За что предстояло наказать женщину, они не знали. Стенли пообещал по две сотки баков на рыло и тем самым отсек все вопросы.

— Чужому и полтинника хватит, — сказал Брут, когда спустились в подвал, и Парамоша кивнул.

— Скоро приедет, — сказал Брут, чтобы не молчать, и достал фотокарточку. — Ничего такая. Красивая. Скажи, Парамоша!

— Отье…ись. — Парамон сплюнул. Брут крутил в мокрых руках фотку и представлял, что сделает с женщиной, когда та окажется в его руках. Как-то само собой получилось, что роль основного злодея отвели ему, а он и не возражал. Не впервой. Раз-два — и все. Полминуты работы. Только обязательно надо, чтобы и Чужой приложился. Так оно вернее получится. Так ему не захочется, если в очередной раз окажется в ментовке, язык распускать.

— Надо лампочку выкрутить. Светло слишком, — заметил Парамон.

— Темнота — друг молодежи, — хохотнул Стенли. — Крути.

Парамон поднялся и выкрутил.

— А так вообще ни хрена не видно.

— Разберемся. — Парамон спустился в подвал. На улице мок под дождем Чужой.

— Слышь, Парамош, а если она вообще не придет?

— Тогда я тебя трахну.

— Гы-гы-гы…

Из квартиры вышел мужчина, посветил зажигалкой, вскочил на перила и вкрутил лампу на место. От резанувшего по глазам света Брут ойкнул. Мужчина ушел, Парамон выругался.

— Надо было совсем разбить.

На улице остановилась машина.

— Она?

— Я чо, вижу?

Через минуту оба поняли, что да, она. Женщину сопровождал кавалер. Здоровенный, с почетной «голдой» на шее, в браслетах и «гайках», мобильник из кулака почти не виден. Зверь, а не мужчина. Подельники вжались в угол.

Парочка поднялась на второй этаж. Отворилась железная дверь.

— Спасибо, Славик. Ты зайдешь?

— Разве что на десять минут.

Дверь закрылась, и стало тихо. Брут чихнул от запаха духов и толкнул напарника локтем:

— Пошли. Здесь нам ловить не хер. Выйдя из подъезда, они едва не налетели на широченный нос черного «мерседеса — CL К», запаркованного на пешеходной дорожке.

— Сильный мужик, — завистливо вздохнул Парамон.

На углу к ним подлетел Чужой, мокрый и нервный:

— Ну чего, все?

Ответом его не удостоили, говорили между собой:

— А если она и завтра с ним приедет, тогда что?

— Придется валить обоих. Может, он совсем и не крутой…

— Да? По-твоему, его тачка похожа на лоховоз?

— Надо встать по-другому. Как киллеры. Сверху. И лампочки разобьем. Тогда ништяк получится.

— А Стенли чего сегодня скажем?

— Как есть, так и скажем. Хочет — пусть сам идет проверять…

Заметив свернувшего в подворотню прохожего, они переглянулись и ускорили шаг.

— Ты где?

— Тут.

— Ну и?..

Катышев позвонил, когда Волгин подъезжал к бизнес-центру, где размещался офис Татьяны.

— На работу ходить вообще не собираешься? Ты чо, совсем охренел?

— Я заходил, тебя не было.

— Короче, завтра утром тебя ждут в УСБ. Нас обоих ждут.

— Чисто конкретно? А по какому поводу?

— По твоему, блин! Начальство очень недовольно.

— Ты про себя?

— Сергеич, не ерепенься. Я все понимаю, и опер ты неплохой, но там, — слово «там» было сказано с большой буквы и выделено паузами с обеих сторон, — там всего не объяснишь. У них там свои понятия. Так что готовься.

— Василич, я на больняке. Со вчерашнего дня. Сотрясение мозга и всего прочего. Даже справка есть.

— Сотрясение бывает, когда есть мозг, а у тебя — одна кость. Что, под трамвай попал?

— Вроде того.

— Значит, завтра в девять у меня. Вместе с трамваем.

Волгин пожал плечами.

В ряду дорогих машин с трудом нашлось место для его «шестерки». Он выключил мотор и магнитолу — все равно никакого толка, только хрип из динамиков, и закурил. Один из офисов «Арго» находился в этом же центре, и можно было зайти к бывшим коллегам, полчаса в запасе у него еще были, но не хотелось. Не только из-за разбитого лица — как и предполагалось, опухоль спала. Просто не хотелось, и все. Бывает.

Татьяна вышла раньше, чем он ожидал. Остановилась, скользнула взглядом по автомобилям, удивилась и посмотрела более внимательно. Сзади нарисовался Славик, шепнул что-то на ухо, показал на свой «мерседес». Татьяна отказалась.

