- А что, Лу, много ли у тебя сейчас работы? – как бы между прочим спросил Екро, заметив, как Черный внимательно рассматривает потенциальных врагов. Лу покраснела от удовольствия:

- Хватает, – с гордостью ответила она. – Отец построил еще четыре комнаты и сейчас, когда погода так неопределенна, отбоя от посетителей нет. К нам заходят и путешественники, и дровосеки – переждать непогоду и ночь… Доход стал больше, и этой зимой я куплю себе славную юбку к праздникам!

- Пожалей подружек, Лу! Если на тебе будет еще и новая юбка, то ни на одну из них ни один честный наорг даже и не посмотрит!

- А что, – спросила Лу, – мне показалось, или над лесом летал господин Дракон? Холодновато для полетов! Да и что за дела могут быть у благородного господина так поздно?

- Да, летал, – небрежно ответил наорг. – Наверное, он влюблен, и, как и я, не замечает холода, потому что сердце его греет?

Лу прямо-таки зарделась от смущения, томно опустив глазки и наворачивая на пухлый пальчик прядку золотистых волос.

Тем временем Черный неторопливо набил трубку своим табаком – расторопная Лу принесла ему местный, но он тихонько вывалил его себе в карман, – откинувшись на спинку стула, стал рассматривать посетителей.

Наорги – в основном то были наорги, – все походили на дровосеков или на рудокопов. Дровосеки, подобно нашему наоргу, прицепили к поясу своему топорики – маленькие, с блестящим отполированным острым лезвием, с темными рукоятками с вытравленными на них узорами, и если бы не мозоли на их руках, то я поручился бы, что топоры их бутафорские, подвешенные к поясу для красоты.

====== 3. ОСАДА. ======

Но мозоли были настоящие; как и дрова – тут же, прямо за натертыми красивыми столиками, велась неторопливая торговля, кто-то продавал вязанки отличных дров, кто-то – ценное дерево, раздобытое в самой чаще лесной (о том, как его добывали, рассказчик рассказывал, словно об охоте на редкого и опасного зверя). Рудокопы – а были тут и таковые, и к их поясам были привязаны лопатки, маленькие и блестящие не меньше, а то и побольше, чем топоры дровосеков, – рассчитывались драгоценными камнями и даже мелкими слитками золота – а такой роскоши мог себе позволить далеко не всякий человек! Сами предметы торговли находились на заднем дворе, в сарае – и, держу пари, никуда оттуда они бы не испарились. Жадность жадностью, но чужого наорги не брали. Другими словами, среди наоргов было мало воров. Для этого они слишком любили работать.

И вся эта публика была настоящей; не походила она на членов Ордена! Что Орден? Сборище интриганов; они умели лишь пакостить – пожалуй, все потенциальные воры из наоргов подались в него! – и странно было бы подумать, что Патриарх, оторвавшись от своих важных дел, подняв свой нос из книг, пошел бы и порубил дров, так, для разнообразия чтобы поразвлечься.

- А скажи-ка мне, наорг Екро, – произнес Черный, пуская в потолок кольца дыма, – отчего это твои собратья все свои сокровища побросали в сарае, а свои лопаты и топоры притащили сюда?

- Оттого, мой высокорослый друг, – ехидно ответил наорг, и прозвучали эти слова так, словно он сказал «длинный ты осел», – что истинное сокровище наорга – это не дрова, и не ценные породы деревьев, и даже не драгоценные камни, а тот инструмент, при помощи которого он кормится. Потому наорг оставит в хранилище и золото, и камни, но свою лопату-кормилицу он всегда принесет с собой, и ею он дорожит более всего. Украдут золото – что ж, можно раздобыть еще. Но что делать, коли в пути останешься без кормильца? Худо. Раньше носил я пику – вы, длинные люди, ничего не поняли бы, увидь вы это оружие у меня, но любой наорг понимал, что я не простой копальщик – а вы меж тем поверили, что я кормлюсь тем, что рою подземные ходы!

- Какие сложности! – уважительно произнес Черный. – А что, в таком случае, брат Оавр прицепит к своему поясу?

- Обычно то были предметы, нужные для путешествия. Мешочек с картами, деньгами… кроме того, у него при себе всегда была маленькая, с ладошку, книжица, куда он записывал всяческие наблюдения. С нею он никогда не расставался. Раньше я думал, что он просто любознателен, но теперь…

- Да? Значит, тогда нам было б легко вычислить его. И кто же тогда из них брат Оавр?

