Так говорили легенды.

Ур не верил в древние сказания.

Не верил он в Слепого Пророка потому, что точно знал и день, и час, когда родился этот мир.

Он подсмеивался над религиозными людьми, с философским спокойствием переживающими свои горести и радости – о да, это ваш Пророк начертал, а как же!

Но чем дольше он жил в этом мире, чем чаще слышал имя Пророка, тем чаще замечал он странную и пугающую смесь безумия и мудрости в глазах людей, отчего взгляды – в любом конце света, на любом континенте! – были похожи один на другой.

Так, словно смотрел один человек – тысячами глаз одновременно…

И, снова и снова ввязываясь в ненавистные ему религиозные споры, где-нибудь в тавернах, за стаканчиком доброго вина и с трубкой хорошего табака, Ур все чаще видел этот же странный, всепонимающий взгляд, в котором мешались насмешка и нечеловеческая древняя мудрость.

За спором быстро проходило время; заканчивалось вино и табак, и гасли еле рдеющие угли в камине. И когда имя Слепого Пророка звучало уж слишком часто, а язык словно чувствовал на вкус каждую буковку этого священного имени, Уру, не самому впечатлительному человеку в этом мире, начинало казаться, что он слышит смех этого странного божества, а в захмелевших глазах собеседника на миг отражалось космическое древнее пожарище, иссушившее разум Слепого Пророка.

Что это было? Виной ли тому выпитое вино, или же это все же память крови – а Ур как ученый, более склонялся к этой версии, – но лик Пророка всегда проявлялся в чертах любого из чад его, будь то узкоглазый хорь-айк, или эшеб, черный, как обугленная головешка.

И тогда Ур ощущал ужас.

Ему казалось, что это один и то же человек невероятным образом прыгает из тела в тело, и разговаривает с ним, с Уром.

И – смотрит на него…

Ур никому не признавался, но он боялся этих встреч – и сердился на них; порою ему начинало казаться, что Слепой Пророк – это просто человек, один из тех, Кто Пришел, так же, как Черный и Белый, и теперь он прячется среди людей, в толпе. Их много, этих странных пришельцев с бездонными серыми глазами. И они видят его в толпе, среди других людей. Они следят за Уром, улыбаясь, и при встрече с ними ему каждый раз приоткрывается кусочек какого-то сокровенного знания, но он не готов еще его принять и понять, и потому не понимает, о чем говорят эти люди, улыбающиеся такой страшной, одинаковой на всех ухмылкой.

Ур чувствовал, что и сам начинает сходить с ума, разум его растворялся в подозрениях, когда он начинал размышлять о Безумном Боге…

Потом вера в это – не в божество, о, нет! – в то, что Слепой Пророк следит за ним и играет с ним, укрепилась в сознании Ура.

Путешествуя, Ур невольно занялся сбором информации о Слепом Пророке, – тот, наверное, смеялся, тихонько хихикая, потому что заставил упрямца-Ура думать о нем, – и изучил множество книг и легенд; вскоре он знал все, что когда-либо говорил Пророк своим нечаянным собеседникам, сумевшим рассмотреть его в толпе и понять скрытый смысл в его речах. Любой священник позавидовал бы знаниям Ура.

Но всякий раз, при встрече с очередным человеком, из глаз которого, словно из прорезей маски, смотрели глаза Пророка, Ур обязательно слышал одну и туже фразу, которую люди говорили, как житейскую истину, в один голос, на разных языках.

- Чтобы Бог обратил на тебя внимание и помог тебе, ты должен делать что-то, интересное Богу. Делай хоть что-то хорошо – и Бог увидит тебя.

Делай.

Мысли.

Двигайся.

Придумывай.

И тогда Бог увидит тебя.

Ур не понимал, что он должен был сделать, что требовал от него Пророк – а Пророк, кажется, не умел говорить прямо. Божество, которое, кажется, перестали терзать демоны, заинтересовалось им, и Ур ощущал себя букашкой, на пути которой некто складывает палочки, камешки, прочий мусор – просто так, чтобы посмотреть, как она поползет через завалы.

