— Мы не за Россию, мы против новой киевской хунты, мы за свободный и независимый Донбасс, — уточнил командир.

— А в апреле мы... одержали первую победу, наверное. Первый раз в серьёзном деле побывали. Возле Славянска заняли блокпост, сняли флаг... — Коля запнулся, окинул взглядом ополченцев и словно выплюнул: — «сепаров»! И поставили флаг Украины. Потом пришел приказ: переехать в другое место. На наше место пришли пацаны из 25-й бригады.

— Куда вы поехали? — командир развернул на столе карту, исписанную разноцветными фломастерами и обильно украшенную разными обозначениями. — Показывай.

— Я не сильно в картах понимаю, но, кажется, сюда вернулись, — ткнул Коля пальцем в красный квадрат. — Помню, даже не страшно было, наоборот — интересно. Такой подъём на душе. Думал, что скоро всё закончится, вся эта непонятная заварушка. И здесь близко «сепаров» я не видел, — парень провёл пальцем вдоль короткой лесополосы на карте, — наш блиндаж и сектор обстрела тут.

— В огневой контакт вступали?

— Как вступали? Стреляли, когда приказ приходил. Всегда с автоматов шмаляли или по тем, — десантник указал на лесополосу вдоль дороги, — посадкам, в сторону деревьев, в общем, или по полю, или миномётами — за посадку. Это кто с другой стороны за боксами стоял, у них там — широкое поле, через которое наша артуха била, самоходки, танк. Сначала наша артуха: гаубицы Д-30 и миномёты. А потом уже и ваша — по нам!

— Метко била?

— Ни, вначале вообще мало и не метко. И испугался я только раз, ещё до этого! Ну, когда видел, как самолёт сбили. Три их ждали тогда с нашими хлопцами из 25-й бригады. Ночью. Один борт с ними сел, и боеприпасы там были. Второй Ил-76 — упал. Я в охранении стоял и чётко видел его бортовые огни, снизился он. Видел, как падал, не понял сразу. Трассера светились вверх, из крупнокалиберного ваши били. А третий борт тогда сразу развернулся и ушёл. Сказали нам: 49 героев враз загибло.

Мы утром заняли круговую оборону, ждали атаки. Никто не атаковал. Тогда половина там осталась, половину в поле отправили — тела собирать, раненых искать. Но там ни раненых, ни даже трупов целых не было, одни...

— Фрагменты, — подсказал командир.

— Ага. Поляна, — Коля поёжился, — и там гора железяк от самолёта. И гора мёртвых. Ещё мы собрали боеприпасы, которые взорваться не успели.

Потом через несколько дней пошла мощная артиллерийская стрельба по нашим позициям. Неделю били. Мы попрятались, как кроты по норам, блиндажам, бункерам, кто куда себе место нашёл. Технику, какую сумели, загнали в подсобки, боксы. Но много чего на улице оставалось.

— Пили, жрали что?

— Еду, воду, боеприпасы нам сначала скидывали на парашютах. Потом у всех нервяк начался, когда перебои с питанием пошли. Стрельба, взрывы, и жрать хочется. Командир сказал, что это русская регулярная армия границу перешла и по нам фигачит, и окружит скоро.

— Вы поверили? — командир вынул из кармана миниатюрный блокнот и сделал несколько пометок карандашом.

— Да, я поверил. Как не верить? Там ад был! «Град» шёл, мины, и днём и ночью — взрывы! Почти вся техника наша выгорела, поля урожайные сгорели, рядом деревья — как траву косой скосили. Я когда разок ходил в посадки, с дерева посмотрел на наши позиции, а там — лунный пейзаж, прям как на картинке в книжке по астрономии. Раненых много было, и трупов несколько. Мы их по первой в морозильники снесли, ну, в такие, для хранения мороженого.

— Командир, может надо Шрайбикуса с камерой вызвать? Пускай снимет этого астронома! Потом пригодится, — опомнился начальник штаба.

— Не надо. Коля — он солдат. Что с него взять? Будем его завтра обменивать, или отпустим. Пусть спокойно живёт, — обернулся командир к начальнику штаба. — А если будет видео, то оно обязательно где-нибудь когда-нибудь всплывёт. Не надо. Нормальный Коля парень.

— Принял, — немного обиженно расслабился начальник штаба. — А ты, давай, не умничай, продолжай, — крикнул он пленнику.