Вопрос этот поставил Екро в тупик. А и в самом деле, кто? Все наорги, что присутствовали здесь, красовались с разными инструментами, и не было никого, кто бы носил у пояса просто маленький мешочек.

- Ну, а может ваш Патриарх повесить, скажем, лопату к поясу? – спросил Черный, оставив безуспешные попытки узнать Оавра. Екро скривил презрительно губы:

- Даже я, имеющий не самое высокое место в Ордене, и то постеснялся бы, – надменно ответил он.

- Это оттого, что ты слишком глуп, – парировал я. – В вот Патриарх ваш, судя по всему, не из стеснительных. Вот потому-то он и Патриарх – и найти его мы не можем.

Мало-помалу Черный начал мучительно зевать. Лу, поглядывая на нас вопросительно, ожидала, когда же мы попросим предоставить нам комнату, но Черный отчего-то этого не делал.

- Слушай, – произнес я, когда очередной его зевок вышел очень уж мучительным. – Ты устал… я тоже. Давай оставим наорга на карауле, а сами пойдем поспим хоть пару часов. Не то мы уснем в самый неподходящий момент, и некто, нас интересующий, уйдет.

Черный кивнул явно нехотя. И Лу, повинуясь моему кивку, кинулась готовить нам комнаты.

Снова меня посетило то странное чувство – скорее, предчувствие, – что брат Оавр рядом, и что он смотрит на нас. Не тот ли это наорг, что присел поближе к жарко пылающему камину, погреть свои старые кости? Или тот, что так хитро посматривает на нас, тряся кружку с костями?

За окном небо наливалось темнотой, и становилось все темнее в харчевне; глаза наоргов светились как угли по темным углам, и огоньки в их трубках то разгорались, то гасли.

С лестницы колобком скатилась Лу, оповестив нас, что комната готова. Черный, мучительно потирая сощуренные глаза, нехотя поднялся. Кажется, он уже практически спал, и славная Лу проводила его сочувственным взглядом.

- Ваш друг так устал, – произнесла эта славная девушка. – Да, тяжело путешествовать, когда за окном слякоть и холод!

Только мой несчастный друг, которого так пожалела хозяйка, вдруг странно повел себя, стоило ему оказаться в комнате, отведенной нам под отдых. Зевающий и щурящий свои красные глаза, он вдруг одним прыжком оказался у окна, стоило закрыться двери за Лу, и отдернул занавеску, которой было прикрыто стекло. Зевота его вдруг исчезла, как по мановению волшебной палочки, и глаза он щурить перестал. Конечно, он устал за день, но вовсе не так, как старался показать.

Зачем же он устроил это спектакль?

- Ты что, увидел Патриарха?! – сообразил я, подскочив к нему. Одному богу было известно, что он там хотел разглядеть, в этой непроглядной ночи, в слякотных сумерках, но лично я ничего такого не увидел. Пустой двор, черный и неуютный по-осеннему…

- Конечно, увидел! – Черный тихонько рассмеялся. Казалось, он потешается – то ли над собственной глупостью, то ли над находчивостью Патриарха. – Все, как сказал Екро – мешочек у пояса и книжица… Что должна привязать к поясу хозяйка харчевни, Екро?

- Лу? Ну, не поварешку же!

- А что, храбрый Екро Безъязыкий? И откуда она знает твое недавно приобретенное прозвище – Безъязыкий? Ведь я его тебе дал; и не думаю, что кто-то, из слышавших его, поспешил бы сюда, чтобы рассказать о тебе твоей зазнобе. Ты сам выболтал его на плоту Оавру Быстрому. Почему Лу не удивилась, что ты шепелявишь, и не спросила тебя о порахившем твой язык недуге? Да потому, что она уже слышала твою речь, и знает, отчего ты так говоришь. У Лу на поясе висит мешочек, в который она складывает денежки, и книжечка, в которую она записывает все – в том числе, и кто сколько ей должен.

На лице Екро отразился неподдельный ужас.

- Не может быть! – прошептал он своими толстыми губами. – Красотка Лу! Я всегда с ней заигрывал, и, случалось, щипал её за зад.