— Ревнуешь, глупенький?

— Есть немного. Все, не стану больше отвлекать. Отдыхайте. Целую!

— Пока-пока! Я тебя тоже очень крепко целую. Тебя и твою блондинку!

— Какую блондинку?

— Которая сейчас с тобой.

Он рассмеялся, еще раз поклялся в любви и повесил трубку. Ладони вспотели, как будто жена действительно застукала с любовницей.

За четыре с лишним года совместной жизни он изменил Карине только однажды, в чем и признался практически сразу, явившись домой среди ночи.

Совратительницу звали Инной.

Что дернуло его с ней связаться? Нет ответа… Во время свидания он смотрел на часы, чтобы не опоздать домой, и все-таки опоздал — Инна перевела стрелки. Она сама его добивалась, с его стороны не было сделано и полшага навстречу. Добилась — и потеряла всякий интерес. В дальнейшем, при встречах, даже не здоровалась. Так она делала сотню раз до него и еще столько же, наверное, после.

Карина простила, отнеслась с пониманием, хотя и находилась тогда на четвертом месяце беременности. О разводе не помышляли и в дальнейшем к этой теме не возвращались, только однажды, во время какой-то поездки по городу, она попросила показать дом, где живет соперница. Он заехал во двор, и как раз в этот момент Инна вышла по своим делам.

— Ничего особенного, — сказала Карина.

О близости с другими женщинами он с тех пор и не думал, хотя на работе, по непонятным причинам, со временем приобрел репутацию завзятого бабника.

Нет, одно слово — «Актер».

Прозвище, родившееся много лет назад и в другом городе, подходило как нельзя лучше.

Закончив телефонный разговор, он взялся за пылесос, с которым управлялся куда хуже, нежели с ножом или пластической взрывчаткой, и стал наводить порядок. Предчувствия, навеянные ночными видениями, постепенно пропали. Уборка заняла часов пять, но результат того стоил. Когда квартира засверкала, Актер облачился в спортивный костюм и выбрался в парк, где долго изводил себя всякими упражнениями. Вокруг собрались физкультурники, привлеченные его мастерством. Актер помахал им рукой и, не вступая в спортивные дискуссии, трусцой направился к дому, неимоверно довольный собой.

После душа и сытного, по полной программе, обеда Актер позволил себе немного расслабиться и выбрался в кафе, расположенное в подвальчике соседнего дома. Это кафе нашла Карина, и до рождения Виктора они частенько заходили сюда провести вечер, привлекаемые отменной кухней и доброжелательной атмосферой. Когда, единственный раз в их присутствии, вспыхнула драка, Карина вцепилась в локоть мужа, опасаясь, что пристать могут и к ним. О том, что супруг может запросто «урыть» всю толпу и даже вставать ему для этого не придется, она, конечно же, не догадывалась.

Она вообще ничего не знала о его прошлой жизни, кроме официальной легенды, разработанной пять лет назад человеком, которому Актер был обязан всем и которого даже в мыслях позволял себе называть только безликим инициалом — «Л.».

Забыв дурные предчувствия и расслабившись, Актер взял холодного пива с воблой, сделал первый глоток у стойки, потом не торопясь выбрал столик.

На душе было легко и свободно.

И оставалось так до тех пор, пока в зале не появился следующий посетитель.

В понедельник Актер вышел из дома пораньше и перед работой, убедившись в отсутствии наружного наблюдения, заехал на Северное кладбище. Оно было пустынно. Место для закладки тайника выбрали много лет назад, но оно до сих пор соответствовало всем требованиям.

Он прошел по центральной аллее, повернул направо и еще раз направо, по горбатому мостику перешел ручей и сбился с шага перед могилой с покосившейся оградой и замызганной табличкой: «Плотников Аркадий Борисович 17.08.59 — 2.09.91». Под этим псевдонимом Актер прибыл в город весной девяносто первого, попал под арест и должен был умереть — но не умер. Вмешался Л., и вместо Актера ночью второго сентября в общей камере новозаветинского СИЗО удавили совсем другого человека.

Актер прибрал мусор у могилы Плотникова, носовым платком протер табличку, постоял, опустив голову и мысленно еще раз попросив прощения.

