— Можно давать отбой. Никто этим шахматистам обвинения не предъявит. А хотя — пусть приезжает, все равно этого Пашу надо по делу Локтионовой допрашивать, он же ведь — близкая связь Варламова. Близкая и интересная.

— Говорит что-нибудь?

— Об этом? Нет, конечно. Но замаран, я чувствую, по уши. Он ведь у Варламова доверенным лицом был. Дома бы у него порыться! Он в пригороде живет, на фазенде с индюками и хрюшечками. Те секреты, что Варламов ему доверил, а таких оч-чень много должно быть, он не в банковском сейфе держать станет, нет, он их в своем огороде закопает, психология у него такая. И никогда ничего не выкинет.

— Обыск Поперечный без проблем выпишет.

— Надеюсь. Глядишь, и раскроем Локтионову. Появились всякие мысли…

— А в то, что это казаринских рук дело — не веришь?

— Конечно, нет! Пора заканчивать с этой бодягой, а то скоро никто уже не поймет, кого и за что завалили. Слышь, Василич!

— Ау?

— На хрена ты у Локтионовой деньги спер? Плохая примета!

Слежки за Локтионовым не было — при своих навыках Актер засек бы самую квалифицированную «наружку» за тот час, что крутился по городу на «хвосте» у Эдуарда Анатольевича. Когда до назначенного времени осталось пять минут, Актер прибавил скорость, изменил маршрут и окольными путями добрался до того же дома, перед фасадом которого запарковался Локтионов, только свою машину оставил во дворе. Пришлось поторопиться, чтобы успеть зайти в квартиру с черного хода до того, как Локтионов позвонит в парадную дверь. Дождавшись, пока звонок повторится, Актер пошел открывать, при этом вид у него был такой, словно он приехал часа два назад и успел подремать на диване. Никакой роли эта деталь сыграть, в общем-то, не могла, но Актер привык всех запутывать. Путал и сейчас.

— Добрый вечер. — Он распахнул дверь и зевнул, прикрыв рот ладонью. — Пардон.

Локтионов просочился в квартиру.

Жилье было снято через третьи руки на два месяца, но предполагалось, что понадобится оно только для сегодняшней встречи.

Локтионов очень боялся.

Они прошли в комнату и уселись за низенький столик, на котором не было ничего, кроме чистой пепельницы и запечатанного пакета с соком. Кресло под Локтионовым скрипнуло, он вздрогнул и сильнее сжал коленями портфель.

— Это моветон — таскать бабки в рюкзаке, — заметил Актер. — Всю сумму набрал?

— Целиком.

— Так доставай, чего тянуть? С деньгами нужно расставаться легко, тогда они, может быть, вернутся. Это ведь не жизнь, которая дается один раз.

Локтионов, открывая замок, сломал ноготь. Никогда, ни в одном самом кошмарном своем сне, он не представлял, что будет сидеть за одним столом с убийцей.

Нет, не так: с человеком, про которого доподлинно знает, что он — убийца. Не слухи, не предположения — знание. Страшно.

Из портфеля появился полиэтиленовый пакет, набитый пачками долларов. Пять пачек, в банкнотах по сто и пятьдесят, перетянутые разноцветными резинками.

— Можно не пересчитывать?

Локтионов выпятил подбородок, показывая неуместность вопроса. С подбородка на стол упала капля пота. Эдуард Анатольевич промокнул лысину.

— А вдруг тебя самого напарили? — Актер развернул полиэтилен. — Не представляешь, как непривычно обращаться к тебе на «ты». Прямо-таки язык не поворачивается. Сколько лет мы знакомы? И каждый из нас так ошибался в другом! Тебе простительно, но для меня — грех так лохануться. Все равно, что в «наперстки» на улице проиграть… Так, с деньгами порядок. Ты мне ничего больше не должен? Не напрягайся, шучу! Позволь один вопрос: чем же тебе так Инка насолила? Дикая ревность — или денежки тоже?

— Деньги тут ни при чем! — В голосе Локтионова жестью громыхнуло негодование.

— Отелло ты наш… Только Отелло, по-моему, своими руками…

— Это была идея Варламова.

— А ты, видимо, не хотел? Не хотел, но стеснялся отказать приятелю? Ему, что ли, это было надо?

Локтионов посопел, погладил лысину платком.

