем, даже если человек мне приятен.

Наверное, это можно считать самой большой переменой во мне. Она началась давно, я менялся всё то время, пока был с тобой. Но окончательно изменился именно здесь и сейчас. Если раньше я всерьёз подумывал над тем, что рано или поздно мы расстанемся, я женюсь и стану отцом, то теперь я точно знаю, что этого не будет. Мне не нужен никто, кроме тебя.

Я хотел рассказать Милошу, но побоялся, что буду выглядеть в его глазах сентиментальным идиотом. Или что он начнёт выспрашивать о тебе, разглядывать твои фотографии. Нет. Не хочу. Единственный человек, с которым я могу поговорить о тебе – это ты сам. Даже с Марией и Сашей не могу, они слишком взрослые и… правильные, наверное. У них в жизни всё так, как надо.