Внезапно Го Жуйжэнь потянул супругу, чтобы та встала, оба зятя при виде этого тоже поднялись с места. Го Жуйжэнь сказал:

– Я перед вами извинился, и извинился я искренне.

Услышав слова старика, представители семьи Жэнь не могли и дальше сидеть и по очереди поднялись. Теперь все в приемной стояли.

– Наш сынок Юнь дома всегда был послушным, никогда ничего плохого не делал, был хорошим мальчиком. Он приехал на заработки – и все ради семьи, – продолжил старик. – Я и подумать не мог, что в Гуанчжоу он станет таким! И представить не мог!

– Простите! Простите! – зарыдала Лун Шанъин, сложив ладони и кланяясь. – Простите!

Го Жуйжэнь оперся на край стола, медленно, шаг за шагом он подошел и встал перед Жэнь Чуанем.

– Простите! – Он схватил Жэнь Чуаня за левую руку. – Простите!

Лун Шанъин тоже подошла и со слезами схватила отца девочки за правую руку. Жэнь Чуань растерялся, на его глаза навернулись слезы.

Лун Шанъин плюхнулась на колени:

– Я перед вами извиняюсь.

Жэнь Чуань тут же наклонился и подал ей руку. Цзян тоже подскочила помочь старухе подняться:

– Тетушка, тетушка, не надо так, тетушка. Мы вас не виним, правда не виним.

В этот момент заговорил Чжан Тун:

– Старики все время считали, что провинились перед вами. Юнь – их отпрыск, их опора, после его смерти я постоянно боялся, что они не выдержат. Но нам помогло столько народу, никто не отвернулся из-за того, что Юнь убил человека, и эти чувства словами не опишешь. – Чжан Тун говорил на путунхуа медленно, и четверо представителей семьи Жэнь внимательно слушали. – Раз столько людей нам помогали, то и старики непременно найдут в себе силы жить. Как они только что сказали, на все воля неба, пожалуйста, проявите снисхождение, не таите обиды, и впредь мы будем как одна семья. – Он сделал паузу, поднял голову, глядя на Жэней. – Если вы сможете приехать в нашу деревню, наша семья примет вас как родных.

Тут заговорила Цзян:

– Последние дни я все время говорила Жэнь Чуаню, что нам все общество дарит столько заботы и любви, почему и мы не можем одарить стариков заботой и любовью? Жэнь Чуань это тоже понимает, но слова прощения порой трудно произнести. Мы никогда не винили вас, мы понимаем, что Го Юнь – хороший парень. Прошу, не надо терзаться угрызениями совести, поберегите здоровье, хорошо? – Она остановилась, а потом продолжила: – В связи с произошедшим открыто уголовное дело, и мы будем действовать по закону.

Журналист попросил всех присесть, принес воды. Посидев немного, старики поднялись и стали прощаться. Представители семьи Жэнь тоже поднялись. Журналист под локоть вывел стариков из приемной, а Го Жуйжэнь тихонько сказал:

– Спасибо. Спасибо всем.

Чжан Тун подошел к каждому из семьи Жэнь, пожал руку, без конца благодарил и желал им крепкого здоровья.

Церемония прощания с Го Юнем была безлюдной, кроме четырех родственников пришел только один друг Го Юня. Чжан Тун на стойке регистрации заполнил все бумаги для кремации, заплатил ни больше ни меньше, как две тысячи четыреста шестьдесят девять юаней. Го Жуйжэнь выбрал для сына самый дешевый костюм за двести двадцать пять юаней, а еще хотел купить урну для праха. Это будет жилищем сына в мире мертвых, его последним пристанищем. Го Юню больше не придется скитаться с места на место. Старик посмотрел все урны, которые продавались в крематории. Дорогие стоили несколько тысяч, но и за самые дешевые просили больше шести сотен. Старик вздохнул:

– Не нужно, повезем домой в обычном бауле.

В зале для прощаний Лун Шанъин обошла стеклянный гроб, ее поддерживал под локоть Чжан Тун. Го Жуйжэнь надел очки и обошел гроб трижды, ему хотелось рассмотреть каждый сантиметр кожи сына, каждый шрамик.

Будучи даосом, Го Жуйжэнь даже во сне не мог себе представить, что в их семье «седой будет хоронить темноволосого» и ему придется призывать душу сына. Он один встал в ногах сына, вытащил из кармана траурный флажок и помахал им. Помахав флажком, он развернул ладонь тыльной стороной к гробу и словно бы поманил к себе покойного, без конца повторяя нараспев:

– Вставай, вставай, вставай.

После этого, обходя гроб с телом покойного, он начал призывать душу, спев:

– Подземное царство бескрайне и туманно, никто не определит, где тут юг, а где север, а путь в страну мертвых покрыт тайной, лошадь лишь знает, где закоулки, а где главный тракт[21]. А нынче, поскольку Го Юнь преставился, припадаем перед божествами пяти сторон, чтобы всесторонне дело рассмотрели.

Допев этот отрывок, старый даос помахал белым платком и продолжил:

– Вернись, душа, вернись, на востоке нельзя оставаться, Тайхао[22] оседлает гром, покинет восточные пределы, и на восходе все зверье начнет совокупляться, так как же можно Синему владыке доверяться? Иди обратно, о, иди, на востоке нельзя оставаться. Вернись, душа, вернись, и на юге нельзя оставаться, Чжужун[23] на целый день покинет южные пределы, звери с птицами облысеют, на Красного владыку не стоит полагаться, вернись, душа, вернись, на юге нельзя оставаться…

Допев, он трижды поклонился гробу, а потом сказал:

– Покойся с миром! Я отвезу тебя домой, обещаю. При жизни не смог для тебя построить дом, после смерти непременно куплю тебе гроб и по-нормальному похороню. Тебе не придется больше скитаться по свету. Твой дом в уезде Наюн.

Тринадцатого числа в четыре часа дня Го Жуйжэнь и Лун Шанъин после четырех дней в Гуанчжоу сели на поезд К192. Добрые люди помогли им купить билеты до Гуйяна в плацкартный вагон. Они собирались в свою глухую и захолустную деревушку Хуанбаобао, везя прах погибшего в городе сына. А по другой дороге Жэнь Чуань вместе семьей уже ехали на поезде всю ночь, и, когда забрезжил рассвет, Жэнь Чуань, прижимая к себе урну с прахом любимой дочери, вернулся домой, в деревеньку в уезде Сянтань в Хунани. По традиции прах девочки запрещалось заносить в дом, с рассветом нужно было предать его земле, и спозаранку семья матери девочки похоронила ее рядом с могилой дедушки на склоне холма, густо поросшего чайными кустами.

Прах Го Юня положили в обычный клетчатый баул, который Го Жуйжэнь поставил на свою среднюю[24] полку в купе. Он хотел спать в обнимку с сыном. После того как они сели в поезд, Го Жуйжэнь занял нижнюю полку как раз под сумкой. Он размышлял: а села ли душа сына вместе с ними в поезд? Старик боялся, что сынок все еще привязан к городу и не может решиться. Он тихонько прочитал несколько строк из канона и услышал, как в сумке что-то щелкнуло раз, а потом еще один. Он понял, что душа Го Юня рядом, и больше не сомневался. В крематории он призывал его душу, читал заклинания, а сыночек всегда был послушным, всегда делал, как велит отец. Го Жуйжэнь почувствовал поступь сына, забиравшегося на полку, – Го Юнь хотел вернуться с родными в Хуанбаобао. Там его дом, пусть и старый, но теплый, там растет рис и кукуруза, там раскинулись леса и цветут цветы, а еще там на деревьях птичьи гнезда и по лесу вольно гуляют всякие зверушки. Там место, где он родился и вырос. Сын просто не мог не вернуться с отцом, он не станет неприкаянным духом.

Всю дорогу Го Жуйжэнь без конца звал душу сына. Он верил, что сынок не собьется с пути.

Двадцать лет назад уже ставший судьей Чэнь Цзэво должен был председательствовать на суде, где рассматривалось дело о предумышленном убийстве, совершенном мелким торговцем Чэнь Цзэво.

Это дело с самого начала попало в топ новостей, потому что подозреваемый был простым уличным торговцем, а потерпевший – полицейским из городского управления. И записи с камер видеонаблюдения, и свидетели показывали и говорили одно и то же: Чэнь Цзэво торговал на улице без соответствующего разрешения, за что полицейский конфисковал его трехколесный велосипед. Естественно, Чэнь сопротивлялся, ведь велосипед был его кормильцем. Он вцепился в него и не отпускал. Полицейский применил силу, и в поднявшейся суматохе алюминиевая труба ударила Чэнь Цзэво по голове. Конечно же, велосипед все-таки конфисковали. Чэнь несколько раз безрезультатно ходил в городское управление с просьбой вернуть его. В итоге он взял нож, которым обычно чистил фрукты, и, воспользовавшись тем, что практически весь состав управления отсутствовал, неожиданно напал на одного из полицейских. Нож вошел в тело в районе поясницы и проткнул почку; реанимация была бессильна, и полицейский умер. Чэнь Цзэво сдался, не оказав никакого сопротивления.