Собравшиеся было зрители брызнули в разные стороны; никто больше на скары не претендовал. Уж больно странный и страшный был этот зрячий слепой.
Мы вытолкали купчину на улицу, к отвоеванным Черным скарам. Под одним из них и верно лежал обезглавленный труп, и скар словно бы сжимал его своими хищными металлическими лапами.
- Каков подлец, – произнес со смехом Ур. – Тебе разве никогда не говорили, что твоя жадность не доведет тебя до добра?!
Черный, взобравшись в седло скара, невозмутимо натягивал приобретенные нами вещи, ничуть не стесняясь нечаянные зрителей.
- Как раз в пору, – произнес он, притопнув ногой в новом сапоге по поверженному телу.
- Что станем делать с этим? – спросил Ур брезгливо; сдается мне, они были давними знакомыми, эти вор и мошенник, но ни разу мошенник не пытался лишить вора жизни – а иначе как описать то, что он хотел с нами проделать?! Оставить без средства передвижения в голой пустыне – все равно что ноги отрубить.
Черный, натянув чистую льняную нижнюю рубашку, вытер клинок скомканным грязным бельем. Наш молчаливый разбойник почему-то был напуган не меньше незадачливого торговца. Он натянул на голову капюшон и проворно вскарабкался в седло. Обсуждать судьбу этого человека – при наличии парочки обезображенных трупов – он не хотел.
Ур презрительно плюнул в сторону мошенника; трясущиеся жирные щеки наркомана, покрытые болезненной испариной, родили в его сердце брезгливую жалость. Ничтожное, больное существо; этот купец – просто жалкая развалина. Он казался мне пустым изнутри, выеденным червями. Они пожирали его, медленно гася жизнь в его теле, и он знал это, не мог не знать, не мог не чувствовать приближения грубой гнусной грязной смерти, которая заставит его блевать собственными кишками и утопит в его собственной гнилой крови. Жить ему оставалось мало; может, он умер бы еще до того, как мы достигли бы края Чаши.
И все же его неуемная жадность, что была сильнее его немощи, сильнее сжигающий его болезни, шептала ему: убей! Отними! Сделай своим!
Невероятно.
Я надел круглую шапочку на голову и натянул капюшон плаща. Глянул через плечо на трясущегося толстяка – и отвел взгляд. Смотреть на него было неприятно, просто отвратительно. Все равно, что вляпаться рукой в чужой плевок…
- Да черт с ним, – ответил я. – Все равно – сдохнет скоро…
И тут купчина наш, до того трусливо озирающийся, вдруг завизжал не своим голосом и рухнул на колени. Черный даже вздрогнул и уронил новую куртку, ругнувшись.
- Это ты! – визжал купчина, показывая на меня пальцем, выписывающим кренделя в воздухе. – Это ты был! Серый Демон! Я узнал тебя! Двадцать лет назад ты пришел ко мне и оставил свою книгу! Это твои серые глаза! Я не спутаю их ни с какими другими!
Его вопли привлекли внимание людей; попрятавшиеся было от страшного слепца, они снова повысовывались из-за тележек, привлеченные магическим «Серый Демон».
- Что он несет?! – удивился Черный, торопливо натягивая куртку.
Тем временем торчок, этот чертов идиот, выкуривший свои мозги, довольно резво поднялся с колен. Лицо его было абсолютно ненормальным.
- Демоны! – выпалил он, ткнув в нас трясущимся пальцем. – Проклятые демоны! Демоны пришли в Чашу! Они снова принесли смерть! Демоны! Он говорил мне, что они втроем придут за моей душой, и тогда смерть всем в Чаше! Они пришли убивать, серый, черный и красный демоны! Смотрите, люди – это же они! Слепой черный демон – это сама смерть! Все это время я хранил у себя его глаза! А теперь серый демон вернул ему их, и он нас всех увидит!
О том, что он сам задорого продал глаза предполагаемого Черного деона – смерти кому попало, купчина благоразумно смолчал. Молодец, толстый, чо.
Кажется, это была уже истерика пополам с наркотическим бредом; толстяк, воздев руки к сияющему Торну, что-то выкрикнул еще, уж совсем нечленораздельное, и кинулся прочь от нас, расталкивая людей.
- Сероглазый страшный демон! – вопил он. – Демон!
