- Я пришёл помолиться своему Создателю, - почтительно произнёс сын короля и ведьмы, чернокнижник и некромант. - Если верно, что это Ты создал всех нас, я хочу отдать Тебе причитающуюся дань уважения.

"Смело!", - отозвалось Её весёлым шёпотом в шуршании листьев терновника.

"Дерзко, - ответил Он косыми лучами догорающего заката. - Весь в тебя".

"Самообладанием - точно", - начертали на куполе храма зеленоватые спинки сверчков.

И Он вынужден был согласиться, ибо видел у чернокнижника горячее, как вулкан сердце, так ясно, будто грудь его была стеклянной. Это сердце наполняли разнонаправленные аффекты, и не разорвали его на части лишь потому, что мрачный отшельник научился виртуозно сталкивать их между собой.

Некромант так же, как и царь, встал перед алтарём, смирив в себе гнев, гордость, ненависть и ярость, спрятав всё это в дальнем уголке души, в существование которой не верил. Как не верил и в божественную природу того, кому царь приходил молиться в храм. Черты скуластого лица выражали благоговение, но под сенью ресниц скрывался лишь расчёт. И предложение сделки. Уже второй за сегодня. Торговый дом, а не храм.

"А мне он нравится, - ночная бабочка - уродливая и пугающая, как все дети ночи, уселась на плечо просителя, покрытое тёмным плащом. Совсем таким же, как Он сам носил когда-то. Не здесь, не сейчас. - Это так трогательно - предложить тебе своё могущество, даром что пока оно невелико, в обмен на детскую привязанность. Хорошо может получиться, если опять всё не испортишь".

"Бери сама и воспитывай", - Его раздражение пронзило храм тонким писком летучей мыши. Некромант, не задумываясь, отбросил от себя спикировавшего зверька. Летучая мышь запищала ещё раз, обиженно, чернокнижник обернул тряпицей царапины на руке. Бабочка всё это время сидела не шелохнувшись. Он снял её с плеча и внимательно рассмотрел: узор на спинке удивительно напоминал человеческий череп.

- Проваливай, - угрюмо сказал сидящий на алтаре. И чернокнижника в храме не стало.

Царь вернулся к войскам, успокоенный в сердце своём, величественный, благородный и прекрасный, сияющий верой в справедливость и власть Создателя всего сущего на земле.

А чернокнижнику свело ногу судорогой в холодной воде. По счастью, он был отличный пловец - часами, бывало, они с милой сестрицей ныряли друг за другом в ледяные омуты, дразня русалок и дёргая за бороду водяных.

Завоеватель не успел ещё окончить воодушевляющей речи перед боем, а некромант уже выбрался на каменистый берег и, дрожа от холода, рассматривал сброшенную каким-то исполинским зверем чешую.

***

Одинокая избушка, затерянная в лесу, зияла разбитыми окнами, как пустыми глазницами на обглоданном черепе. Лучи солнца золотыми копьями пронзали полуразрушенную крышу, выхватывая сверкающие пылинки драгоценных составов и снадобий, взбитых в случайную взвесь.

В тайном прибежище чернокнижника не осталось ни одной невредимой реторты, ни одной целой книги - только осколки на полу и хлопья пепла в печи. Впрочем, большое зеркало в дубовой раме оказалось нетронутым: разорители то ли побоялись приближаться к единственному наследству, оставшемуся сыну-колдуну от матери-ведьмы, то ли не захотели возиться: холодная поверхность старого зеркала была на удивление прочной, даже удар меча наотмашь не оставлял на нём ни царапин, ни трещин. Теперь, когда на него падал солнечный свет, зеркало запотело и перестало что-либо отражать, в том числе и девушку, потрясённо замершую посреди всего этого разрушения. Она стояла, вцепившись рукой в свои волосы, и чуть покачивалась, неслышно шептала побелевшими губами:

- Что? Что?..

А лес продолжал жить своей жизнью. Беспечная птаха уселась на выступающий обломок доски, наполнила грудку воздухом, собираясь выдать заливистую трель, но тут же вспорхнула в испуге: её ничтожного веса хватило, чтобы обвалить ещё один кусок крыши. Свет хлынул в разорённое логово некроманта, тёплым плащом упал девушке на плечи.