Как будто это что-то значило…

Следовало быстрее снять закладку и уходить, но Актер, по непонятной причине, тянул время, и, когда уже собрался войти в склеп, расположенный чуть дальше могилы Плотникова, словно из-под земли рядом с ним появился широкоплечий среднего роста мужик с короткой стрижкой, одетый в черный френч со стоячим воротничком и светлые брюки. Мужчина перебирал янтарные четки. Заметив Актера, коротко кивнул, перевел взгляд на склеп и спросил низким голосом, ни к кому вроде бы не обращаясь:

— Интересуешься стариной, браток?

— Постоянно.

— И я. Конкретно, красиво.

Вздохнул и остался стоять, разминая могучие плечи.

Актеру пришлось ждать, и он вспомнил дальнейшие события воскресного дня.

Погода была прекрасной, пиво — отменным, с воблой он не ошибся, а по радио передавали любимый им «Люксембургский сад» в исполнении Джо Дассена. Актер поднял кружку и, обозначая, что пьет за здоровье бармена, сделал большой глоток, когда в зал вошел мужчина.

Он был одет не по погоде — в кепку из плотной клетчатой ткани и кожаную куртку — и производил впечатление опытного тренера по вольной борьбе.

В душе Актера ничто не шелохнулось. Он хлебнул еще пива и принялся отдирать от ребер рыбки икру, когда на стол легла широкая тень.

— Разрешите?

В зале было полно свободных столиков, и Актер молча дал понять, что в компании не нуждается, но «тренер», не обращая внимания, сел.

— Добрый вечер.

— Кому-то, может, и добрый.

— Пожалуйста, претензии не ко мне. Я всего лишь посредник, который должен передать сообщение. Зови меня Пашей.

— Посредник Паша? Это что-то новенькое. Про любимчика Пашку песенка, помнится, была, а посредник… Кроме того, я привык получать сообщения на свой пейджер.

Актер говорил спокойным, чуть ироничным тоном, продолжал чистить рыбу, но сердце сжалось: вот они, обещанные неприятности.

— Посредники, как правило, связаны с торговыми операциями. Но я не занимаюсь коммерцией. И не играю на бирже.

Последнее Актер добавил, вспомнив книжку Миллера.

— Наш общий знакомый просил напомнить тот вечер в декабре девяносто третьего.

— В декабре девяносто третьего, как и в любом другом, был ровно тридцать один вечер.

— Двадцать второе число. Вы были с ним на даче в Горелово, утром он собирался лететь в Москву. Во время обеда, после третьего тоста, — вы пили «Абсолют-курант», — он отошел позвонить, а вернувшись, сказал: «В Москве хорошая погода». В кафе продолжала играть музыка, теперь пели про дувший с моря ветер, за окном улыбалось солнце, но Актер ощутил на лице колючие снежинки, как и тогда, без малого пять лет назад, когда после обеда они стояли с Л. во дворе его дачи и говорили о будущем.

Л. собирался в первопрестольную, поиграть в большую политику. Актер оставался в провинциальном Новозаветинске, и, в перспективе, их жизненные пути должны были разойтись, но с этого же дня вступал в действие другой неписанный уговор: в течение пяти лет, если жизни или карьере Л. будет угрожать опасность, и опасность эта придет из новозаветинского прошлого, Актер должен будет произвести «зачистку».

«В Москве хорошая погода…»

Пароль был назван правильно. Значит, опасность пришла. Нарушить уговор Актер не мог. Даже мысли такой не возникло. Только сердце пропустило удар, и в горле возник шершавый комок.

«В Москве хорошая погода».

Черт его знает, был тогда снегопад или оттепель, но так или иначе Актеру это ничего хорошего не сулило.

Он выжидательно посмотрел на посредника.

— На словах наш общий знакомый просил передать, что посылка находится в условленном месте, а обстоятельства таковы, что с делом надо управиться как можно быстрее.

— Я могу с ним связаться? Ведь столько времени прошло!

— Исключено. Такая попытка может причинить непоправимый вред. И, насколько мне известно, подобное не предусматривалось, — в голосе посредника звучало легкое сочувствие.