Сергей открыл дверь и помахал рукой, потом вылез, пошел ей навстречу. Она наконец его заметила. Невольно оглянулась на окна — не видит ли кто из знакомых, на Славика, курившего с таким же бугаем у своего «четыреста тридцатого».

— Ты это специально?

— Разве я сегодня опоздал?

— Я не про то. Ты зачем на ведре приехал?

— С этим ведром связано столько воспоминаний!

— А где «ауди»?

— Отдал в ремонт. Сразу не заметил, но твой Славик, оказывается, очень сильно помял капот. Головой, если не ошибаюсь.

— Тебя тоже неслабо помяли.

— Спасибо за комплимент. Проклятые трамваи.

— Трамваи?

— Носятся как угорелые. Садись, не бойся, сиденье чистое. Как успехи на работе?

— Сергей! Мы, кажется, не собирались ругаться.

— Извини.

До его дома доехали молча.

Татьяна задумчиво смотрела в боковое окно. Когда-то самая близкая, а теперь самая далекая женщина.

В квартире ей почти ничего не напоминало о прошлом. Трехкомнатную они купили в последний год совместной жизни. Сергей тогда работал в «Арго», у Татьяны уже был любовник, и она готовилась податься в бизнес. До хозяйства руки у нее уже не доходили.

Тем не менее присела на диван, посмотрела вокруг странным взглядом.

— Чай, кофе? — предложил Волгин. — Или чего покрепче?

— Чего покрепче, — ответила она раздраженно. — Совсем немного.

— Твой вкус не изменился?

— Изменился, но у тебя этого все равно нет. Лей, что найдется. И давай… побыстрее.

Выпили не чокаясь. Сергей принес чемодан с ее вещами. Она равнодушно отбросила платья и костюм, перебрала фотографии, выбрала какие-то украшения. Все это заняло мало времени. Уложила нужное в сумочку, равнодушно хлопнула крышкой чемодана. Встала.

— Остальное можно выкинуть.

— Сейчас исполним.

Почему-то ему все время хотелось ей нахамить.

— Почему ты мне все время хамишь?

— Отсутствие культуры, наверное.

— Вот и опять… Ты меня отвезешь или звать такси?

— Отчего ж, подкину. Все равно в магазин выходить.

И опять ехали молча. Светофоры, повороты выбоины под колесами, сквозняк через приоткрывшееся заднее окно.

— Ужасно, — поежилась Татьяна, когда Сергей сворачивал во двор. Остановились.

— Перекурим? — предложил Сергей. Татьяна угостилась его сигаретой — когда-то он приучил ее к французским. Докурила быстрее, чем он. И опять все молча.

— Ну, я пошла. Не опоздай в магазин.

— Не опоздаю.

Посмотрели друг на друга. Татьяна отвернулась и потянула «крючок» на двери.

— Счастливо, — сказал Сергей, включая зажигание.

Нинка, уколовшись, заснула. Стенли откинул с плеча ее руку, встал. Настроение было паршивым. Прошелся по квартире. Подвернулась кошка — то ли приблудная, то ли Нинкина любимица. Стенли врезал ей так, что она улетела в конец коридора. Легче не стало.

Сидя у кухонного окна, выкурил две сигареты.

За пять километров от него курили Татьяна и Волгин.

Зашел в ванную, хотел постоять под душем, но передумал, ограничился тем, что плеснул на лицо холодной воды и выскреб заржавевшим станком подбородок. Он бы вообще никогда не брился, но солидной щетины не получалось, росло как-то клочками, и приходилось с этим бороться.

Парамоша вернул долг исправно, но с квартирой начал темнить. Якобы там постоянно кто-то есть, какие-то родственники, и надо ждать, пока они уедут. Или другим продал тему, или с самого начала гнал фуфло, авторитет дешевый зарабатывал. Стенли пригрозил, но это не подействовало.

— На следующей неделе, верняк, — стоял своем Парамон.

На следующей уже неинтересно… Если сегодняшнее дело выгорит, то бабок и так хватит. А если ребята на чем-то спалятся, то, один хрен, надо рвать из города. В ментовке их быстро раскрутят, на этот счет у Стенли иллюзий не было. Боль в почках периодически напоминала о том, что когда вопросы задают всерьез, то отвечать приходится как на духу. Правда, давно это было. Сейчас опера так не лютуют. Кончается их время. Но все равно стрёмно. Смотря к кому попадешь. Те двое, из кошмара трехгодичной давности, могли бы раскрутить его и без рукоприкладства, били за то, что выпендривался. Наедине с собой Стенли это признавал. Для пацанов, естественно, говорил другое.