Грубейший стратегический просчёт, допущенный высшим военно-политическим руководством империи и японским командованием, стал ясен уже к январю 1938 г. И в Токио начали искать выход из создавшегося тупикового положения. Эвакуироваться с позором с материка и стать посмешищем в глазах крупнейших стран мира было невозможно. Надеяться на победоносное окончание войны с таким колоссом как Китай было нереально. Оставалась надежда на почётный мир на выгодных для империи условиях. Но для прощупывания обстановки и для начала ведения переговоров с гоминдановским правительством Чан Кайши нужен был солидный посредник. И в Токио решили обратиться к своему союзнику по антикоминтерновскому пакту.
К концу 1937 г. японский генштаб пытался использовать связи с Германией по пакту и дал указания японскому военному атташе в Берлине Осима обратиться с просьбой к командованию германской армии о предложении мира Чан Кайши через генерала Фалькенхаузена, германского военного советника при китайском правительстве. Конечно, подобное предложение не было отказом от агрессивных планов на континенте. Но длительная передышка очень нужна была империи. Воюющий Китай «съедал» столько людских, материальных и финансовых ресурсов страны, что империи нужно было остановиться, отдышаться и собраться с силами, чтобы продолжать завоевательную политику в Азии. Осима, следуя указаниям генштаба, 18 января 1938 г. поднял перед Риббентропом вопрос о помощи, чтобы закончить китайский «инцидент». Министр иностранных дел рейха обещал содействовать, но высказал мысль о желательности сближения Германии и Японии на основе заключения военного договора. Эта информация была передана генштабу, и в июле 1938 г. из Токио был получен ответ, одобрявший инициативу сотрудничества между двумя странами.
За развитием событий в Китае внимательно наблюдали не только в Токио, но и в Москве. Линия связи между советским посольством в Китае и Москвой работала с полной нагрузкой. И Сталин, и Ворошилов, а именно они определяли советскую военную политику на Дальнем Востоке, хорошо понимали, что Япония может увязнуть в трясине новой войны, и увязнуть надолго. А длительная война в Китае снимала угрозу советским дальневосточным границам. Можно было спокойно поворачиваться лицом к Европе и пытаться активно решать свои европейские проблемы. Поэтому вопрос о том, что воюющему Китаю нужно было оказать военную и материально-техническую помощь, был ясен для обоих лидеров уже в первые месяцы японо-китайской войны.
При этом Сталина, а Ворошилов думал так же, как Сталин, — своего мнения в 1937-м у него уже не было, — вряд ли интересовали проблемы интернациональной солидарности и братской помощи китайскому народу, о которой так любили потом писать советские историки. К режиму Чан Кайши он не испытывал никаких симпатий. Достаточно вспомнить налёты гоминдановской полиции на советское посольство и консульство в 1927-м, конфликт на КВЖД в 1929-м, многочисленные походы против Китайской Красной Армии в начале 1930-х и помощь, которую Советский Союз оказывал китайской компартии и её вооружённым силам. Но он, как трезвый политик, хорошо понимал, что после начала японо-китайской войны Советский Союз попал в положение «третьего радующегося», наблюдая схватку японского дракона и китайского тигра. В этой обстановке надо было помогать Китаю, и пусть они дерутся как можно дольше. Они и дрались до окончания Второй мировой войны. В начале сентября 1937-го правительство Чан Кайши обратилось с просьбой к советскому правительству принять в Москве китайскую делегацию для обсуждения вопросов, связанных с оказанием военной помощи Китаю. Согласие на приезд, конечно тайный, китайских представителей было сразу же дано, и уже 9 сентября нарком обороны провёл первую встречу с китайской делегацией. На следующий день он сообщил Сталину о результатах переговоров.
По представленному делегацией списку предметов вооружения, которые Китай хотел приобрести, Ворошилов предлагал продать две эскадрильи бомбардировщиков СБ (62 самолёта), две эскадрильи истребителей И-15 (62 самолёта) и три эскадрильи истребителей И-16 (93 самолёта). Во время первых переговоров китайцам отказали в продаже тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 и тяжёлой артиллерии, но согласились продавать бензин, машинное и моторное масло. Были высказаны предложения и о маршрутах доставки грузов. Конечным пунктом доставки был определён китайский город Ланьчжоу. Самолёты предлагалось перегонять туда по воздуху, а запасные части и боеприпасы к ним — автотранспортом. Все остальные закупки (винтовки, пулемёты, орудия, боеприпасы) — морским путём в Кантон. Наиболее удобным считался маршрут до Ланьчжоу через территорию МНР. Он был короче маршрута через Синьцзян на 800 километров и мог почти полностью контролироваться советскими войсками (58). Но здесь требовалось учитывать и политические моменты. Ворошилов писал Сталину: «Однако нужно решать, удобно ли с точки зрения политической использовать территорию МНР для доставки оружия Нанкинскому правительству. По этому вопросу прошу дать указания возможно скорее, так как без этого не могут начаться подготовительные работы по переброске самолётов, о чём настойчиво просят китайцы» (59). Намечалась знаменитая трасса «Зет», по которой в последующие годы перебрасывались оружие и боевая техника в Китай. Руководство операцией «Зет» (военная помощь Китаю) было поручено Разведывательному управлению.
В конце января 1938 г. информация о попытках Японии добиться мирного урегулирования с Китаем поступила от группы «Рамзай». Зорге в телеграмме от 20 января информировал Москву о беседе с полковником Оттом. Военный атташе рейха в Японии сообщил советскому разведчику, что «японский генштаб приведён в сильное замешательство перспективами продолжения войны против Китая». Отт и его помощник майор Шолль считают, что война в Китае начинает ослаблять Японию. Поэтому, по их мнению, войны между Японией и Советским Союзом в 1938 г. не будет. Империя прочно увязла в Китае, а сил и средств для одновременной войны против двух азиатских стран у неё нет. В Токио, так же как и в Москве, понимали, что пока идёт эта война, советский Дальний Восток застрахован от японского нападения.
В Берлине тоже начали понимать обстановку на Дальнем Востоке. Возможный конфликт дальневосточного союзника с Советским Союзом очень интересовал германский генштаб, и военному атташе поручили выяснить обстановку. Отт беседовал с представителем японского генштаба и о результатах беседы сообщил Зорге. 27 января в Москву ушла очередная информация об этой беседе. Японский представитель сообщил полковнику, что генштаб подготовляет войну против СССР усиленными темпами. В Токио считали, что оттяжка времени работает на СССР. Но хотя желание воевать было, возможности воевать на два фронта у империи не было. Даже в случае перемирия в Китае нужно было длительное время держать там большую оккупационную армию. Нужно было также пополнить японскую армию после непредвиденных потерь, а всё это требовало огромных финансовых затрат. Кроме того, в начале 38-го Германия была явно не готова начать войну против Советского Союза, а начинать односторонние военные действия в японском генштабе не хотели. Представитель японского генштаба, с которым беседовал Отт, заявил ему, что «два года являются максимальным, а один год — минимальным сроком для того, чтобы японский генштаб мог начать войну против СССР». Информация была исключительно ценной, и начальник Разведупра наложил резолюцию: «По всем этим телеграммам выпустить доброкачественное спецсообщение». Как правило, такие документы, как спецсообщения, рассылались высшему руководству страны.
Итак, Советский Союз уже в первые месяцы 1938 г. получил почти двухлетнюю передышку на Дальнем Востоке. Это был первый результат тех контактов в Москве, которые начались осенью 37-го. Начало военных поставок в Китай значительно усиливало сопротивление китайской армии, и Япония всё глубже и глубже погружалась в трясину необъявленной японо-китайской войны, окончание которой не просматривалось даже в отдалённом будущем. Характерно, что оценки наших разведчиков в Токио оказались более точными, чем оценки аналитиков японского генштаба. Уже после ареста Зорге писал в своих записках: «Дирксен и Отт были настроены оптимистично, утверждая, что Гоминдан необычайно слаб. Но я придерживался мнения, что враждебные действия будут продолжаться ещё долго, и что силу Гоминдана не следует недооценивать. Ни Дирксен, ни Отт не соглашались со мной. Однако ход событий обернулся так, как я и предсказывал. И потому и Дирксену, и Отту пришлось признать, что я был прав, и мои акции в посольстве соответственно выросли». Одзаки так же как и Зорге считал, что конфликт в Китае перерастёт в крупномасштабную войну. Его выводы основывались на той информации, которую он получал из близкого окружения премьера Коноэ.