- Что ты с ним сделал?!! - вскричала она, запрокинув голову, гневно щурясь на Солнце. - Что он тебе сделал, чудовище? Зачем?

- Он плохо на тебя влиял, - раздался бесстрастный голос у неё из-за спины.

Девушка резко обернулась, ударившись локтем о раму зеркала.

- Где... где он теперь? Ты запер его у себя?

Невысокий мужчина, каким Создатель всегда представал перед ней, усмехнулся. Очень знакомой, ядовитой усмешкой - одним уголком тонкогубого рта.

- Братец твой теперь у своей матушки. Меня он уже утомил.

Девушка вскрикнула, но тут же прикрыла рот ладонью. Вся страна знала: ведьма, соблазнившая короля, не пережила первых родов.

Несколько минут она простояла так: молчаливая и бледная. А потом тряхнула головой и решительно прошла мимо невзрачного мужчины - словно того не было вовсе. Скоро Он и в самом деле растворился в солнечных бликах, рассыпался стрёкотом кузнечиков и пением птиц. Но девушка не думала об этом. Она наломала орешника и стянула в веник. К тому времени, как перед избушкой объявился царь, единственная комната была уже убрана, прорехи в крыше забраны плетёными щитами из гибких ветвей плакучей ивы, а разбитые окна закрыты ставнями.

- Пойдём со мной, родная, - тихо сказал царь. Доспех его был изрядно помят и залит кровью. Не его кровью - чужой. Но всё равно она сочувственно вздохнула и погладила его по щеке. - Не годится тебе тут... деревенские прознали уже. Скоро поджигать придут.

- Задержи их, - попросила девушка и помогла завоевателю разоблачиться. - Я хочу немного побыть здесь. Одна.

Царь медлил, прежде чем ответить. Сестра поднесла ему воды. Колодезной, холодной до боли. Но ему стало легче.

- Пожалуйста, - сказала она кротко, опустив взгляд. - Это мой последний каприз. Я больше не стану перечить. И ни о чём тебя никогда не попрошу.

Он отложил острозубую корону и обнял свою отраду, единственное, что осталось от счастливой страны детства, зарылся лицом в её тёплые локоны. Прошептал:

- Ты же знаешь, я мир ради тебя переверну.

- Не надо, - тихо ответила девушка, лаская золотистые, как у неё самой, волосы угнетателя и тирана. - Дай мне только время. До полной луны.

***

- Упрямая! - Она с удовлетворением разглядывала домик у себя на ладони. - Совсем как ты.

Он хмурил брови и прислушивался к мелодии, которую напевала девушка в избе.

- Раз-два, три-четыре,

Виверн крылья растопырил.

Пять-шесть, семь-восемь,

Вон дракон залёг у сосен.

Кто страшней из них злодей?

Разбегайся поскорей!

Пестик проворно отбивал такт нехитрой детской песенки, ступа из красного тиса нагрелась в руках - сестре некроманта не впервой растирать ингредиенты для снадобий. А рецепт того, над которым она сейчас трудится, даже не нужно вычитывать в книге. Врезался в память. Уж больно воспоминания с ним связаны... незабываемые.

- Ты её не остановишь?

Ладонь с избушкой ткнулась прямо Создателю под нос. От Его чиха с крыши едва не послетали ивовые заплаты.

- Не представляю, как.

- Придумай что-нибудь. Знамение яви или выскочи из горящего куста. Как ты любишь.

Он только поморщился.

- Не тот случай.

Она пренебрежительно фыркнула, но взглянула искоса - одобрительно.

Девушка в избушке осторожно достала из сумки укутанный в несколько слоёв шёлка бокал. Протёрла этой же тканью и наполнила водой из щербатого кувшина. Хрусталь засверкал в прихотливом пламени свечей.

- Раз-два, три-четыре...

Так же, как девушка в игрушечной избушке, Творец напевал под нос навязчивую в своей простоте мелодию, придуманную не Им. И в такт с ней перекатывался с носков на пятки. И обратно.

- Виверн крылья растопырил.

Девушка чётким движением заправского аптекаря отмеряла ингредиенты: белый порошок на кончике ножа, пол-ложечки серой пыли, одна маслянистая капля, выжатая из резко пахнущей кашицы, обёрнутой марлей.