Медленно снял я лук; обезумевший торговец почти потерялся в толпе – люди, встречающиеся ему, останавливались, как вкопанные, и своими телами закрывали его от меня… никто не осмелился бы стрелять, уверенный, что не попадет в нужного человека. Но я словно не видел других. Для меня он был один.
- Серый Демон пришел за тобой, – процедил я, и пустил стрелу.
Я попал; я не мог не попасть, и торговец, взмахнув руками, пузом завалился вперед, взмахнув руками и все еще что-то крича.
- Зачем?! – удивился Черный. Он избавился от грязной черной повязки, и надел свою щегольскую маску. Искусственные блестящие глаза казались настоящими, и взгляд их был зловещ.
- Потом, – коротко бросил я, торопливо вскакивая в седло. – Скорее! Нам надо скрыться! После я все объясню!
Ур ничего не спросил; для него было очевидно, как день, что я теперь главная фигура в этой партии.
Скары проворно перебирали суставчатыми ногами, увлекая нас вглубь высушенной холодом пустыни, и холодный ветер, прилетевший из самых отдаленных глубин черного Космоса, трепал одежду и волосы.
Все молчали – не было лишних вопросов; никто не мешал мне в расчетах – в моих первых расчетах, которые я начал неумело, неловко, медленно, но максимально тщательно.
Итак, исходная точка – я знаю, что я Расчетчик. И могу повернуть дело так, как оно мне вздумается. Надо лишь просчитать пути, которыми пойдет мир, если мы свернем в сторону…
А мы свернем, видит Слепой Пророк!
В книге моей, где я записывал наши с Черным подвиги, наверное уже появилась запись, которую я не делал. Это были инструкции от Айрин, о том, куда следует идти, в точности до дней, до часов, до минут. Она считала и вела нас – как она думала. В суматохе последних дней я позабыл об этом, и наверное, мы уже нарушили не одну, и не две инструкции. Само по себе это было не страшно – теперь я это понимал, потому что знал, что наш поход нарочно затянут во времени, и можно было бы наверстать упущенное. Для Айрин мы были всего лишь испуганными мальчишками, вляпавшимися в неприятности, которые изо всех сил постараются выкарабкаться из гущи событий – а события назревали будь здоров!
Она не разглядела во мне расчетчика; до сей поры я умело маскировался – даже от самого себя, – и покорно шел за Черным, который кидался в любую драку, которая даже могла бы быть его последней. Я искренне полагал, что он своей силой вытянет нас из любой передряги, и совершенно выпускал из виду, что сам, одним своим словом, мог потушить любую из этих передряг.
Она этого не увидела, этот ограниченный – ха-ха! – узкоспециализированный расчетчик.
Поэтому она нас вела так, как хотелось ей, и к той цели, что она сама преследовала, думая, что мы пойдем и встанем, важный, но крохотный винтик в машину, в самое нужное место – но нужна ли эта цель нам?
Вопросы, вопросы, и ни единого ответа…
Из слов купца я понял, что я – именно я! – неоднократно стану посещать Чашу, прыгая во времени, и всякий раз стану уводить с собой человека, мешающего моим планам. Убивать? Нет; вряд ли. Скорее, я стану расставлять их на те места, что сам им изберу. Стану раскидывать их по пространству и времени, чтобы они никогда не встретились – или встретились, но не здесь и не сейчас.
Для себя я оставлю эту новую книгу с инструкциями – я еще не знал, что они означают, но это меня беспокоило мало. Придет время – и я разгадаю их. Одну уже разгадал – «Не слушай подсказок; слушай лишь себя». Это означало, что я не должен следовать инструкциям Айрин. Для такого поведения должна быть веская причина, очень веская! Книгу с её записями я закрыл на замок и убрал подальше; сейчас читать её небезопасно; когда-нибудь потом, когда мы выйдем отсюда, и все это станет неважным… когда-нибудь…
- Куда? – спросил Ур когда мы отъехали на достаточное расстояние от поселения людей. Людей… Ха! Я рассмеялся своим мыслям, и сам удивился, какой странный и злой смех у меня вышел. Словно Серый демон смеялся. Серый демон… бррр! В голове моей началось смешиваться все, сливаться воедино то, что уже произошло и чему только предстояло случиться. Наверное, я много повидаю и узнаю, если знания эти сделают меня циничнее, а сердце – беспощаднее и жестче, и я стану смотреть на людей пугающим их взглядом, и обещать им такие вещи, от которых они начнут медленно убивать себя – лишь бы я не добрался до них своими беспощадными злыми руками.