Ответил неожиданно твердо:

— Всему есть предел. И моему терпению — тоже. Так дальше не могло продолжаться. Сколько раз я пытался с ней поговорить! Все без толку, она меня даже не слушала!

— Ты знал, но хотелось убедиться воочию. Такое здоровое мазохистское желание. Если застукать ее с любовником — так полагается ему как минимум морду набить, а страшно, ты ж привык все делать чужими руками. И ты попросил Варламова сделать запись. Так? Смотрел и упивался своим унижением. Страдал. Ты нормальный человек, Локтионов? Сколько трупов ты нагородил, и чего ради?

— Я не убивал! — Локтионов выставил ладони, закрываясь от обвинения; пальцы, естественно, дрожали.

— Да что ты говоришь! Как тебе, наверное, известно, убивает не пистолет, а человек, который жмет на спусковой крючок. Я, — пистолет. А нажал ты… Один раз нажал, а уложил целый штабель. Круто! Прожить с бабой несколько лет, втихаря ненавидеть ее, потом «заказать» — и продолжать несколько дней видеть ее дома, спать с ней… Нет, я бы так не смог!

— Каждому свое… — пробормотал Локтионов, разглядывая стол. — Я что, первый такой?

— В том-то и дело, что не первый. И не последний, к сожалению. Я не ангел, но по сравнению с тобой просто праведник. Нет, правильно говорят, что все зло на земле — именно от таких, как ты. От тех, кто сам не может. Зачем было ее убивать? Дал бы разок по роже и развелся. Нет, Анатолич, что бы ты ни говорил, но деньги здесь большую роль сыграли. Эти грязные бумажки, без которых так тягостно жить. Деньги и, наверное, Жанна. Хотелось перед ней себя мужиком почувствовать? Не задумывался, что Инна, пожив с тобой несколько лет, лучше нас всех тебя понимала? Потому и вела себя так.

— Ей было больно?

— Опаньки, спохватился! Нет, блин, ей было приятно! Скажи, Локтионов, как тебе спится в той кровати? Кошмарики не мучают?

— Я еще ни разу не ночевал дома.

— У Жанны прячешься? Ну да, пока есть денежки, она тебя будет терпеть. Смотри, пронюхает, что капитал твой слегка поредел, — и все, пиши пропало… Каким образом ты вышел на меня? До сих пор понять этого не могу!

— Варламов предложил.

— Назвал мою фамилию?

— Нет, я, само собой, не спрашивал. Он просто сказал, что знает нужного человека, специалиста высокого класса. Я не интересовался подробностями. До этого Олег ни разу меня не подводил. Я передал ему пятьдесят тысяч, через какое-то время он сообщил, что заказ могут исполнить в любое удобное для меня время.

— И ты подгадал под командировку?

— А как иначе? Понятно же, что в первую очередь стали бы подозревать меня!

— Откуда Варламов мог узнать про меня? Ни одна тварь в этом городе не могла этого знать.

— Спросил бы у него…

— А я и спросил. Но он не успел ответить. Бывает. Несчастный случай на производстве. Нарушение техники безопасности пытательных работ. Теряю, понимаешь, квалификацию. Но про Варламова я никогда вспоминать не буду: туда ему, гниде, и дорога. Жаль только, что умер слишком быстро… А про Инну вспоминать буду. Ни за что девка погибла. Знал бы раньше… Эх, знай я раньше — ни за что бы в этот блудняк не вписался! Впрочем, чего теперь языком трепать? Нам сейчас, дружище Анатолич, надо время выждать — и разбежаться в разные стороны. Подальше друг от друга, желательно — на разные половинки глобуса.

— Ты думаешь, менты могут до нас добраться?

— При том количестве косяков, которые вы с Варламовым упороли, — запросто. Варламов мог растиражировать свою гребаную запись, и где, когда она всплывет, — никто не знает. А всплывет обязательно. Да и ты допроса с пристрастием у ментов не выдержишь, расколешься от одного удара в брюхо, а то и просто когда руку занесут… Или приятели Ларисы, сестры Инкиной, в лес тебя вывезут, что еще хуже… Слабое ты звено, Локтионов, в нашей цепочке. Зуб ты, кариесом пораженный. Никакой «Колгейт» не спасет, рвать надо, и все дела…

Выдержав паузу, понаслаждавшись вдоволь, Актер хрустнул суставами пальцев, потянулся и продолжил миролюбиво: