Принцесса Луиза всегда была желанной гостьей для императрицы. Она ее не любила, но питала к ней какое-то особенное чувство уважения, не была равнодушна к ее мнениям и чувствам; более того, долгое время не видя принцессы, она испытывала какое-то странное чувство пустоты, и тогда императрица рада была малейшему знаку ее внимания. Но в отношениях принца к Луизе, о которых говорил весь Петербург, Мария Феодоровна всецело становилась на сторону мужа, утверждая, вопреки собственному горькому опыту, что в супружеском разладе виновной стороной в конце концов является жена.

— Elle а certainement beaucoup d’esprit, — сказала она однажды своему доверенному секретарю, Григорию Ивановичу Вилламову — mais elle а le défaut d’être très journalière et froide comme la glace. Она могла бы быть счастлива с своим мужем, который исполняет все ее желания, потому что у него любящее сердце, но сама она обладает холодной натурой.

Вилламов, которого императрица считала поклонником принцессы, поспешил выступить ее защитником, прибавив, что его мнение есть мнение всего общества. Рискуя навлечь на себя неудовольствие императрицы, любившей принца, он указал на его легкомысленное поведение и на открытую связь с Клеопатрой Болеславовной.

Императрица заволновалась.

— Это все — внешние обстоятельства, — возразила она. — И в этом виновата сама принцесса. Она могла бы легко уничтожить эту связь и возвратить к себе мужа, если бы дала себе труд об этом позаботиться. Mais elle s’emportait contre lui. Я сама видела: когда он приближался к ней, чтобы приласкать ее, она его отталкивала. Принц ничего от нее не скрывает и говорит ей все, а она молчит.

— Oh, mon Dieu, — продолжал возражать императрице неуступчивый секретарь не любивший быть царедворцем, — je conçois bien que les caresses d’un homme doivent lui répugner lorsqu’elle pense que peut-être cinq minutes plus tôt il en a fait de plus tendres à une autre.

— Oil, cela ne lui fait rien, — заключила Мария Феодоровна этот неприятный для нее разговор.

Она ценила в глубине сердца неуступчивость Вилламова, хотя и называла его «спорщиком».

Но в тот же день она писала принцессе, прося ее «навестить свою старую приятельницу в Павловске и вместе посмотреть на полную луну, озаряющую тихие, зеленые берега Славянки»: императрица рассчитывала, если возможно, при случае, вновь сблизить супругов. Для той же цели был приглашен и принц-супруг.

Когда чрез несколько дней принц и принцесса приехали вместе в Павловск, то встречены были с восторгом и хозяйкой, и всеми ее гостями. Принц, сияющий классическою красотой, очаровал всех милостивым своим обхождением: «любезность, — говорил он своим друзьям, — есть самая дешевая, но, вместе с тем, и самая ценная монета». Его супруга, холодная и спокойная, производила впечатление Психеи своею скромностью и необычайною прелестью. Опытные царедворцы заметили, однако, в ней какую-то новую черту в ее осанке и взгляде: в них выражались твердость и уверенность.

Императрица обняла и поцеловала своих августейших родственников и, смеясь, заметила принцессе:

— Право, вы оба такие милые и юные, будто новобрачные.

— Ваше величество, вы слишком милостивы, — отвечала принцесса, улыбаясь. — Вам известно, что я уже прожила половину срока для серебряной свадьбы, а скоро и совсем буду старухой.

— Нет, chère Louise, уверяю вас, вы неузнаваемы: так вы помолодели, посвежели… Да, я всегда была того мнения, что ваше счастие и ваше здоровье зависит всецело от вас, потому что принц исполняет все ваши желания.

— А мое единственное желание, — возразила принцесса почувствовав укол, — и заключается в том, чтобы не иметь никаких желаний. Принцу это хорошо известно.

«Comme toujours, froide comme la glace», подумала Мария Феодоровна и сказала:

— А мы питаем искреннее желание видеть вас у себя почаще, хотя вы и предпочитаете уединение. Вас нужно приглашать…

— Ваше величество, я с детства была нелюдимкой. В последнее время, когда мы жили в Петергофе, верите ли мне, я целые дни просиживала на морском берегу на камне у Монплезира. Меня нужно было чуть не силою тащить оттуда домой.

— А ваш муж?

— Мы целыми днями иногда не видимся: он так занят войсками и другими своими государственными обязанностями, что едва имеет возможность отдохнуть, — отвечала принцесса равнодушно. — А как хорошо у вашего величества в Павловске! — перешла она к слабому пунктику императрицы. — Всегда отдыхаешь душой в этом маленьком раю.

— Ваш старый павильон в парке всегда в порядке и всегда готов принять свою хозяйку, — любезно отвечала польщенная императрица. — Приезжайте почаще, искренно говорю, я всегда буду рада вас видеть.

— Мой старый павильон? Вы меня поместите туда?

— О, нет, для вас приготовлены парадные комнаты.

— А мы с принцем располагали завтра быть в Царском.

— Как друг, я прошу, а как императрица и тетка — приказываю вам об этом и не думать. Принц — другое дело: у него свои обязанности.

— Вы так добры, ваше величество! Если принц позволит, я с восторгом останусь здесь хотя на целый день, чтобы доказать вам, как я люблю вашу чудную деревушку.

Императрица была восхищена таким добрым настроением этой «глыбы льда» и тотчас распорядилась подать линейки, чтобы ехать целым обществом на ферму пить чай и молоко.

— И вы с нами? — сказала она принцу.

Принц поморщился: «вечно одна и та пастораль!» подумал он, но скрыл свое неудовольствие и с любезной улыбкой сказал:

— Всегда в вашем распоряжении, chère tante.

— Охотница до пикников и детских забав! — сказал он Луизе сквозь зубы, когда все общество очутилось на ферме и занялось истреблением чая и молочных продуктов. — И посмотрите: подчиняясь ей, и важные государственные люди ведут себя, как школьники. Держу пари, что засим нам предложено будет играть в лошадки, кататься на лодке под управлением начальника Павловской флотилии Клокачева и смотреть на луну!

— У каждого свои слабости, — возразила принцесса: — и свое воспитание. Вы бы предпочли игру в солдатики.

Принц покраснел.

— Вы очень злы, — живо ответил он, — но на этой игре основана оборона государства. И Петр Великий этой игрой создал нынешнюю могущественную Россию.

— А Екатерина Великая, — возразила принцесса, — избирала для этой игры других мастеров, и никогда Россия, даже теперь, не была так могущественна, как при ней.

— Вас не переспоришь, Луиза. Но я скажу вам одно: беда, когда во главе армии стоит женщина. Женские слабости, это — источник всякого зла для государства и могут повлечь за собой его гибель. Для армии в особенности нужна твердая мужская рука.

— Я не буду спорить с вами, принц, — сказала Луиза: — тем более, что, принадлежа к женской половине рода человеческого, также имею свои слабости, и теперь… теперь скоро сама буду вынуждена прибегнуть к вашей снисходительности и дружбе…

— Вы… ко мне? — вскричал принц. — О, вы сама всегда были ко мне снисходительны и потому смело рассчитывайте на меня: я буду «ваш верный раб», как писали еще Екатерине наши сановники.

— Быть может, вы не так будете сговорчивы, когда узнаете, в чем дело.

— Я узнаю дело, когда вы мне скажете о нем, — сказал принц, отходя по лесной дорожке к озеру и увлекая с собой принцессу. — Но, Луиза, даю вам слово, что если вы нуждаетесь в моей поддержке, то вы ее получите, чего бы мне это ни стоило. Я знаю, что мы всегда будем друзьями.

— На днях я подвергну вашу дружбу серьезному испытанию, — проговорила тихим голосом принцесса, обдавая супруга недоверчивым взглядом.

— Испытайте, испытайте, — весело сказал принц и поцеловал у жены руку.

Общество, собравшееся у фермы, издали наблюдало всю эту сцену, поразившую всех удивлением. Императрица отыскала взглядом Вилламова и выразительно на него посмотрела. «Общение с природой всегда производит смягчающее впечатление на самого холодного человека и будит в нем лучшие чувства», вспомнились ей слова одного немецкого натурфилософа, которые она заучила наизусть еще в детстве, записав их под диктовку своей гувернантки. Она была в восторге, что ее тайные планы о сближении супругов начинают осуществляться и что начало этому положено ею самою в любимом Павловском парке…