— Ага. Мы–то ваших не видели, так, палили по посадке, в поле. А оттуда снаряды! Они как метеориты. Страшно! Один день утром смотрю: небо горит. Потом земля горит. Мы втроём вылезли из блиндажа, и сразу снаряды прилетели. Со свистом. Взорвались. Подбросило меня взрывной волной метра на три. Очнулся, пополз, смотрю: блиндаж разрушен, рядом нет никого. А я цел. Ага, думаю, в рубашке родился. Посмотрел назад, понял, что в зданиях делать больше нечего, там всё горело, дым столбом, взрывы! Решил в посёлок надо, в тылы, и в сторону посадки побежал. Без оружия. Патронов уже не было, а автомат в блиндаже завалило. Документы там же в сумке остались. Шёл, днём спрятался в кустарнике, вечером шёл. В посёлок сунулся, смотрю: БМП по улице летит, а за ним — второй, и на антенне флаг десантный. Обрадовался, побежал наперерез через огород. Хорошо, другой флаг заметил, полосатый. Упал сразу, спрятался. Нашёл копанку за посёлком, заныкался там, уснул. Сколько там просидел — не знаю. А как вышел, прямо на вашего этого «шкафа», лицом к лицу. Всё. Он меня и принял. Обыскал, шапочку мне свою одел, на глаза опустил, и сразу сюда привёл. Быстро так. А я иду и понимаю, что ваши побеждают, и наших там на позициях — уже нет. И что будет? Но не убьёте же? Я никого не убивал.

— Не убьём. А твоих, действительно, поблизости нет, — констатировал командир. — В любую сторону на двадцать километров. А ты как хотел? Солдаты, автомат в руках державшие только на присяге, не сделавшие за время службы ни одного выстрела и вместо изучения боевой техники заборы и траву красившие, воевать качественно — априори не могут. Согласен?

Коля разочарованно кивнул головой.

— Сколько ваших в тот день оставалось на позициях, знаешь? Сколько техники? Какое вооружение? Сколько боеприпасов? Какие подразделения? Командиры кто? Откуда? Фамилии? Позывные? Координаты? Вспоминай, — поднажал командир.

Пленник назвал фамилии и позывные некоторых командиров.

— Не врёт, — подал голос начальник разведки. — Хотя и не всех называет.

— Да, я не вру, — радостно согласился десантник. — Чего врать? Мертвы, я думаю, все. И кого знал, и кого не знал. А техника вся ещё при мне сгорела.

— Вот то-то и оно! Ты дальше делать что думаешь? Мы тебя обменяем, а ты снова — под ружьё и по нам же стрелять пойдёшь. А если откажешься, тебя под суд? Так?

— Ни, ни шиша не так, — в знак протеста Коля яростно затряс головой. — Не пойду.

— Ладно, устал я, — командир, с противным скрежетом отодвинув стул от стола, встал.

— С ним — что? — строго уточнил начальник разведки.

— Его Доктору покажите, пусть внимательно осмотрит, если надо — подлечит. Потом дайте ему возможность помыться как следует. Покормите. И пусть отдыхает. Завтра должен быть готов к обмену. У меня есть мысли. Посмотрим, как реализовать.

— Есть, понял, — подавляя сонливость, ответил начальник разведки. — Меня бы самого кто покормил.

— Давай, Коля, до завтра! Завтра увидимся. И не переживай, я тебе сказал — обменяю, значит — обменяю, — командир вышел из комнаты.

Утром за пленником пришёл Принц и, не дав возможности сходить в туалет и умыться, тычками и угрозами повёл его к машине, гружёной ранеными. Грузовик, кузов которого был обтянут тентом, матерился и стонал пятью-шестью невидимыми голосами. Коля, услышав очередную тираду в адрес президента Украины и его армии, внутренне напрягся, ему стало не по себе, ведь он понимал свою возможную причастность к страданиям этих несчастных людей.

По дороге Принц, выполняя приказ начальника разведки, снял с Коли китель, шеврон которого выдавал принадлежность парня к украинской армии. Китель он запихал в кабину под водительское сиденье.

— Лезь вон, в кабину, на пассажирское, — буркнул Принц пленнику, но через секунду сам же его остановил и отправил в кузов. — Там тебе самое место!

Желание посадить Колю к себе в кабину отпало по причине буйного нрава самого Принца. Лучше в кабине поедет Доктор, решил он, Колян целее будет.