Божество развлекалось; и Ур слышал его смех.

От мыслей этих действительно можно было сойти с ума!

Нет; Ур отказывался верить в Божество! Начало этому миру положили простые смертные.

Но от ощущения, что некто с ним играет, Ур отделаться не мог.

И он решил бросить вызов божеству – или кому бы то ни было!

И в ответ он снова услышал смех.

Как материалист и ученый, обладающий трезвым и холодным разумом, Ур попытался и Слепого Пророка объяснить с понятной ему позиции. Логическое обоснование, такое привычное, такое ясное, почти осязаемое – как колба в руке, как лист на белом пластиковом столе, вырванный из блокнота, исписанный формулами и заметками, – давало иллюзию уверенности, твердой почвы под ногами… Иначе Ур чувствовал себя падающим в хаос, в безумие, в черную бездну…

Нет, нет, не думать об этом!

Все равно не было Божества, Пророка – не было; был кто-то, самый первый, самый гениальный, кто смог это придумать… кто смог из ничего, из обожженных и больных калек создать сверхлюдей.

Ученый; гениальный ученый, который смог создать такую тонкую и сложную структуру, как самовосстанавливающийся организм эшеба, умеющего плавать, подобно дельфину – они до сих пор прекрасные пловцы, – кто смог научить жить регейцев веками, заложив в их тела огромный, почти нескончаемый запас прочности…

Гений, полубезумный гений, которому его жизнь была дорога оттого, что только живые могут мыслить и совершать немыслимые путешествия в страну науки.

Ур слышал краем уха об опытах, – так, прочел от силы пару статей, – которые проводили его собственные соплеменники, по расщеплению разума. Разработки эти были настолько невероятны, почти как фантастика, что большинство ученых смеялись над слухами, говоря, что это не более, чем очередная утопия, высокая мечта. Другие, считающие мультиразум возможным, и относящиеся к этим разработкам весьма серьезно, говорили либо то, что это – просто гениальная находка ученых, либо считали это опасным для общества экспериментом. Ур относился к числу тех, кто не верил в мультиразум… пока не оказался здесь.

Расщепленный, растиражированный разум!

Ученые пытались уже клонировать не тело – это был уже такой же старый трюк, как, например, печение блинов на старой чугунной сковородке, – а то, что было основным в человеке, и делало его – индивидуальностью.

Другими словами, выражаясь высокопарно, ученые пытались отпрепарировать душу. Сознание одного человека расщепить на много-много аналогичных и затем вложить эту информацию в головы многих. Или – сознание одного человека переселить в тело другого… Бывает же так, что тело живо, а разум его уже покинул? Идеальный футляр для того, чей разум жив и остер, а тело – дряхло и немощно…

Если вложить разум одного в головы многих, то получится группа идеальных единомышленников. Кажется, в одной из статей упоминались успешно проведенные опыты; опыт показывал, что разум, изначально идентичный, все же немного изменялся; появлялись черты, не свойственные первоначальному, матричному образцу. Но если рассматривать группу испытуемых в целом, то некая единая мысль их все же объединяла…

Ужасное, кощунственное, жестокое надругательство над самым сокровенным, что только есть у человека!

Так вот Ур полагал, что Слепому Пророку – создателю эшебов и регейцев, – это удалось.

Возможно, он сделал это, когда тело его одряхлело настолько, что он уже был на пороге смерти… А он хотел жить! Все так же безумно, как и тогда, когда, прячась в подземных катакомбах от сжигающих его разум лучей, выстукивал на мертвых камнях стихи и выдуманные им истории, чтобы не сойти с ума от страха и неведения…

Возможно, он сделал это раньше – еще тогда, когда о катастрофе еще и не думали. Возможно, он был просто безумцем, который и остался-то на горящей планете лишь потому, что видел там огромное поле для своих экспериментов. Сходящие с ума от ужаса и радиации люди, много людей – что может быть лучше для его экспериментов по путешествию по телам?! Многие сотни живых футляров, лишенных воли, разума, памяти, желаний…